Явка на шотландском референдуме побила все британские рекорды и достигла беспрецедентно уровня – 84,6%, сообщает газета The Guardian. Такого числа людей, пришедших на избирательные участки, не было в Великобритании с момента введения всеобщего избирательного права в стране в 1918 году, отмечает британское издание. Пожалуй, самой высокой явкой в истории Соединенного Королевства можно считать 83,9%, которые были зафиксированы в 1950 году во время парламентских выборов.
Выборы проходили в 32 округах. Крупнейший шотландский город Глазго поддержал независимость Шотландии: «да» сказали 53,5% (194779 человек), а «нет» – 47% (44283 человека). Явка в Глазго составила 75% избирателей. К примеру, Эдинбург высказался против отделения от Великобритании: за независимость высказались 39% (123927 человек), а за целостность – 61% (194638 человек). Проголосовали 84,3%. Стоит заметить, что наибольшую поддержку выходу Шотландии из состава Великобритании оказал город Данди: там за независимость проголосовали 57,35% избирателей.
«Мы сделали правильно, когда, уважая большинство Партии шотландских националистов в парламенте Шотландии, дали шотландскому народу возможность высказаться, – заявил премьер-министр Великобритании Дэвид Кэмерон. – И мы услышали волю народа… Шотландцы высказались, и результат ясен. Они сохранили нашу страну, состоящую из четырех наций, и, как и миллионы других людей, я счастлив». В то же время премьер пообещал предоставить Шотландии расширенные полномочия: «Как шотландцы получат больше власти решать свои дела, так и люди в Англии, Уэльсе и Северной Ирландии должны иметь больше самостоятельности в своих». А первый министр Шотландии Алекс Салмонд заявил, что принял «демократический вердикт, вынесенный народом Шотландии». «Я призываю всю Шотландию последовать моему примеру и принять демократически высказанную волю народа Шотландии», – сказал несостоявшийся президент независимого государства.
«Можно оценивать этот референдум по-разному, – рассказывает «МК» руководитель Центра британских исследований Института Европы РАН Елена АНАНЬЕВА. – Но итог этого референдума – единая страна, поэтому очевидно, что в других странах, например, в испанской Каталонии, это может поубавить пыл у националистов. Так что в этом отношении исход референдума говорит о том, что быть в составе крупной страны лучше. Шотландцы решили так.
– Голосование продемонстрировало большой раскол общества в Шотландии. Как это может повлиять на жизнь внутри страны?
– Речь сейчас будет идти о том, какие дополнительные права получит Шотландия, поэтому, наверное, речь нужно вести не только о том, что общественное мнение расколото в Шотландии, но и о том, что Британии предстоит конституционная реформа. Как известно, Соединенное Королевство состоит из четырех регионов, среди которых – Шотландия, Уэльс, Северная Ирландия. И если в процессе предоставления больших прав регионам Шотландия получила свой парламент, а Северная Ирландия получила национую ассамблею, то в Англии ни парламента, ни национальной ассамблеи нет. Там есть только региональные советы, и в Англии уже давно звучали голоса о том, чтобы создать свой парламент. И во всяком случае, чтобы депутаты, которые избраны в национальный парламент от Англии два дня в неделю заседали исключительно по вопросам, касающимся Англии. С предоставлением прав Шотландии возник вопрос, когда получается, что общенациональный парламент не может решать какие-то вопросы относительно Шотландии по тем вопросам, которые переданы в ведение шотландского парламента, но парламентарии от Шотландии – весь его состав в Вестминстере – имеет право решать вопросы, которые касаются Англии как региона. Вот такое вот неравенство сейчас выйдет на первый план, и в этом отношении грядет консутитуционная реформа и полемика вокруг нее будет очень острой.
– Что предполагают особые полномочия, которые обещал Кэмерон Шотландии?
– Прежде всего, любой парламент создавался исторически для того, чтобы делить деньги, сбор налогов. Речь будет идти о том, как расширить права Шотландии в отношении сбора налогов и установления самой процентной налоговой ставки. Это самый главный вопрос. Дальше уже Шотландия будет решать вопрос, сколько и как направлять на здравоохранение, как решать какие-то другие социальные вопросы. Но, прежде всего, это вопрос налогов».
О том, возможны ли другие реферндумы в странах со спорной территорией, «МК» также рассказал заместитель гендиректора Центра политических технологий Алексей МАКАРКИН: «Вряд ли, потому что Квебек уже два раза проводил. Решили остаться. Очень серьезная была конкуренция между сторонниками и противниками отделения от остальной Канады, но я сейчас сомневаюсь, что это получит какой-то новый импульс. Если бы в Шотландии победили сторонники независимости, тогда может быть это повлияло бы. Это раз. Второе – Каталония, но испанское законодательство не предумсатривает референдумаов об отделении. Если что-то возможно, то что-то абсолютно общественное, и результаты могут не соответствовать испанскому законодательству и могут не быть признаны. Италия? Ломбардия и Венеция – там все значительно слабее. Там есть партия, которая объединяет местных националистов, но их движение там существенно слабее, чем каталонское или шотландское. Поэтому я не думаю, что это будет что-то большое. Если бы сторонники независимости выиграли, то это могло бы иметь достаточно серьезные последствия, потому что Шотландия была стала центром притяжения для других сторонников отделения от своих стран. Поэтому к этому референдуму очень негативно относились в Евросоюзе.
Сейчас произошло разочарование, потому что в Каталонии и в Италии сторонники отделения смотрели на Шотландию, их обандежили результаты опросов, которые были до референдума… Сейчас результаты референдума заставили подумать, что сторонники отделения всегда активнее, динамичнее, креативнее. Было очень много молодежи, был даже снижен возраст для участия в референдуме, чтобы привлечь дополнительных сторонников, но в то же время за этой активностью, за этим динамизмом не всегда видны те, кто настроен спектически, те, кто имеет свои аргументы, которые и сыграли здесь значительную роль. Они не ходили на митинги, но они пришли на избирательные участки проголосовать. Этот референдум показал, что судьбу такого голосования могут решить люди, которые проявляют меньшую публичную активность».
