Где политика и где мода? Рядом.
Моды одновременно изменчивы и по-своему цикличны. Когда-то многое, если не все из того, что было в Советском Союзе, модно было считать «совком» и ставить на этом точку. Так было проще вживаться в новую жизнь. Хотя, без сомнения, в советской истории много героических страниц и великих достижений. В апреле 2005 года Владимир Путин назвал распад СССР «крупнейшей геополитической катастрофой» двадцатого века. Политическая мода стала быстро разворачиваться. Сейчас модно клеймить «либералов», а точнее — все, что восходит к началу становления нового российского государства, к революционным преобразованиям, которые произошли в нашей стране в самом начале 1990-х. Теперь то, что происходило тогда, модно если и признавать революцией, то исключительно «цветной», то есть заговором против СССР, конечно, вдохновленным ЦРУ. Майданом, одним словом.
Подобные волны моды типичны. Люди, успевшие пожить в Советском Союзе, помнят, что там всегда, после того как политические анекдоты перестали квалифицироваться как преступление, было модным острое вышучивание властей, потом появилась осознанная и все более системная критика — на этом выросло знаменитое поколение «шестидесятников», многих ярчайших представителей которого прошлая мода поднимала на пьедестал властителей дум, а нынешняя низводит до «национал-предателей».
В России модно жить с непредсказуемым прошлым.
Недооценивать политическую моду никак не следует. Мода — сила вполне материальная. Тем более что сегодня ее питает геополитический кризис, в котором находятся отношения России со странами Запада.
Политические моды представлены в различных дефиле. Я выбираю политику экономическую.
В России активно и вовсе не только на уровне специалистов ведется дискуссия о том, надо ли менять экономическую политику. Думские выборы ее только разогрели.
Это давняя дискуссия. Если не углубляться в историю, то сегодня ее суть — ответ на вопрос: надо ли продолжать делать основную ставку на борьбу с дефицитом бюджета и с инфляцией или же следует, не полагаясь на грядущий рост инвестиций, прежде всего частных, которого можно и не дождаться, реализовывать в первую очередь масштабные инвестиционные проекты за счет госсредств и госкомпаний прямо сейчас?
Те, кто в общественном российском мнении считаются либералами, не верят в эффективность госинвестиций, считая, что они уводят в сторону от магистрального движения к последовательно рыночной экономике. К тому же госинвестиции с точки зрения «либерала» — это каждый раз новый ящик Пандоры с гидрой коррупции и неэффективного использования ресурсов.
На другом полюсе — сторонники коренной ломки нынешней экономической модели и замены ее откровенно государственно-эмиссионной, приближающейся к мобилизационной. В первых рядах Сергей Глазьев и во многом опирающийся на его экономические воззрения Борис Титов, чья концепция отличается от глазьевской более скромными масштабами предлагаемой эмиссии и попыткой (шансов на успех у которой, однако, немного) избежать неминуемо сопутствующего этому выбору ужесточения административного регулирования валютного рынка, банковского сектора, инвестиционного процесса, госзаказа. Есть и те, чьи позиции более умерены, как, например, Андрей Клепач, он призывает государство занять более активную инвестиционную позицию и отойти от фетишизма сокращения бюджетного дефицита.
Сторонники «прорывной» экономической политики, которую они противопоставляли «бухгалтерской» логике, которой якобы руководствовался финансовый блок правительства, были активны с начала 2000-х, они опирались на поддержку Владислава Суркова, когда он был главным кремлевским идеологом. Но они не достигли своих целей в совершенно иной ситуации федерального бюджета.
Каковы результаты противостояния «государственников» и «либералов»? Одни в фаворе политической моды, другие безнадежно из моды вышли. Отражением этого является и резко возросший градус противостояния. Характерный пример: когда последний раз оппоненты столкнулись на публике — а это произошло на недавнем сочинском инвестиционном форуме, где Алексею Кудрину противостояли Борис Титов и Андрей Клепач, — то даже по телевизионной картинке было видно, что конфликт из профессионального уже прочно перерос в личностный. Комментаторы на канале, где форум был показан в прямом эфире, отмечали, что в момент выступления Кудрина Титов не отрывался от своего смартфона, всячески демонстрируя невнимание к тому, что говорил экс-министр финансов.
А что же сама экономика? Она остается в положении «околоноля» (так, кстати, называется пьеса, авторство которой приписывается Владиславу Суркову, но она совсем не об экономике). Но ВВП все-таки поднимается от отрицательных значений к нолю быстрее, чем предполагалось раньше. Показатель общего тренда — очередной прогноз мировой экономики, 4 октября представленный МВФ. О России в нем говорится: в 2016 году падение экономики продолжится, но не на 1,8%, как было в апреле, а на 0,8%. А дальше — начало роста.
Подведем промежуточный итог расклада сил между «либералами» и «государственниками». На стороне первых тот факт, что острая фаза экономического кризиса пройдена, «государственники» в этом смысле опоздали, но на их стороне политическая мода. И ее неотъемлемая часть — главенствующая идеология.
Задача: чем руководствоваться, принимая кардинальное политическое решение о будущей экономической политике?
Есть знаменитый китайский опыт, китайским реформаторам удалось с большим успехом совместить в экономике государство и рынок. Как они добились успеха?
Дэн Сяопин ничего не изобретал. Он сумел реализовать в Китае то, что начиналось в советской России как Новая экономическая политика. В СССР она была свернута, и последующие попытки, например косыгинская реформа, так и не сумели наверстать упущенное. Китай же свою Новую экономическую политику реализовал. Во-первых, потому что геополитический груз, давивший на СССР, был несопоставим с китайским. Во-вторых, и это почти столь же важно, потому что Дэн Сяопин сумел вывести реформы из-под давления идеологической инквизиции. Его простенькая фраза: «Не важно, какого цвета кошка; важно, чтобы она ловила мышей» — ключ успеха реформ.
Обращение к китайскому опыту — это подсказка. Если главное не идеология, не либерализм и не исторические традиции государственничества, а результат, то в принципе можно разрушить стену между лагерями политиков от экономики. Сами они с этой задачей не справятся, а вот президенту она по плечу.
О чем конкретно идет речь? Конечно, не о том, чтобы Кудрин рука об руку с Глазьевым написали общую программу. Они точно не Ильф и Петров. Но компромисс, как ни странно, возможен. Точки соприкосновения предлагает даже МВФ. Одна из его рекомендаций, 4 октября адресованная России, состоит в том, что ЦБ следует продолжить смягчение денежно-кредитной политики для перехода экономики от рецессии к росту. Ужесточать монетарную политику не стоит и когда подъем возобновится, считают в фонде.
Более зримые очертания компромисса были предложены Кудриным в Сочи, как раз в тот момент, когда Титов его демонстративно игнорировал. Компромисс такой: предлагается движение сразу по двум направлениям. Приоритет со стороны институциональных реформ — укрепление независимости суда, включая его высвобождение из кадровых объятий президентской администрации, которая активно влияет на формирование высших эшелонов судейского корпуса. Приоритет со стороны инвестиционного разогрева оживления экономики — реализация при ключевой роли госинвестиций инфраструктурных проектов.
Замечу: к госинвестициям можно относиться по-разному, но глупо игнорировать, что российская экономика огосударствлена минимум на 60%. Напомню, Алексей Улюкаев в свое время предлагал 100% средств Фонда национального благосостояния пустить на инвестиции именно инфраструктурных проектов. Выбор достаточно внятен: улучшение инфраструктуры привлечет новые инвестиции, включая частные, сам же частник за такие проекты не возьмется из-за проблем с их окупаемостью.
А независимый суд, беспристрастности которого доверяли бы все участники процесса, и вовсе в интересах всех граждан России.
Всем был бы замечателен предлагаемый сдвоенный прогресс, если бы не одно «но». Это острота бюджетных проблем и горячие лоббистские схватки вокруг приоритетов бюджетных расходов, в которых главная борьба разворачивается между социальными и военными расходами, а все расходы, которые относятся к поддержке экономики, идут под нож. Денег на крупные инфраструктурные проекты не остается.
Если госинвестиций найти так и не удастся, мы перед разбитым корытом. Или — эмиссия и передел экономики по-глазьевски, возможно, с поправками по-титовски. И практически нерешаемая задача строительства будущего с головой, повернутой в прошлое, что рано иди поздно обязательно приведет и к смене политической моды. Или — прежняя ставка на финансовую стабильность, при очень неспешном оживлении. И продолжающееся давление политической моды.
