Верховный лидер Ирана аятолла Али Хаменеи заявил, что будущее его страны связано, скорее, с ракетными испытаниями, чем с переговорным процессом. Тех, кто выступает за диалог с международным сообществом, он назвал «невеждами и предателями». О том, чего действительно хочет Иран и что грозит ему за ракетную программу, «МК» рассказал старший научный сотрудник Института востоковедения РАН, профессор Владимир Сажин.
– С чем связан запуск баллистических ракет в Иране?
– Иран вышел из-под санкций, но ядерная программа была всегда его национальной идеей. Сейчас она сокращена, и иранским идеологам, как я понимаю, требуется новая национальная идея. Ракетная программа очень хороший повод для того, чтобы создать такую идею. В военном плане, безусловно, Иран имеет практически весь набор ракет – начиная от тактических и заканчивая баллистическими ракетами дальностью действия до двух тысяч километров. Конечно, они развивают разработки. Здесь есть такая штука: ракеты дальностью свыше тысячи километров уже сами по себе являются потенциальными носителями оружия массового поражения, потому что они очень дорогие по себестоимости, и нагружать боеголовку этой ракеты фугасными или осколочными взрывными устройствами просто смешно. Представьте, что эта дорогостоящая ракета на полторы тысячи километров уничтожит только половину дома или один командный пункт. Конечно, как считают военные специалисты, эти ракеты с тысячей километров дальности совершенно неэффективны с военной точки зрения. Когда говорят о таких ракетах, имеется в виду оснащение их боеголовок оружием массового уничтожения. Это, конечно, вызывает определенное беспокойство.
– Прежде всего у Израиля.
– Само собой. Уже сейчас эти ракеты – «Qadr H» и «Qadr F» – способны достигать территории Израиля. Еще раз повторяю: в обычном снаряжении это бесполезно. Тем более это дорогие ракеты. Это, безусловно, осложняет ситуацию вокруг Ирана, но сейчас рано об этом говорить. Создание боеголовки с ядерным оснащением или с оснащением оружием массового поражения занимает много времени. Я просто приведу пример. Пакистан произвел свой подземный ядерный взрыв именно ядерного устройства, которое было размером с небольшой грузовик. Этот «грузовик» запихнуть в боеголовку – это довольно сложная процедура. Пакистану понадобилось десять лет, чтобы сделать это. У них были ядерные устройства, но головку они сделали только через десять лет. Это довольно сложная техническая и технологическая проблема.
Говорить сегодня о том, что Иран готов сделать эту боеголовку, не имея ядерного устройства, сложно. Есть еще один момент. Иран не закрыл свою ядерную программу – он ее перенес на десять лет, и что будет через десять лет – это может знать только Аллах. Конечно, у них сохранится и инфраструктура, и научный потенциал для того, чтобы, когда закончится действие Совместного всеобъемлющего плана действий (СВПД) ядерного соглашения, они уже открыто будут продолжать и возобновлять ядерные исследования во всей своей многообразности. Такой акцент на ракетные технологии, конечно, беспокоит многих. Не думаю, что сейчас будут какие-то особые санкции против Ирана. Американцы уже думают над этой проблемой. Конгресс заявил, что надо вводить определенные санкции. Кандидаты в президенты США сказали, что Иран надо наказать за эти ракетные испытания. Здесь есть такой момент: в тексте Совместного всеобъемлющего плана действий ни слова не сказано о ракетах. Переговоры в основном шли о ядерных вопросах, и смешивать с ними еще ракеты, было бы неправильно. По ракетам никаких переговоров не было. Здесь иранцы свободны. С другой сторон, резолюция №2231, которая узаконивает СВПД, имеет добавление, что международное сообщество должно делать, чтобы проверять деятельность Ирана во всех направлениях. Там есть один абзац, где сказано насчет ракет. Совет безопасности просто требует от Ирана воздержаться от развития ракетных технологий хотя бы на 8 лет. Ему запрещено поставлять ракеты и ракетные технология другими странами, поэтому с этими ракетами Иран не нарушает ядерные соглашения. Не могу сказать, что он нарушает резолюцию, но в этом случае он действует не в рамках этих резолюций. Есть еще внутриполитический момент. Прошли выборы.
– В парламент…
– Да, и, условно говоря, либеральные реформаторы одержали победу. Конечно, это вызвало недовольство их оппонентов, то есть, как я называю их, фундаменталистов. Стержнем фундаменталистского блока в Иране является Корпус стражей Исламской революции (КСИР). Это военизированная организация, которая является частью вооруженных сил Ирана, но которая в то же время имеет много функций, выходящих за рамки чисто военные, чисто политические и чисто идеологические. В последнее время Корпус стал просто-напросто экономическим субъектом. Очень многие отрасли экономики находятся под эгидой КСИР, контролируется КСИР. Это многие отрасли производства вооружения и боевой техники, в том числе ракетная составляющая. Думаю, эти учения и запуск ракет на 1400 км – это ответ КСИР на ту победу, которую одержали реформаторы. Внутренний ответ.
– То есть партия реформаторов очень слаба в Иране?
– Партии нет. Это такое направление, потому что они тоже состоят из многих фракций, многих крыльев – начиная от самых радикальных до умеренных. Это не единая структура. Я не могу сказать, что они слабее. Если бы они были слабее, они бы не выиграли выборы. С другой стороны, конечно, многие экономические рычаги не в их руках. Здесь сложно сказать. Если подводить итог, то в этих испытаниях очень много аспектов. Должен сказать, что немного имидж Ирана померк в связи с этими испытаниями. Все надеялись, что Иран будет активно сотрудничать с международным сообществом в том, чтобы снять проблемы, которые у него есть и были, но выходит, что он еще брыкается.
– Можно ли спрогнозировать, что еще одним шагом КСИР станет шаг по сирийскому направлению – более высокая военная активность, к примеру?
– Вполне может быть. Поступили сведения, но я не могу судить об их точности... Вы знаете, что недавно была информация, что Иран собирается выводить из Сирии 2500 своих военнослужащих. Сейчас поступают сообщения, что Иран отказывается от вывода и усиливает присутствие. Там в основном задействованы КСИР, поэтому вполне возможна активизация Ирана именно на сирийском направлении.
– И в то же время он участвует в переговорном процессе по Сирии…
– Безусловно. Если говорить об Иране в Сирии, то можно сказать, что Россия и Иран имеют в тактическом плане сходные позиции в какой-то степени – это поддержать нынешнее руководство в Дамаске, но дальше начинаются довольно большие расхождения. Об этом сказал президент Роухани, что у Ирана с Россией есть расхождения и они не будут поддерживать все, что делает Россия в Сирии. В чем дело? Дело в том, что Ирану необходим шиитский пояс, начиная от Афганистана и заканчивая Ливаном. Этот пояс дает ему возможность контролировать ситуацию на Ближнем и Среднем Востоке, в том числе и монархии Персидского залива, где довольно сильны шиитские общины, которые Тегеран поддерживает. Важно также влияние Ирана на ситуацию вокруг палестинско-израильского конфликта. Иран оказывал иногда непосредственное, иногда опосредованное влияние на это, но без Сирии вся схема для Ирана рушится. Они, конечно, выступают за личность Асада, потому что среди алавитов не видно другого лидера. Москве же, как я понимаю, достаточно любого правительства, которое бы уважало и признавало интересы России не только в Сирии, но и на Ближнем и Среднем Востоке. Россия именно за личность Асада не держится. Здесь есть определенные расхождения, и в стратегическом видении ситуации Россия и Иран расходятся.
– Сообщения о том, что Иран отказывается замораживать добычу нефти также свидетельствуют о некой многоаспектной проблеме страны?
– Здесь я должен сказать, что по большому счету Иран прав. ОПЕК и Россия собираются замораживать добычу нефти на уровне января. Иран до санкций производил 4,2 млн баррелей в сутки нефти, из них больше 2 млн экспортировались в то время. В самый плохой период иранцы производили всего 700 тыс баррелей, а так, в среднем – 1,7 млн. На таком уровне останавливать добычу им совершенно невыгодно. Еще один момент – Ирану необходимо удержать партнеров и расширить их сеть. Есть доля справедливости в том, что требует Иран. Он требует, чтобы ему дали дойти до 4 млн баррелей – то есть дали достичь досанкционного уровня, а потом они готовы заморозить добычу. Они продают нефть по многим направлениям, многим странам и многим клиентам даже по сниженным ценам, чтобы расширить их число. То же самое делает Саудовская Аравия, но она ни не подвергалась санкциям, поэтому она может говорить о заморозке на том же уровне.
