Помидорами, как мы успели выучить, Турция не отделается. Не отделается она и солью, фруктами, цветами, деталями для стиральных машин, холодильниками, сырьем для эмалированной посуды, пляжами — всем тем, чего нам теперь официально или неофициально нельзя пользоваться, равно как и видеть на заводах, в магазинах и квартирах.
Меня часто спрашивают: хорошо, но как же нам тогда отомстить коварным османам, вонзившим в спину беззащитному бомбардировщику свой кривой ятаган? Я обещал ответить на этот вопрос — и теперь, собственно, отвечаю.
Сразу вспомним: вся наша спина уже утыкана разным оружием, от турецких ятаганов до американских «Томагавков». Но на время этой статьи забудем о том, что не так что-то с этой спиной: допустим, кругом на самом деле враги — и нужно как-то отвечать. Вопрос — как?
Во-первых, слово «месть» в политике — все равно что кредитный договор в семейной жизни. Страны не люди. Они не мстят друг другу, не оскорбляют, не унижают и прочим образом не проявляют эмоций. Страна — это столь большая совокупность людей, географии и истории, что бытовые эмоции, кухонные дрязги к ней не применимы. Иван Иванович может обозвать гусаком Ивана Никифоровича, но условная Россия от условной Турция, Латвии или Украина последние новости отвернуться, уехать, со скандалом собрав вещи, не сможет.
Значит, договорились: всю нашу нынешнюю риторику про предательство, удары в спину и прочую страшную месть мы оставим для телевизора, а тут поговорим спокойно.
Если ситуация дошла до вооруженного конфликта, значит, ошибки были допущены гораздо раньше. И не только коварным агрессором, но и дипломатией той страны, на которую напали. Чего-то дипломаты не предусмотрели, раз не смогли предотвратить. Давайте разбираться.
Существует такое прекрасное понятие: «мягкая сила». Термин появился сравнительно недавно, всего четверть века назад в книге политолога Джозефа Ная. Но это только термин, а политика такого рода известна давным-давно. «Мягкая сила» в отличие от обычной — это не погромыхивание бомбами и не лязганье штыками, а культурное, гуманитарное влияние. Тот случай, когда вас не боятся, а уважают. То есть бояться тоже могут, но уважают — в первую очередь. Присмотритесь: почему никакие враги, кроме сумасшедших и террористов, не нападают на развитые страны? Хоть на Европу, хоть на США, хоть на Япония (список можно продолжать). А ведь большинство этих стран (оставим США пока в стороне) не обладает нашей «ядерной триадой», а амбиций у них зачастую ничуть не меньше, вспомнить хотя бы Англию — вот уж империя так империя. А кольца врагов отчего-то нет.
Все дело в том, что эти развитые страны обладают как раз той самой мягкой силой. Мы помним, что английские Оксфорд и Кембридж — лучшие вузы в мире, фанатеем от японских аниме, знаем, что Париж — мировая культурная столица (именно поэтому террористы напали на город, подчеркивая разницу культур, точнее — культуры и варварства), каждый из нас наряду с книгами российских писателей среди любимых назовет книги европейских, от «Трех мушкетеров» до «Шерлока Холмса». Все Биг-Бены, Нотр-Дамы и Фудзиямы прекрасно известны по всему миру, на них ездят смотреть миллионы туристов, переведенные книги читают миллиарды человек.
Думаю, из этого короткого абзаца очевидно, что такое культурное влияние. У США оно немного другого, более современного типа: Голливуд и массовая культура, от газировки до закусочных. Но тем не менее каждый из нас прекрасно со всем этим знаком.
Вот это и есть мягкая сила, мы интегрированы в мир гораздо больше, чем кажется, и сколько ни повторяй телевизор, что вокруг враги, «Три мушкетера» — это друзья.
Развитые страны специально продвигают свою культуру. В Китай создается сеть институтов Конфуция, в Германия — Гёте-институт, и так далее, и тому подобное. Страны пытаются максимально широко знакомить со своим образом жизни, своими ценностями, объясняя, что они хороши и выгодны, как, в частности, права человека, о которых наши власти отзываются с таким презрением. Ели выключить телевизор, то трудно будет усомниться, что люди в Европе — среди всего ужаса гей-браков и трагического недостатка православных приходов — живут куда лучше и свободнее, чем мы. Остальной мир через мягкую силу показывает нам: смотрите! Берите! Копируйте! Учитесь у нас, мы поможем, расскажем, подскажем.
Именно поэтому — а далеко не только из-за танков и авианосцев — с ним не воюют. Если вам открыто, без утайки показывают лучший образ жизни, то естественно желать научиться жить так же, а не уничтожить успешного соседа. Достаточно спросить любого человека, нравятся ли ему высокие пенсии, качественная медицина, доступное образование — и станет понятно, к чему на самом деле стремятся люди. Все это они находят в развитых странах. В каком подъезде вы хотели бы жить — с лифтом, консьержем и цветами на подоконниках или окурками на лестничной площадке и разбитыми окнами? Вот то-то и оно.
А теперь посмотрим, что делает Россия. Конечно, сейчас наша страна не является центром мирового притяжения. Так происходит уже потому, что государство намеренно отказывается копировать лучшие образцы общественного устройства, рассказывая об особом пути.
Еще в советские годы мы привлекали элиту развивающихся государств: у нас она лечилась, здесь учились ее дети. А теперь мы выгоняем из вузов турецких студентов. Это как-то поможет утвердить свое место в мире?
Куда стремятся российские выпускники? На Запад. Куда едут китайские молодые люди? Туда же. Какой второй язык у молодого поколения «наших китайских друзей»? Английский. А когда-то был русский. Вот это и есть та культурная конкуренция, которую мы проигрываем.
Пока в российских вузах гастролирует освистываемый студентами Стариков, рассказывающий о всемирном заговоре, студенты и профессора будут уезжать на Запад. Да и зарплаты там с нашими не сравнить. Мягкая сила — это стремление копировать образ жизни, а что можно скопировать у нас?
Украина ведь не потому предпочла Европу, что «ненавидит Россию». Дело в другом: украинцы хотят жить, как там: долго и в достатке, а не как у нас, где в течение многих лет один за другим горят интернаты — «светлый» образ нашей медицины. Добавьте сюда беспросветную коррупцию, бегство инвесторов, приоритет Зорькина над международным правом — и причины нашего отставания станут еще более очевидны.
Сюда же идут и технологии. Все слова, описывающие новинки техники, приходят к нам с Запада: от ксерокса с джипом до Интернета, смартфона, мессенджеров и распоследней селфи-палки. О каком уж тут «мягком» влиянии можно говорить, если мы прочно встали во второй эшелон стран, принимающий то, что придумывают в первом. Слово «спутник», некогда бывшее символом передовой науки, теперь отдано на откуп пропагандистскому агентству: это все, что получается произвести «на экспорт», да и то без успеха.
Когда же Россия решает распространять свое влияние на соседние страны более активно, то вместо мягкой силы выбирает самую обычную. И символом «русского мира» оказываются не Толстой с Булгаковым, а Стрелков с Моторолой. Так ведет себя строжайше запрещенное в РФ «Исламское государство» с его «Джихади-Джонами», не способное дать никакой культурной альтернативы, никакого лучшего образа жизни.
Попытка создать свой «институт Конфуция» превратилась в фонд под руководством депутата Никонова «Русский мир». Достаточно зайти на его сайт, чтобы увидеть сюжеты о России в кольце врагов — и никаких попыток сделать нашу страну привлекательной в этом кольце. Культуру нельзя сохранить, если изолировать ее, не распространять. Пытаясь копировать идею мягкой силы, мы привычно «украсили» ее дулами пушек.
Ровно об этом говорит и наш бюджет, где расходы на оборону в разы превышают траты на медицину и здравоохранение. Думаю, понятно, что мы хотим нести миру. Они нам — Google, Facebook, iPhone. Мы тоже могли бы Яндекс, ВКонтакте, продвигать торговые бренды типа «Связного» или «Евросети», но вместо этого — сбитый «Боинг». Вместо туристов — танки. Вместо приглашения «всех флагов в гости» максимально затруднить получение виз и рассказывать, как нас все не любят.
А теперь пару слов о США. Именно те моменты, когда эта страна переходила от культурного влияния к военному, начинала принудительно учить жить Ближний Восток или Вьетнам, становились наибольшими ее провалами. Именно тогда она переставала быть центром притяжения умов. И наоборот: чем более аккуратно действовали Штаты, тем большего успеха они достигали. Тот же Интернет принес Америке в сотни раз больше «очков престижа», чем все ее авианосцы.
Именно поэтому никакие турки и не всаживают ятаган в спину развитым странам, именно поэтому на них и не накладывают санкции.
Но хорошо. Момент культурного влияния мы упустили, ятаган всажен, что же делать дальше? Ответ: исправиться и наверстать упущенное. Да, трагический инцидент произошел, но никакая месть не вернет погибших и уж тем более не принесет пользы. Нужно исправлять собственную политику, делая Россию привлекательной, чтобы не допустить подобного впредь. А вместо этого мы лишь уходим во все большую самоизоляцию, затыкая окно в мир, не только в Европу, старой военной шинелью.
Так можно добиться лишь одной цели: повторения инцидентов. Чем меньше взаимодействует с нами мир, тем меньше уважает, меньше стремиться узнать. Собственно, пример идеально изолированной страны — Северной Кореи — у нас перед глазами. Ее культурное влияние равно нулю, уровень жизни ее граждан колеблется на уровне газона, с которого они едят траву. При этом грозное бряцание оружием и претензия на господство над Южной Корея в наличии. Северная Корея не спускает ни одной обиды, грозит залить агрессоров (весь мир) морем огня и служит посмешищем.
Хотим ли мы быть страной под руководством мудрого вождя Кима — или все же ориентируемся на более интересные образцы? Только от этого зависит то, как должны мы поступать с Турцией и прочими нашими «обидчиками».
