Мы живем в сумасшедшем доме, где руководители военных ведомств вроде бы серьезных держав ничем не отличаются от пациентов из отделения для буйных? Такой вывод, к сожалению, напрашивается. Более того, известна даже дата начала стремительного превращения европейской политики в дом умалишенных. Это случилось год назад, когда освященное подписями руководителей европейской дипломатии соглашение о мирном разрешении политического кризиса на Украине было разорвано в клочья силовым захватом власти.
Я родился в разгар брежневской эпохи — нетипичного периода длительного отсутствия военных конфликтов и время, когда на всех углах был развешан лозунг «Миру — мир!». Видимо, поэтому основой моей жизненной философии является убежденность: любое массовое кровопролитие — это нечто противоестественное, противное человеческой природе. Но при этом я отнюдь не идеалист. Я понимаю, что история человечества вовсе не случайно является историей сплошных войн. Если война кажется кому-то выгодной, то, скорее всего, она случится.
Что меня шокирует в украинской войне, так это ее непредопределенность, иррациональность и ненужность никому из ее участников. От войны на Украине проиграли все на Украине — даже если кто-то в конечном итоге объявит себя победителем. Почему же тогда эта война началась? В России популярна «теория заговора»: мол, западные политики прекрасно понимали, что они делали, подталкивая Украину к государственному перевороту и раздувая пламя междоусобной борьбы в стране.
Возможно, что в отношении отдельных западных политиков — американских особенно — это даже отчасти верно. Но, по моему глубокому убеждению, у большинства западных политических игроков, имевших отношение к Украине, не было такого злого умысла. Эти люди обрекли Украину на войну не в силу некоего дьявольского плана, а в силу своего интеллектуального высокомерия, своего невежества, своей оторванности от реалий.
Первое десятилетие ХХI века — время уникального шанса. Время, когда можно было начать реализовывать мечту великого президента Франции Шарля де Голля о едином европейском пространстве «от Атлантики до Урала» (или, вернее, до Владивостока — Россия же не собирается отказываться от своих азиатских территорий).
Москва, во всяком случае, полностью готова к такому варианту развития событий. Начиная с 1989 года Кремль последовательно отказывался от геополитических преимуществ ради «высоких общечеловеческих принципов». Наша страна добровольно «дала свободу» Восточной Европе и странам Балтии. Мы заявляли о своей готовности стать членом НАТО и о своем желании всячески развивать интеграцию с Европейским союзом.
Похоже это на поведение «империалистического агрессора»? В Европейском союзе сумели убедить себя, что да. Вот мои мысли о психологическом механизме такого самоубеждения. Когда в 1996 году я приступил к штатной работе в «МК», камнем преткновения между Западом и Москвой было наше категорическое несогласие с вхождением стран Восточной Европы в состав НАТО. Ельцин твердил, что он никогда не потерпит ничего подобного. Но когда расширение НАТО стало свершившимся фактом, Москва предпочла с этим смириться.
Вся западная политика двух последних десятилетий была построена на постулате: Россия — слаба. Россия находится в состоянии необратимого упадка. Поэтому русским надо говорить красивые слова о дружбе и сотрудничестве. Но при этом с их интересами можно не считаться, а на их возмущенные упреки можно не обращать внимания. Все равно они все проглотят!
Запад не собирался договариваться с Москвой и строить с ней что-то совместное. Вместо этого он собирался оторвать от нее всех ее соседей, «главным призом» среди которых считалась Украина. Западники были убаюканы собственными успехами, тем фактом, что в Европе кроме конфликта в бывшей Югославии уже давно не было войны. Они недооценили всю сложность и хрупкость ситуации в самой Украине и путинскую решимость остановить затянувшийся процесс геополитического отступления России.
Наконец, западники перестали воспринимать всерьез собственную риторику о верховенстве закона и святости демократических процедур. Вместо этого на вооружение был негласно взят принцип «Если нельзя, но очень хочется, то можно!». Запад очертя голову бросился в омут авантюры украинского государственного переворота — бросился, ожидая легкой победы.
Легкой победы, однако, не получилось. Вместо этого ситуация вдруг стала неуправляемой. В идеальном мире политики, чьи действия привели к столь чудовищному результату, должны были если не покаяться, то хотя бы признать свою вину. Но мы живем в реальном мире — мире, где политики в чем-то признаются только в случае, если их намертво припирают к стенке.
Идеологов и исполнителей украинской авантюры из США и ЕС к стенке никто не припер. И, соответственно, они быстро сконструировали убедительное объяснение, почему они ни в чем не виноваты. Убежденность, что с Россией можно не считаться, сменилась паранойей: Кремль намерен завоевать мир!
Частично эта паранойя настоящая: западники реально не ожидали, что Путин будет действовать столь жестко и решительно. Частично — напускная: в США и ЕС по-прежнему видят шанс «дожать» РФ и с помощью криков «сейчас русские нас всех завоюют» создают идеологическое обоснование, чтобы этим шансом воспользоваться.
Вот почему, с моей точки зрения, весь год после Майдана мы прожили в обстановке сплошного сумасшедшего дома. И боюсь, что эти безумные двенадцать месяцев не будут последними. Силы, которые год назад вырвались из настежь распахнутого Западом ящика Пандоры, еще не растеряли своей злой мощи. Мы еще услышим, как какой-нибудь западный министр обороны с самым серьезным видом обвинит Россию в планах завоевать, скажем, остров Таити в Океании или город Тимбкукту в Африке.
