С самого начала трагедии под Донецком решающее слово в ее расследовании было не за профессионалами, а за политиками. Беспрецедентный случай: президент США на следующий же день на весь мир назвал виновника катастрофы, произошедшей на другом конце земного шара. И это, конечно же, была Россия. Ни одного документально подтвержденного факта своих обвинений он не представил до сих пор.
Но вот, наконец, 1 июля Совет безопасности Нидерландов сообщил, что завершил расследование катастрофы, а предварительный вариант доклада о ее причинах направил для ознакомления в Международную организацию гражданской авиации (ИКАО) и всем странам, принимающим участие в расследовании. На ознакомление с отчетом и выработку замечаний российской стороне дали 30 дней, хотя в пресс-релизе ИКАО говорилось, что на это отводится 60 дней.
Уполномоченный представитель от России в расследовании катастрофы Boeing Олег Сторчевой, изучив присланный документ, заявил, что к нему у российской стороны «вопросов больше, чем ответов». Каких именно, он объяснять не стал, что послужило поводом к обвинениям: Россия не согласна с докладом, так как не хочет признать своей вины. А уж когда наши дипломаты раскритиковали еще и инициативу о проведении по катастрофе Boeing международного трибунала, Интернет взорвался: русские боятся трибунала, значит, наверняка виновны!
Сегодня пришла ожидаемая новость: Сторчевой заявил, что Росавиация отправила в Нидерланды свое «резюме» по докладу в виде комментариев (об их возможном содержании читайте в материале «Источник рассказал о замечаниях Росавиации к проекту доклада по Boeing».)
Чем же нашим специалистам не понравился доклад? Почему Россия против международного трибунала? Как получилось, что следствие по Boeing длится целый год, а когда в марте этого года во французских Альпах упал аэробус А-320, прокурор Марселя назвал виновника трагедии — пилота-самоубийцу Андреаса Лубица — уже на вторые сутки? Еще через пару дней представил переговоры пилотов и раскрыл все обстоятельства трагедии. И это при том, что, когда самолет разбивается из-за ошибки пилота или технических неполадок, выяснить причину катастрофы намного сложней, чем когда лайнер сбивает ракета. По поражающим элементам почти сразу можно определить тип ракеты, принадлежность, по пробоинам на фюзеляже — траекторию ее полета.
Однако расследование «трудной» катастрофы в Альпах закончилось через неделю, а «легкое» разбирательство донецкой трагедии длится год. И в нем до сих пор сплошные недомолвки и секреты.
Все эти вопросы «МК» задал заслуженному пилоту СССР, члену совета клуба высшего командного состава гражданской авиации «Опыт», члену Общественного совета Росавиации и Ространснадзора Олегу Смирнову
— Думаю, ответ есть уже в самих ваших вопросах. Что касается секретов, то проект заключительного доклада — это документ «для служебного пользования». По правилам ИКАО, а также по этическим соображениям российский представитель не может разглашать его детали. Хотя такая секретность не идет России на пользу. Вы же видите, многие сразу решили: не хотят говорить, значит, есть что скрывать. Я говорил: вы не то скрываете! Миру в любом случае скоро все станет известно. Лично мне то, что написано в голландском документе, в общих чертах уже изложила малайзийская сторона. Позвонили, рассказали, а у нас из этого все тайну делают.
— И что вам малайзийцы рассказали? Зачем звонили?
— Они спрашивали — и это главное, что их интересовало, — почему Россия против международного трибунала по Boeing? Я попытался им объяснить.
Спрашиваю: знаете, как проходил Нюрнбергский процесс? Отвечают: конечно. Значит, помните, что все выступающие на нем оперировали конкретными документами и исследованиями специалистов. Трибунал лишь давал оценку документам и фактам.
А в данной ситуации кто и что будет показывать и рассказывать? Комиссия еще не закончила работу, и не известно, закончит ли к концу года. В документе, что прислали из Голландии, многих положенных документов просто нет. Потому Олег Сторчевой и сказал, что вопросов больше, чем ответов.
Наши специалисты сейчас сформулировали все претензии официально. Например, почему Украина не представила запись переговоров пилотов? Возможно, эта запись имеется, но в прошлом полугодовом отчете она не фигурировала. В новом документе переговоры тоже не представлены. Или еще: почему нет плана полетов военной авиации Украины на день катастрофы? Нет информации о дислокации на этот день и украинских ПВО, что крайне важно. Так какие же документы будет рассматривать трибунал? Он нужен, когда следствие представит неопровержимые факты и доказательства. А пока комиссия должна закончить работу, цель которой — выявить причину катастрофы.
— Как же ее выявить, если нет важных данных от украинской стороны?
— Я бы еще добавил: нет результатов работы специалистов концерна «Алмаз-Антей», которые недавно были обнародованы.
— Но, может, голландцы не доверяют их результатам?
— На мой взгляд, они должны были сразу примчаться к инженерам «Алмаза-Антея» и умолять: дайте ваши результаты! Анализ, сделанный этими специалистами, — высокопрофессиональная работа, которую должна была проделать сама комиссия. Но она от решения этой проблемы уходит.
Тут хотелось бы несколько отступить от диалога с Олегом Смирновым, чтобы высказать ряд соображений.
После пресс-конференции специалистов «Алмаза-Антея», где они доказали, что Boeing был сбит комплексом «Бук-М1», мне показалось, что их версия противоречит той, которую выдвинул «секретный свидетель» — украинский авиатехник, представленный Следственным комитетом России.
На следующий день после заявлений инженеров концерна СКР раскрыл имя «секретного свидетеля» — Евгений Агапов. Выглядело это так, будто две структуры — СКР и «Алмаз-Антей» — спорят: чья версия более доказательна.
Казалось бы, почему такая нестыковка? Неужели (сейчас рассуждаю в логике нашей либеральной оппозиции) «кровавый путинский режим» допустил оплошность? Ведь если в Кремле решили с помощью СКР назначить виновным украинского летчика, то все остальные должны утверждать то же самое. Зачем понадобилось выводить новых игроков с другой и весьма убедительной версией о «Буке»?
Не собираюсь никого убеждать, что СКР и «Алмаз-Антей» могли действовать самостоятельно, без указки из Кремля (все равно не поверят), скажу только, что обе версии — о «Буке» и истребителе, — казавшиеся мне поначалу противоречащими друг другу, перестали для меня быть таковыми после разговора с одним хорошо знакомым пэвэошным генералом. Знаю его давно, помню еще полковником и бесконечно доверяю как профессионалу.
Я его спросила: так кому верить? На фото обломков Boeing на кабине слева, со стороны пилота, имеются явные следы от применения авиационного боеприпаса, а дальше по фюзеляжу идут уже пробоины от ракеты «Бук». Такое возможно?
Генерал ответил:
— Да, характерные разрывы обшивки Boeing после поражения зенитными ракетными боевыми частями ни с чем перепутать нельзя, так же как и следы от авиационной пушки на кабине пилотов. А потому могу сделать только один вывод: вначале по Boeing работал истребитель или штурмовик, а затем его добивал «Бук».
Но тогда надо признать, что кто бы ни сбил самолет, это не могло быть случайностью. Выходит, было спланировано?
В эту версию поверить трудно. Хочется отмахнуться, отделавшись привычной фразой о теории заговора. Но куда деться от фактов — следов на обломках Boeing?
В таком ракурсе версия о том, что собирались сбить самолет Путина, но перепутали, над которой я вначале посмеялась, уже не кажется полной чушью.
Спрашиваю генерала:
— Мог ли боевой летчик перепутать Boeing с президентским «Илом»?
— Запросто. «Ил» и Boeing похожи. Плюс у них была схожая окраска. К тому же у военного самолета и гражданского борта разные скорости. Скорость Boeing — 900 км в час, а штурмовика — 550 км в час, потому он должен был выскочить впереди Boeing и, как говорится, ждать его. Boeing должен был его обогнать. Истребитель или штурмовик мог по нему отработать и сразу уйти вниз, потому что долго «висеть» на этой высоте не может. В результате на кабине пилотов остались следы от авиационного боеприпаса. Причем экипаж мог понять, что по нему работает штурмовик. Возможно, поэтому переговоры пилотов и спрятали. Когда в 2001-м украинцы сбили наш Ту-154, там правый пилот закричал: «Ракета!» Он ее видел. Но все переговоры Киевом были засекречены. Их скрывают до сих пор.
— Не понимаю: над местом, где разбился Boeing, — это известно — висели американские спутники-шпионы. На земле работали средства объективного контроля: и наши, и украинские. Разве все они не видели, какая летит ракета? Не видели самолет, который был рядом с Boeing?
— Наши военные самолет видели.
— А ракету?
— С воздуха ее не видно, а вот с земли увидеть должны были. Хотя тут сложно сказать… У нас в радиолокационных ротах стоят станции метрового, дециметрового и сантиметрового диапазона. Если работает весь комплекс средств обнаружения, они видят все объекты. Но в дежурном режиме могла работать станция только одного диапазона и ракету не заметить, так как у нее очень маленькая эффективная отражающая поверхность и большая скорость. К тому же надо учитывать, что наши радиолокационные позиции от Boeing были довольно далеко. Но самолет — то ли истребитель, то ли штурмовик — они все же засекли. Снимки его есть. Наши один раз их показали и молчат — фигу в кармане держат. Думаю, у нас есть и другие веские аргументы. Про запас.
— А как вам обвинение, что «Бук» перегнали из России?
— Ну да, конечно, из 53-й зенитной ракетной бригады под Курском! Тут доказательств вообще никаких. Просто рассчитали, откуда ему было бы ближе идти. Но в Курске уже много лет стоят «Бук-М3».
— Ракетный комплекс — это несколько машин. Из России, говорят, шла лишь пусковая установка. Разве она могла работать по самолету одна?
— Могла.
— Без локатора?
— У нее все есть. Она выходит на позиции, «светит» 40–60 секунд, пока объект летит, обнаруживает его, пускает ракету. Объект сбит — установка выключилась и молчит.
— Но если она «светит» всего минуту, ей должно быть заранее известно, как и где летит объект. Иначе за минуту она не успеет его захватить и уничтожить.
— Да. Потому ей кто-то должен выдать целеуказание: азимут такой-то, дальность такая-то, есть цель… Хотя бы по телефону.
— Странно… В Интернете были выложены переговоры ополченцев, где они хвастают, что захватили «Бук». Может, это и фальшивка — не суть. Интересно другое: а что, если вся эта история с «Буками» сразу была спланирована как провокация? Ну зачем, к примеру, украинским ПВО подгонять «Буки» поближе к линии противостояния, если там нечего сбивать? Авиации же у ополченцев нет. А вот если те захватят какой-нибудь «Бук», то можно записать их переговоры, выложить в Сеть и обвинить, что захваченным комплексом сепаратисты сбили гражданский самолет.
— Похоже на изящный сценарий спецоперации. Хотя почерк не украинский…
— Но почему никто из «сценаристов» не догадался выложить в Сеть телефонные переговоры ополченцев, где бы они командовали: азимут, дальность, цель…
— Да потому, что этого не было.
— Но тогда, чтобы сбить самолет, ополченцы должны были иметь реальный командный пункт «Бука»?
— Конечно. Но его не было. Украинские военные говорили: все, что могли захватить сепаратисты, было безнадежно сломано. Даже если бы было не сломано и нашлись специалисты, которые могли из этого КП управлять (что уже неправдоподобно), как только этот КП начал бы «светить», его тут же раздолбали бы «Грады» и «Смерчи».
— Потому что его излучение видят все радиолокационные станции украинской армии?
— Конечно. И средства слежения НАТО, которые «висят» над тем районом, тоже. Не сомневаюсь: в СМИ по этому поводу тут же началась бы информационная буря. Скрыть конкретный КП, который стоит в конкретной точке, не-воз-мож-но! Если бы такое произошло, американцы сразу использовали бы эту информацию в своих интересах. Но таких данных у ребят из Вашингтона, к их большому сожалению, не оказалось. Потому от них звучат одни только голословные обвинения. И никаких фактов.
***
А теперь снова вернемся к разговору с Олегом Смирновым о голландском отчете по катастрофе Boeing.
— Олег Михайлович, если комиссией установлено, что по Boeing работал «Бук» (неважно, чей именно), то меня удивляет вот что: я совершенно точно знаю, что невозможно, чтобы на месте катастрофы, в обшивке самолета, телах пассажиров не было обнаружено поражающих элементов — в данном случае так называемых двутавров. Причем их должно быть много, так как по самолету бьет туча из 17 000 железяк. Хотя бы сотню из них должны были найти. Но об этом ни слова. Почему?
— Это очень важный вопрос. Я с первых дней катастрофы настаивал, что Украиной грубо нарушено международное авиационное правило — быстро исследовать останки людей и обломки самолета. Останки людей начали исследовать через неделю в Донецке при температуре +30 днем и ночью. Понятно, что они из себя представляли. А обломки стали изучать (если они вообще изучались, потому что на этот счет нет точных данных) только через полгода после того, как по ним поездили танки, постреляли ракеты, пушки, минометы… Думаю, все это затягивалось и продолжает затягиваться по одной причине: уйти от того, чтобы установить истинную причину катастрофы и виновника.
— Пусть так. Но даже после стрельбы из пушек и минометов на месте катастрофы должны остаться поражающие элементы «Бука». Лишь спустя полгода какой-то из западных журналистов, побывав под Донецком, показал одну железяку, напоминающую двутавр. Так не бывает… Когда после катастрофы Ту-154 в 2001 году со дня моря поднимали тела пассажиров, они были просто нашпигованы поражающими элементами ракеты комплекса С-200.
— Абсолютно правильная мысль. Я бы развил ее следующим образом: в полугодовом документе комиссии по расследованию говорилось, что самолет был сбит и взорвался в воздухе от попадания в него «множества высокоэнергетических частиц»…
— …неизвестных науке нейтрино?
— Не иначе... И до сих пор осталось неисследованным: что это за частицы? Хотя современная наука располагает потрясающими возможностями. Изучив металл этих частиц, их химический состав, состояние пробоин самолета, не сложно было бы установить: где делали этот металл, на каком заводе мира изготовили поражающие элементы ракеты. И все сразу стало бы очевидно. Но такого материала в представленных голландской стороной документах как раз и нет. Там поражающие элементы по-прежнему называются «высокоэнергетическими частицами» — честное слово, лабуда какая-то!
— Так получается, эти элементы все же обнаружили? Но почему скрывают?
— Обнаружили. А что дальше? Ведь изучением их никто не занимается, производителя не ищут!
— Тогда, возможно, вы и правы: трибунал, который хотят провести, действительно может превратиться в политическое шоу. Но почему малайзийцы на это идут? Они вроде были не слишком довольны, что расследование передали голландской стороне. У них много сомнений вызывало то, что делают голландцы. А теперь, выходит, малайзийцы вслед за голландцами тоже согласились на этот международный трибунал?
— Вот они как раз и звонили мне, чтобы уточнить: почему мы на это не идем? Хотя с ними как раз все понятно: они владельцы самолета, что называется, крайние. Им выгоден трибунал, который назовет виновных.
— …и малазийцы догадываются, что это будут не они.
— Конечно. Во всяком случае, нам уже совершенно ясно: и голландцы, и американцы, отстаивая идею международного трибунала, не преследуют цели установить истинные причины и виновников катастрофы. Для них это всего лишь новый повод представить Россию в роли мирового пугала. И этого повода мы постараемся им не дать.
Олег СТОРЧЕВОЙ, замглавы Росавиации, на пресс-конференции 16 июля 2015 года:
— Росавиация направила свои разногласия и замечания в Нидерланды, но публиковать их не может до выхода окончательного отчета о катастрофе малайзийского Boeing.
— Комментарии по текущему расследованию, по финальному отчету я смогу дать лишь после того, как будет опубликован официально окончательный отчет. Сразу отмечу, что нам много есть что сказать по этому документу и много чего противопоставить отдельным его тезисам. Но на данном этапе я связан международными нормами и правилами.
— После авиакатастрофы малайзийского Boeing Россия сразу представила все имеющиеся у нее спутниковые данные, касающиеся авиакатастрофы. Ни одна другая сторона этого не сделала. Нет ни документов от Украины, касающихся переговоров военного сектора в день крушения, ни планов полетов военной авиации, ни информации о наличии и расходе зенитных управляемых ракет, ни спутниковых снимков США.
— Россия смогла бы оперативно дать заключение о крушении малайзийского Boeing под Донецком, если бы имела полный доступ к материалам расследования.
— Совет безопасности Нидерландов устраивал несколько встреч со всеми уполномоченными представителями государств, участвующих в расследовании. На этих встречах была представлена возможность осмотреть обломки самолета, получить частичную информацию о исследованиях... При этом российские организации и специалисты, эксперты к этим исследованиям не привлекались, несмотря на неоднократные предложения с нашей стороны оказать содействие в части предоставления как компетентных специалистов, так и необходимого оборудования для проведения сложных экспертиз.
— У нас есть высококачественное оборудование, в том числе для проведения металловедческой экспертизы, которая может определить марку стали, из которой изготовлен поражающий элемент. И, соответственно, точный тип ракеты. Мы готовы провести все необходимые исследования в присутствии специалистов из любых стран. Нам скрывать нечего.
— В вопросе о крушении Boeing под Донецком нет российской версии, но есть четкое понимание, что необходимо учитывать все имеющиеся факты и не искать сведений, подтверждающих какую-либо выгодную определенным силам теорию.
— Я видел на днях доклад группы авиационных специалистов, которые на основании имеющихся фотоматериалов рассчитали углы поражения, величину и возможную массу поражающих элементов и на этом основании доказали, что самолет мог быть поражен только ракетой «воздух-воздух» иностранного производства, так как таких характеристик у ракет Российской Федерации нет. Могу сказать, что расчеты, представленные в документе, очень грамотные. Видно, что люди имеют как глубокие экспертные знания, так и опыт в расследовании катастроф.
— Малайзийский Boeing не могли сбить из ЗРК «Бук-М1» с территории, контролируемой ополчением, так как в этом случае пуск ракеты несколько раз был бы зафиксирован российскими радиолокационными станциями в Ростове-на Дону. ...В случае пуска ракеты из Зарощинского (контролировалось украинскими силовиками. — «МК») радиолокационные станции могли бы не зафиксировать ни самого пуска, ни движения ракеты к самолету.
— Решение ИКАО и Европейской организации по безопасности аэронавигации в апреле 2014 года о запрете полетов в Симферопольском районе и игнорирование ситуации на юго-востоке Украины вызывает вопросы.
— Киев не закрывал пространство для полетов над Донбассом из-за нежелания терять деньги.
