Политик: «Нас полностью разгромили. Признаю»
Большинства вчерашних лидеров Болотной и Сахарова сегодня и след простыл. И это притом что в отличие от прошлого и позапрошлого года, когда был включен репрессивный механизм, сейчас власть оставила их в покое. Акции протеста легко согласовываются, листовки из офисов никто не изымает. Протестуй — не хочу. Не хотят. Может быть, из-за того, что в 2011–2012 годах протестовать было престижно и модно, а сейчас — нет? Этот вопрос мы задали сопредседателю «Альянса зеленых» и социал-демократов Геннадию Гудкову.
— Оппозиция пребывает в подавленном состоянии. Мы полностью разгромлены, признаю. Нас не могли сломить репрессии, а сломил разгул ура-патриотизма после крымских событий и пропаганда в СМИ. Мы осознаем, что сегодня в обществе запрос на протест и даже на альтернативные точки зрения отсутствует. Оппозиционеры прекрасно понимают, что Кремль одержал безоговорочную победу, и притормозили свою деятельность.
Но эта победа неокончательна. Больше того, власть создала очень опасную для себя ситуацию. Опасно оставаться один на один с народом без оппозиционной прослойки. Сейчас народ поддерживает действующую власть и свято верит, что все, кто против власти, — враги, потому что они могут устроить бойню и ввергнуть страну в хаос. А что будет завтра?
— А что будет завтра? В чем опасность?
— Если в политике остается только одна власть, то ей не с кем делить ответственность за любое экономическое и социальное ухудшение. Что спасало в свое время Ельцина? Он всегда мог сказать: я не виноват, это коммунисты в Госдуме напринимали дурацких законов. И не хотят принимать нужных, работать не дают. Подождите еще немного, сейчас я за ними все исправлю.
Когда нет оппозиции — все плюют на выборы. Это раньше оппозиция кричала: все на выборы, а сейчас она этого делать не будет. Явка на выборах глав районов в Подмосковье уже ниже планки в 10%, скоро такое может случиться и на федеральных, а значит, власть будет терять легитимность.
Практически отсутствует критика, некому проводить антикоррупционные расследования, а это вызывает рост явлений, которые не нравятся самой власти, ее верхнему эшелону. Руководство страны не хочет, чтобы чиновники нижних звеньев воровали так много, ухудшали инвестиционный климат, разоряли чужие бизнесы, останавливая темпы роста. Путин бьется над улучшением инвестиционного климата, но оппозиция, которая ему раньше помогала, уничтожена.
И самое главное. Предположим, у части общества возникает какое-то недовольство. Раньше эта часть знала, куда идти. К Гудкову с товарищами, на Болотную, выпустить пар. А сейчас — куда? Когда уничтожена законопослушная оппозиция — поднимают голову радикальные элементы. Которые говорят: незачем ходить на выборы, бесполезно вести полемику. Надо брать автоматы в руки и готовить революцию. Такие настроения сейчас появляются, да — у малой части общества, но все равно это очень опасно.
— Но формально оппозиция у нас все-таки есть. Целых три думских фракции. Разве они не могут сыграть роль громоотвода в случае чего?
— Да какая же это оппозиция? Все голосуют одинаково, все одобряют, говорят одно и то же, все — за Путина. В обществе полностью утрачено понимание, чем отличается «Единая Россия» от КПРФ. Это, кстати, обрушило рейтинг всех партий, вместе взятых.
— Вы упомянули о единицах, которые задумываются о революции. Но основная масса, наоборот, говорит: посмотрите на Украину — и вы поймете, что революций нам не надо...
— А есть те, кто говорит: у нас неизбежно будет как у них. Потому что иначе власть в России не сменить. И если оппозиция не поднимет голову, то ее поднимут темные народные массы, когда им станет очень плохо в экономическом плане. Оппозиция была страховкой от бессмысленного и ужасного русского бунта, который нам может угрожать. А то, что жизнь становится хуже, многим становится заметно.
— И когда же может произойти этот бунт?
— Я думаю, что ждать от 1 до 3 лет, в зависимости от темпов ухудшения ситуации в экономике. И дело здесь не в санкциях. Один немецкий министр сказал: наши экономические санкции в десятки раз менее значимы для России, чем разрушительные действия российских чиновников в отношении бизнеса своей страны.
Это мне напоминает крах СССР. Его никто мог победить извне, не было никакой «пятой колонны» внутри (вы же не назовете ею бедную Алексееву), он рухнул сам из-за деградации власти и отсутствия альтернативы ей.
— Вы говорите исключительно про негативные сценарии. А как представляете себе позитивный?
— Если бы я был Путиным, то начал бы серьезный диалог с гражданским обществом, творческими союзами и новыми политическими партиями, потому что старые себя дискредитировали. Нужно возрождать механизмы критики и политической борьбы. На месте Путина я был бы сейчас гораздо более обеспокоен, чем в феврале 2012 года, когда сотни тысяч людей выходили на мирные акции протеста.
— Возрождение сытого протеста еще возможно?
— Сейчас — нет. Рассерженные горожане после Крыма находятся в той же эйфории, что и остальные. Сытого и умного протеста с разумными требованиями к власти, боюсь, мы больше не увидим. На улицы пойдут те, кому нечего есть и с кем невозможно вести диалог. Они могут пойти в любую сторону: начать бить тех, у кого другой цвет кожи, громить магазины и мародерствовать.
— Лично вы планируете выходить из оцепенения и активизировать свою политическую деятельность?
— Пока нет. Я отказываюсь от выборов в Мосгордуму. Зачем мне идти, если народ на них не пойдет, в чем я уверен. Никто не верит, что в нашей стране через выборы можно что-то изменить.
Политолог: «Оппозицию убивали в три этапа»
Гендиректор Центра политических технологий Игорь Бунин соглашается с политиком в том, что оппозиция стране необходима, но полагает, что она не умерла окончательно, а только затаилась.
— Оппозицию невозможно добить окончательно. Но такого пика, как в 2011 году, когда она была не только активна, но и крайне популярна, думаю, не будет довольно долго. Если использовать термин «убийство», то убивали ее в три этапа.
Первый — в мае 2012 года. Боестолкновения на Болотной и «оккупаях» напугали ту часть мирных демонстрантов, которая приходила с детьми и цветами — с одной стороны. И с другой — движение утратило поддержку значительной доли населения, которая считает, что полиция — это символ государства, «священная корова», и ее ни в коем случае нельзя бить.
Второй этап — дискредитация оппозиции связями с Западом. Информационная волна власти сработала: многие поверили, что лидеры оппозиции — иностранные шпионы, гомосексуалисты, которые за деньги хотят устроить хаос и организовать распад страны. Для многих оппозиционеров стало неожиданно, что государство начнет использовать против них поляну газеты «Завтра». Они хотели быть донкихотами, а вместо этого получили презрение значительной части населения. Ну и, кроме того, против них стали применять репрессии, чего многие тоже не ожидали.
А возвращение священной для нас земли — Крыма — вызвало мощнейшую волну джингоизма, на которой оппозиции стало делать совсем нечего. Последним несогласным очень одиноко в роли «пятой колонны» среди всеобщей радости.
Оппозиции осталось только затаиться и ждать, потому что выборы выиграть невозможно, демонстрации ничего не дают и вызывают раздражение. Возникла ситуация 1863 года, когда от того, кто поддержал польское восстание, в империи отвернулись все. Революционеры стали непопулярны, произошел откат от вольнодумства. И следующих протестных событий пришлось ждать более 10 лет, причем они были уже террористическими.
— Страшненькая аналогия... И теперь следующая волна может стать террористической?
— Сейчас другая эпоха. Но новая волна будет иметь иные свойства, чем утихшая сейчас. Умный, мягкий бунт рассерженных горожан вряд ли повторится. Но может быть бунт националистов, например. Только все это — не сейчас.
Пока же будет такая история: да — власть коррумпирована, да — денег все меньше, да — образование и медицина все хуже. Никто не спорит. Но у того, кто начнет кричать об этом с трибуны, обыватель спросит: «Ты что, шпион? Ты против Крыма»? И отвернется от него. Думаю, такая история будет продолжаться довольно долго. Пока население не поймет, что это не только успех, но и проблемы.
В этот момент может появиться новый лидер, который оседлает, с одной стороны, волну популистского протеста, а с другой — сможет опереться на недовольство либеральной интеллигенции недостатком свобод. Как это сделал Ельцин в свое время.
— Насколько опасно отсутствие оппозиции для самой власти?
— Все парламентские партии постепенно сливаются в одну. С одной стороны, это неплохо: у власти появился кадровый резерв, теперь назначать на должности можно людей еще из трех партий. Но власть, которая не участвует в политической битве, не допускает конкуренции — мертвеет.
— Последний вопрос: не будь Крыма, оппозиция все равно «загнулась» бы или еще пожила?
— Пожила бы еще.
