Как известно, тюрьмой народов В.И.Ленин назвал царскую Россию, но, как показала наша новейшая история, империя конструировала для своих национальных окраин более продуманную и эффективную стратегию интеграции. Метрополии нужна была лояльность национальных провинций, и она получала ее мощным цивилизационным воздействием. Аналогичная задача в новых исторических обстоятельствах возникла сегодня — формирование общероссийской солидарности и гражданской идентичности, о чем неоднократно, начиная с базовой статьи по национальному вопросу 2012 года, говорил Президент России. Но до сих пор сформулированные в статье тезисы так и не воплотились в реальные идеологические проекты. Странно, что произнесенные Путиным слова о «великой миссии русских скреплять цивилизацию, скреплять в такой тип государства-цивилизации, где нет нацменов», получили столь убогое практическое воплощение. Между Северо-Кавказским регионом и центром образовался информационный, социокультурный и гуманитарный вакуум, и пока пустота не будет полнокровно заполнена, мифология и дезинформация о регионе все больше обособляют его от остальной России. Русский мир как цивилизационный проект покидает Кавказские горы.
Как быстро сдулась недавняя советская дружба народов! А еще 100 лет назад на Кавказе работал мощный плавильный котел Российской империи, которой за каких-то 50 лет с момента окончания Кавказской войны в 1864 г. удалось создать пророссийскую военную аристократию и национальную интеллектуальную элиту, о чем свидетельствует участие кавказцев в Русско-японской и Первой мировой войне, история «Дикой дивизии», когда дети вчерашних противников шли защищать престол общего Отечества.
Но траектория будущего катастрофически обрушилась. Революция 1917 года стала потрясением не только для самой России, но и для кавказского мира. Последующая эмиграция кавказцев вместе с русской белой гвардией вынесла за пределы отчизны пассионарный слой интеллектуальной элиты, взращенной империей. Работая с личными архивами кавказской белой гвардии, мы обнаружили очень любопытную особенность умонастроения большей части кавказской эмиграции: стойкую приверженность монархической идее. Оказавшись за пределами родины, они продолжали оставаться российскими имперцами. И хотя взгляды кавказской эмиграции на будущее региона в составе советской России были неоднозначны — от идеи полной независимости Кавказа до конфедерации в составе России — даже это разделение позиций существовало в контексте горско-казачьей солидарности. Всех их объединяли совместное прошлое в кадетских корпусах, учеба в российских университетах, военная служба. Там, за границей, русские, казаки, горцы — они оставались подданными одного Отечества.
Какой мощный идеологический ресурс содержит для конструкторов современной национальной политики эта тема! Все, что нужно знать о Северном Кавказе, чтобы понять его специфику, уже сформулировано в русской истории, особенно в XIX веке, когда Россия буквально на ощупь осваивала регион, открывая возможность для его колонизации.
Рецепты империи крайне полезны сегодня для России демократической, если ей не надоел излюбленный русский аттракцион с граблями. «Нужен ли Кавказ для будущего блага России или нет. Сообразно решению этого вопроса следует одно из двух: или употребить на этот край усиленные средства, или бросить его навсегда», — так в июне 1857 года писал кавказский наместник (читай — полпред) А.И.Барятинский брату царя, великому князю Константину Николаевичу. Через два года в августе 1859-го в дагестанском ауле Гуниб будет пленен создатель имамата Шамиль. Но чтобы это произошло, два года были насыщены решительными действиями.
Проблема кадров для Кавказа была особой заботой Санкт-Петербурга. Бывало не без кадровых проколов, но в основном люди на Кавказ посылались образованные и компетентные.
Стоит внимательно прислушаться к тем имперским первопроходцам, которые за 20 лет до окончания Кавказской войны начали формирование политической и социально-экономической системы, привлекательной для местного населения. В 1844 году по поручению главы военного министерства А.И.Чернышева чиновники объезжали Кавказ в поисках мирных путей покорения региона. «Надо, чтобы кавказец находил для себя столько же пользы принадлежать нам, сколько мы в его удержании, — отмечал в своих записках флигель-адъютант князь Гагарин, — чем более созерцал я восхитительную природу Кавказа, тем более его статные жители казались мне храбрыми, сметливыми и покорными, тем преступнее и ненавистнее казалось мне незаконное управление ими». Кто-нибудь из современных «архитекторов» всевозможных стратегий хоть раз усомнился в собственной недееспособности, проанализировав публично причины их провала без списания на «неистребимое кавказское воровство»? И уж тем более, до сих пор не нашлось среди больших чиновников смельчака, который бы с честностью князя Гагарина произнес: «Народы, прежде вполне нам преданные, питают к нам лишь чувство тайной ненависти, или презрение, или непреодолимую недоверчивость».
С тех пор мало что изменилось, разве что политический антураж, но полное ощущение, будто история откручивает пленку назад. Мы перестали конструировать совместное будущее, а значит, неизбежен поиск новой модели национального бытия. Заниматься этим будет поколение, рожденное в 1990-х. Этой будущей российской элите неведом плавильный проект советской эпохи (не менее имперский), символом которой был Академический ансамбль Моисеева. Ему на смену пришел кордебалет, но без солистов остался не только народный танец, нынче многие на подтанцовках. Советская империя культивировала типажи, «суверенная демократия» — бренды. Мощная русская актриса Римма Маркова из «Бабьего царства» переместилась ведьмой в «Ночной дозор». Из публичного пространства исчезли лики, лица, личности. Все больше суетятся статисты — морды и мордашки. Вместо Слова — вербальная некрофилия. Это не значит, что мысль умерла в России, слава Богу, она пульсирует на ее просторах, вытесненная на периферию и в узко-научные ниши.
Цивилизацию «Россия» представляет небольшая группка назначенцев — позолоченный бомонд. Русская культура больше не производит скрепляющих смыслов. Не слышно интеллектуалов-посредников между национальными мирами, культурами и социумами. Исчезает тип русского человека, который точно определил писатель Василий Аксенов: «Русский — тот, кто участвует в кровообращении России».
Нет ни одной политической партии, идеология и практика которой соответствовали бы современной кавказской ситуации. Мы заблудились между «особым путем» и «суверенно-консервативной демократией». Ни в том, ни в другом проекте место Северного Кавказа не обозначено. Для святорусских патриотов Изборского клуба и державных либералов Валдайского регион не является полноценным субъектом политики. Для тех и других северокавказцы — недоросли российской демократии. Что там Жириновский со своим предложением окружить Кавказ колючей проволокой и запретить всем рожать — это осознанная клоунада. Основной пафос либеральной аналитики сводится к утверждению, что феодальный Кавказ к модернизации не способен, разве что по шариату, да и федеральная власть делает ставку на кланы и традиционализм. Об этом недавно сообщили аналитики кудринского Комитета гражданских инициатив.
Очевидно, что северокавказское общество оказалось в жерновах двух политико-цивилизационных проектов — идеологически высокомерного, экономически агрессивного неолиберализма и державного патриотизма почвенников. Как же среагирует Северный Кавказ на возможное ослабление всех основных функций российского государства? Просчитана ли реакция региона на вполне реальный коллапс политико-управленческой модели России? Не в традициях горской культуры демонстрация собственной экономической несостоятельности, не стоит ждать от горца классического «бунта голодных животов». Гораздо трагичнее для северокавказцев бесправие и униженность, подавленный дух, потеря лица…
Северный Кавказ — это локальная горская аграрная цивилизация со всеми вытекающими отсюда социокультурными параметрами. В горах нет подданных, а есть сообщества свободных граждан, где в традициях был плебисцит, где мужчина обязан был доказывать свою самодостаточность, где женщина была защищена общественными институтами, где личная свобода была высшей ценностью. На Кавказе была своя агора, пульсирующая гражданской жизнью. Законодательно прописанное на европейском континенте право граждан на сопротивление деспотии в Кавказских горах было освящено адатами, ментальностью и традицией. Северокавказская горская цивилизация — прообраз современного гражданского общества, поэтому гражданская спячка в регионе — вредоносная иллюзия!
Хочу назад, в «тюрьму народов»! Странное желание для черкешенки, прекрасно знающей трагическую страницу истории своего народа. Да, империя всегда приносит завоеванным свои «сюрпризы». Но в оценках истории и геополитики необходим разумный баланс разума и сердца. Большая страна всегда нуждается в больших людях, она подтягивает их до масштаба своих задач, и тогда на национальную идею работают «народы, распри позабыв». И если бы Россия внятно определила свое место в глобальной иерархии стран и народов, когда третье тысячелетие радикально меняет облик мира, Кавказ обрел бы респектабельную нишу внутри страны как уникальный, не потерявший самоидентификации регион, где мощные корни традиций еще крепко держат ствол национального характера.
Цивилизационный разрыв между кавказской и русской культурами очевиден, и это не нагнетание темы, а абсолютная реальность, с годами находящая все большее подкрепление в поколении 20–30-летних. Кинофестиваль «Кунаки», который занимается межнациональной проблематикой и проходит под девизом «Разные лица — одна судьба», уже 10 лет средствами кинематографии собирает в единый образ многоликую Россию. В этом году, когда мы показывали в Доме национальностей в Москве фильмы-лауреаты из разных уголков страны, в последующей дискуссии из уст молодых прозвучало: «Мы все разные, и вместе нам не сойтись. Мы люди разных цивилизаций, русской и кавказской. Нам просто надо научиться жить вместе». Пожалуй, впервые так резко были произнесены эти слова вполне состоявшимися молодыми людьми, занимающие свои ниши в столице. В их словах не было агрессии, а только попытка понять, как жить вместе. И на этот вопрос придется отвечать как можно скорее.
