Американцы — «заклятые друзья» и России, и Ирана — отреагировали на эту новость очень болезненно. И это легко поддается объяснению. В 1946 году именно жесткая реакция США и других западных стран не позволила Сталину осуществить задуманное и прижать к ногтю шаха Ирана. А в 1953-м американцы по наущению англичан устроили в Иране государственный переворот и свергли правительство пытавшегося проводить независимую линию премьер-министра Мохаммеда Мосаддыка. С тех самых пор и до момента исламской революции в Иране в 1979 году эта страна считалась главным форпостом США на Ближнем Востоке. Американцы всячески поддерживали режим шаха и вооружили его армию самым современным оружием. Но даже во времена теснейшего американо-иранского альянса Вашингтону так и не удалось получить согласие шаха на размещение своих войск на его территории. Американское военное присутствие в Иране ограничивалось многочисленными советниками и станциями электронного слежения на границе с Советским Союзом. Дать американцам что-то большее Ирану не позволило обостренное чувство национальной гордости.
Тот факт, что сейчас в Иране появились российские военные самолеты, является для Америки в эмоциональном плане крайне неприятным. Мол, у Путина играючи получилось то, чего мы не могли добиться в течение нескольких десятилетий.
Все это накладывается на общий «комплекс Ирана», от которого никак не может избавиться внешнеполитическая элита США. Иран в глазах американских политиков — это синоним слова «унижение». В Вашингтоне прекрасно помнят о том, как на стыке 70-х и 80-х годов близкие к иранским властям «революционные студенты» в течение нескольких лет удерживали в заложниках сотрудников посольства США, и президент США Картер ничего с этим не мог поделать. Не забыли в Вашингтоне и о более свежей обиде. Организованное тринадцать лет тому назад президентом Бушем американское вторжение в Ирак спустя несколько лет привело к тому, что правительство этой страны оказалось под фактическим иранским контролем.
Поэтому если сконцентрироваться на психологической стороне вопроса, то можно констатировать: Путину в очередной раз удалось нанести удар по американскому самолюбию. Но международная политика состоит не только и не столько из войны самолюбий. И исходя из этого я не стал бы трактовать появление в Иране наших военных самолетов как однозначную внешнеполитическую победу России.
Речь, как мне кажется, идет о техническом способе достижения победы там, где она остро нужна и России, и Ирану, — в Сирии. В силу разных и совсем не совпадающих причин Москва и Тегеран питают перспективу крушения в Сирии режима Асада угрозой своим интересам. Сейчас этот режим снова зашатался. И Россия с Ираном делают все, чтобы подставить ему свое плечо. Временное расквартирование российских бомбардировщиков на иранской территории облегчает эту задачу. Вот и весь секрет их появления.
Мы не стали свидетелями рождения стратегического российско-иранского союза. Мы стали свидетелями совпадения российских и иранских интересов на данном конкретном витке в международной политике. Это, конечно, не означает, что у российско-иранского сотрудничества нет перспектив расширения и углубления. Но это углубление должно иметь свои четкие границы — границы соответствия российским интересам. Ведь Иран — это самодостаточная держава, которая привыкла нести собственный груз. Некоторые элементы этой игры нам на руку. Некоторые — совсем нет. Например, Иран очень долго хотел (и, возможно, по-прежнему хочет) заполучить ядерное оружие. Нам это категорически невыгодно. Есть и другие сферы, где между нами были, есть и будут серьезные противоречия.
Сейчас все это, конечно, отступает на задний план. У нас общая срочная задача — в очередной раз «спасти рядового Асада». Однако наши лидеры всегда должны держать в голове: Иран для России не столько друг и союзник, сколько временный попутчик. Хотя, конечно, приятно, что наши дороги сошлись. Хотелось бы, чтобы они продолжали совпадать как можно дольше.
