Пугать население разного рода страшилками, гиперболами и апокалиптическими прогнозами — это для политиков и журналистов своего рода профессиональная болезнь. Однако прогноз министра Штайнмайера звучит пугающе реалистично. И пугающим этот прогноз является в первую очередь для России. Если кризис на Украине превратится в некое подобие бесконечного конфликта в Палестине, то Европейский союз от этого, конечно, пострадает — и пострадает сильно. Но Россия пострадает в два, в три, в десять раз сильнее.
В Южной Азии рядом с Индией, Ираном, Китаем и Афганистаном есть такое государство — Исламская Республика Пакистан. На первый взгляд эта очень многонаселенная и очень бедная страна мало чем отличается от всех государств третьего мира. Но это лишь видимость — отличие у Пакистана есть. Пакистан — это «государство одной темы», страна, весь смысл существования которой с 1947 года сводится к одной цели: отъему у Индии спорных территорий в регионе Кашмир.
До 2014 года Украина была внутренне расколотым и дезориентированным государством. Кризис этого года избавил Украину от Крыма и лишил центральную власть в Киеве контроля над Донбассом. Однако этот же кризис привел к мощной консолидации всех прочих регионов Украины. Украина больше не мечется между западом и востоком, между Россией и ЕС, как это было на протяжении двух предыдущих десятилетий. Украина не просто сделала свой выбор. Как и Пакистан, она превратилась «государство одной темы». И «тема» эта такова — возвращение утраченного.
Внутренние линии разлома в среде украинской политической элиты при этом, естественно, никуда не исчезли. Президент Порошенко и премьер Яценюк осторожно кружат вокруг друг друга и выжидают момента для нанесения решающего удара. Развеселый олигарх Игорь Коломойский строит планы своего превращения во «владельца» всея Украины. Но все эти и множество других параллельных киевских политических интриг оказывают лишь очень опосредованное влияние на сущность российско-украинских отношений.
В истории Пакистана было полно дворцовых переворотов и драматических смен власти. Диктаторы приходили на смену демократически избранным президентам и премьерам. Гражданские лидеры сменяли военных администраторов. Гражданского премьер-министра Зульфикара Али Бхутто свергли и расстреляли по решению суда. Военный диктатор, президент Зия-уль-Хак погиб в авиакатастрофе при подозрительных обстоятельствах.
Но ни одна из смен власти в Пакистане не привела к кардинальному изменению отношений с Индией. Менялся тон этих отношений, менялась тактика действий: иногда Пакистан пытался добиться своего с помощью полномасштабных военных операций, иногда — с помощью партизанской войны, иногда — с помощью дипломатии. Однако общий настрой Пакистана на конфронтацию с Дели всегда оставался неизменным.
Я очень боюсь, что отношения Москвы и Киева стремительно несутся к той же модели. Сердцем мне очень сложно принять этот собственный вывод. Я вырос в атмосфере братства российского и украинского народов. И я ни в коем случае не готов от этого братства отказываться. Но вот что мне на это отвечает моя голова: до 1947 года и современная Индия, и современный Пакистан тоже были составными частями одного и того же государственного образования — Британской Индии.
Как случилось, что недавние соотечественники превратились во врагов на всю жизнь? При уходе британцев из их самой любимой колонии лидеры мусульманской и индуистской общин не смогли договориться ни о своем дальнейшем сосуществовании в рамках единого государства, ни о дружелюбном разводе. Началась война с массовыми жертвами среди гражданского населения. И конфликт Индии и Пакистана стал вечным.
В противостоянии Москвы и Киева религиозный компонент играет глубоко подчиненную и второстепенную роль. Крови на Украине в ее границах на начало 2014 года тоже пролито неизмеримо меньше, чем в Британской Индии в 1947 году. Все это дает основания надеяться: Россия и Украина не обречены на индо-пакистанский сценарий — пусть даже в его мягком варианте.
Однако надежда — это всего лишь надежда, шанс — всего лишь шанс. Если таким шансом не воспользоваться, он так и останется интригующим материалом для будущих раздумий и гаданий на тему «что могло бы случиться, если бы...» Скажу прямо: пока я не вижу, чтобы Украина и Россия активно пользовались шансом, который нам предоставляет судьба.
Ясно, что договориться по Крыму мы в этом году не могли и не можем ни при каких обстоятельствах. Но никакого взаимопонимания не достигнуто и по поводу статуса Донбасса. Конфликт превращается в нечто вялотекущее и замороженное. Это искривляет «становой хребет» украинской государственности и несет России проблемы, серьезность которых невозможно описать словами.
На наших глазах рубль заимел привычку постоянно обновлять рекорды падения. Повинен в этом не только украинский кризис. Когда цены на нефть «обновляют пятилетние минимумы», наша национальная валюта не может не страдать. Но падал бы рубль так стремительно и зрелищно, если бы кризиса на Украине не было? Не думаю. Мы вползаем в «идеальный шторм»: падение цен на нефть накладывается на кризис в соседней Украине, конфронтацию с Западом, лишение России доступа к важным финансовым и технологическим ресурсам.
Что делать? Напрашивается ответ: бросить все силы на урегулирование ситуации в Донбассе. К сожалению, это легче сказать, чем сделать. Запад видит, что происходит в российской экономике и делает вывод: тактика лобового давления на Москву работает. А раз так, то почему бы не поднажать на русских еще немножко, почему бы не подморозить этот конфликт? Соответственно, все наше желание договориться может упереться в настрой Запада потянуть время и выторговать для себя несравненно более выгодные геополитические условия.
Однако все это вопросы тактики переговорной позиции. А вот что я считаю основой политической стратегии: России не выгодно затягивание кризиса наших отношений с Украиной на вечные времена. Нам нужно урегулировать этот кризис тем или иным образом — желательно наиболее выгодным для нас — и идти дальше в своем развитии. Но пока мысль о чем-то подобном выглядит оптимистичной хотелкой, и не более того.
