— Константин Эдуардович, практически все суды по искам юкосовцев проиграны, уже идут аресты российского госимущества. Не опоздало ваше предложение?
— По поводу опоздания — вопрос не ко мне. Я еще год назад говорил о необходимости полностью поменять стратегию работы по этому проекту. Но, как говорится, лучше поздно, чем никогда. Если подход будет изменен, то шансы у нашей страны, я считаю, есть. Негативный для России вердикт — абсолютно не конец истории. Сейчас начинается второй, еще более сложный этап, связанный с попытками исполнения этого решения. На мой взгляд, пресловутое согласие российской стороны на рассмотрение иска экс-акционеров ЮКОСа Гаагским арбитражным судом вовсе не означало полного отказа от иммунитета. Согласно конвенции 1961 года о дипломатических сношениях такой отказ носит тройственный характер: а) при рассмотрении дела по существу; б) при принятии обеспечительных мер; в) при принудительном исполнении решения. С моей точки зрения, Россия согласилась отказаться от иммунитета только при рассмотрении дела по существу. Таким образом, есть все юридические основания для того, чтобы это судебное решение не было исполнено.
— Но одновременно Правительство РФ разработало законопроект, согласно которому Россия сможет арестовывать в ответ иностранное госимущество на своей территории. То есть, с одной стороны, мы продолжаем тяжбу, с другой — как бы заранее говорим, что не только не собираемся исполнять решение суда, но будем отвечать по принципу «око за око» на попытки его исполнить. Нет здесь противоречия?
— Нет, никакого противоречия здесь нет. Идея правительственного законопроекта совершенно понятна. Он, по сути, носит превентивный характер: мы публично предупреждаем наших партнеров: если они будут некорректно истолковывать принципы международного частного права, касающиеся обращения взыскания на государственное имущество, то Россия будет поступать с их активами точно так же. Это так называемый принцип реторсии: государство может совершать правомерные принудительные действия в ответ на недружественный акт другого государства, дискриминирующего определенным образом юридических или физических лиц. Это абсолютно нормально.
— Как много сторонников у вашей идеи в структурах власти?
— Я озвучил свое предложение всего несколько дней назад, коллегам нужно еще некоторое время, чтобы подумать, проанализировать. Но мне эта идея кажется абсолютно логичной. Я не предлагаю изобретать велосипед. Я предлагаю обратиться к опыту корпоративных юристов, сталкивающихся с подобными делами, хотя, может быть, и в меньших объемах. Невозможно выиграть в юридической войне, если ты параллельно, как говорится, еще немножко шьешь. Иными словами, должно появиться лицо, которое будет ответственно за международные юридические процессы, касающиеся интересов России, и которое будет заниматься только этим. Когда же непонятно, кто за что отвечает — либо отвечают сразу все, — то результат, как видим, получается не очень хороший. Не обязательно создавать новое ведомство. Речь может идти об институте специального уполномоченного, который будет определять стратегию ведения подобных дел и подбирать необходимых исполнителей — сотрудников органов власти, специалистов в тех или иных отраслях права, консультантов.
— Ну, что касается процессов, проходящих в Европейском суде по правам человека, то конкретный ответственный есть и сегодня: представление интересов РФ в ЕСПЧ является прерогативой Министерства юстиции. Вы хотите лишить Минюст этих полномочий?
— Нет, мое предложение абсолютно не касается дел, имеющих отношение к ЕСПЧ. Речь идет о процессе в Гаагском арбитраже, инициированном экс-акционерами ЮКОСа, и подобных ему ситуациях.
— А кто, кстати, по вашей информации, отвечал за процесс в Гааге?
— Знаете, для меня это загадка. У меня такие же вопросы, как и у всех: кто курировал этот процесс, кто отвечал за стратегию, за тактику? Кто и по какой причине принял решение согласиться на рассмотрение дела в рамках не ратифицированного Россией договора к Энергетической хартии? Хотелось бы, конечно, получить на них ответы.
— Пытались это сделать?
— Попытки, разумеется, были. И не только с моей стороны. Вопрос о том, кто и почему принял решение об участии России в этом процессе, неоднократно задавался на различных площадках многими моими коллегами по Совету Федерации. Результат, как видите, нулевой.
— Несложно предположить, что решение было принято на самом верху.
— Мне об этом, повторяю, ничего не известно. Очевидно только, что оно было стратегически ошибочным, предопределившим, по сути, негативный для России исход разбирательства. Поэтому, когда кто-то начинает винить в проигрыше иностранных консультантов, у меня это вызывает большое удивление. Понятно же, что ни один консультант не может принять решение о выборе стратегии.
— Как, на ваш взгляд, будут развиваться события в случае, если нам так и не удастся переубедить зарубежные судебные инстанции? Может ли дело дойти до ареста и взысканий в отношении международных резервов России?
— На мой взгляд, у нас очень много юридических возможностей для того, чтобы «заморозить» попытки таких взысканий. Поэтому дело до этого, скорее всего, не дойдет.
— Вы говорите, что правительственный законопроект, предполагающий ответный арест иностранных активов, играет роль угрозы. Но что если угроза будет реализована и начнется цепная реакция взаимных арестов и взысканий? В истории, можно вспомнить, случались и куда менее значительные «казус белли»...
— В принципе ситуация, конечно, может в какой-то момент дойти до такого абсурда, как взаимный арест госимущества. Но это же тупиковый путь. Такое развитие событий не удовлетворит ни одну сторону. Поэтому, какие бы «военно-юридические» действия мы сегодня ни обсуждали, результатом все равно будут переговоры и достижение взаимовыгодных и взаимоуважительных условий разрешения спора. Так бывает всегда.
— То есть третьей мировой по этому поводу не предвидите?
— Нет, я оптимист. В конце концов для того и существуют право и юристы, чтобы урегулировать такого рода конфликты. А правовых механизмов для этого, на мой взгляд, более чем достаточно. Просто надо уметь ими пользоваться и постулировать, что во время «юридической войны» правила иные, тактика и стратегия иные и специалисты для этого подбираются совершенно с иным правовым опытом. Только так победим.
