О чем сирийский лидер Башар Асад договорился с Путиным в ходе закрытой части их беседы в Кремле? Решение о начале совместной военной операции было, как известно, принято без всякой личной встречи ВВП и Асада. Какие именно обстоятельства сделали абсолютно необходимой личную встречу сейчас?
Что заставило Асада прервать свое добровольное “ заточение” в пределах собственной страны и отправиться в свой первый с 2011 года официальный зарубежный вояж? Какой политический сигнал Путин счел настолько важным и принципиальным, что не решился доверить его передачу посредникам – пусть даже самым доверенным и высокопоставленным?
На все эти интригующие вопросы в Кремле в среду отвечали так: “ Не будем пока рассказывать”. И, честно говоря, подобная атмосфера таинственности меня совсем не удивляет. Визит Асада в Москву – элемент большой мировой позиционной политической игры. Игры, в которой никто пока не раскрывает своих карт до конца и в которой никто – или почти никто – не доверяет друг другу на все сто. Впрочем, не будем отчаиваится. Хотя официальные лица играют в молчанку, частично контуры закулисной политической игры вокруг Сирии можно восстановить, анализируя “ косвенные признаки”.
“ Что касается урегулирования в самой Сирия, то мы исходим из того, что на основе позитивной динамики в ходе боевых действий, в конечном итоге, все-таки долгосрочное урегулирование может быть достигнуто на основе политического процесса... Мы готовы внести свой посильный вклад не только в ходе боевых действий по борьбе с терроризмом, но и в ходе политического процесса” - это заявление Путина в ходе открытой части его встречи с Асадом не стоит рассматривать как лишенную реального содержания дежурную политическую риторику.
Многолетний президент России, как известно, мастер скрывать свои настоящие мысли. Но в данном случае, Путин, как мне кажется, открыто декларирует свою долгосрочную политическую цель. Как я уже писал, затеяв военную кампанию в Сирии, Россия смогла захватить стратегическую инициативу в мировой политике и выступить в роли того, что на английском языке называется “ game changer” - силы, которая радикально меняет ход игры.
Но стратегическая инициатива – а тем более стратегическая инициатива в мировом масштабе - “ девушка” очень ветренная. Начнет “ ветер” мировой политики дуть в иную сторону – и наша “красавица” тоже быстренько уйдет к другому. Чтобы как можно дольше наслаждаться обществом этой “ милой дамы”, Россия должна действовать в Сирии очень быстро и очень целенаправленно.
По моим ощущениям, у нас есть в Сирии несколько месяцев для того, чтобы доказать эффективность российских авиударов. Если эти несколько месяцев пройдут, а общая стратегическая ситуация в стране не изменится, то мы рискуем как минимум потерять лицо. Следовательно, президент Асад должен по максимуму воспользоваться открытым для него Кремлем “ окном возможностей”. У Америки ничего не получалось в Сирии потому, что у нее не было надежного и умелого военного союзника на земле. Асад должен доказать, что у России подобный эффективный военный партнер есть.
Но переломить ход военных действий в Сирии в пользу дружественных России сил – это лишь половина задачи. Другая половина – добиться создания в Сирии новой прочной и выгодной для нас политической конструкции. И здесь интересы режима Асада частично расходятся с интересами России. Асад, естественно, жаждет по максимуму сохранить власть и хотел бы видеть Россию в роли слепого оружия своего режима. Разумеется, подобная постановка вопроса совсем не совпадает с нашими национальными интересами.
Если я правильно понимаю стратегию Путина, то за российскими авиударами должны последовать переговоры всех заинтересованных цивилизованных политических игроков о создании новой Сирии. А таких заинтересованных политических игроков масса: Америка, Турция, Саудовская Аравия, Иран и прочая прочая. Россия, как мне кажется, попытается сделать все, чтобы к старту этих переговоров Асад, как самая дружественная нам сила, подошел, обладая максимально сильными позициями.
Но при этом, с точки зрения наших интересов, Асад не должен использовать усиление своих позиций как предлог для отказа от содержательного разговора. Асад должен быть готов к реальным уступкам и шагам навстречу своим оппонентам. Очень надеюсь, что в ходе своего разговора с президентом Сирии Путин разъяснил ему это обстоятельство в терминах, которые не допускают иного толкования.
Утечки из “кругов, близких к руководству Турции” - мол, мы не возражаем, если Асад останется президентом Сирии еще на шесть месяцев – свидетельствуют о том, что российская стратегия частично работает. Конечно, разница между требованием немедленного ухода Асада и требованием его ухода через шесть месяцев по сути не очень большая. Но главное заключается не в самой сути новой турецкой позиции. Главное – в самом факте того, что турецкая позиция сдвигается, в том, что Турция готова торговаться и готова договариваться.
Америка, правда, договариваться не готова. Достигнутое между военными двух стран техническое соглашение – это, похоже, предел того, на что сейчас готов пойти Вашингтон. Впрочем, ключевым в предыдущем предложении является слово “ сейчас”. У Америки пока не очень получается противопоставить что-либо российской стратегии в Сирии.
Даже Ирак – страна, которая еще недавно де-факто была американской колонией – и то вдруг выразила желание стать получателем российской военной помощи. Стоит ли удовлетворять подобное желание – вопрос, естественно, совсем другой. Если Америка не справилась с ролью постоянно действующего “ жандрма Ближнего Востока”, то мы не справимся с ней и подавно. Однако просьба из Багдада - “ звонок” для Америки, еще одно указание на то, что с Россией на Ближнем Востоке теперь приходится считаться. Если количество таких “ звоночков” будет накапливаться, то Америка, как держава, управляемая прагмматиками, тоже скорректирует свою позицию и сделает шаги навстречу России.
Но твердой гарантии того, что это произойдет, нет. Пока находимся лишь в середине большой игры в “глобальный покер”. И чем этот “покер” закончится не знает никто – даже Путин и Асад.
