Напомним — обвинения Сергею Удальцову и Леониду Развозжаеву были предъявлены после показа «документальной» киноленты «Анатомия протеста — 2». По версии следствия, Удальцов, Развозжаев и Константин Лебедев на деньги грузинского политика Гиви Таргамадзе готовили массовые беспорядки на Болотной площади 6 мая 2012 года. Лебедев в 2013 году заключил сделку со следствием, дал показания на коллег по протестному движению, отправился в тюрьму, и в мае этого года был досрочно освобожден. Развозжаев — взят под стражу, Удальцов отделался домашним арестом. Непосредственно судебные заседания начались в середине февраля — с того времени были допрошены свидетели-ОМОНовцы.
Начали с часовым опозданием. Виновником оказался адвокат Удальцова Дмитрий Аграновский: неверно записал время слушаний и уехал на Курский вокзал. Председательствующий Замашнюк, большой знаток процессуальных тонкостей, юриста отчитал. «Прошу садиться… — вошел судья в зал. — Сразу обращаю внимание на несвоевременную явку сторон. Это… Неправильно!»
Удальцов — бодр, весел, неизменно коротко стрижен. Для полного сходства с дедушкой Лениным не хватает прищура и кепочки. На майских оппозиционер перенес операцию на глазах: зрение Удальцов посадил во время частых административных арестов. Условиями домареста запрещается находиться вне квартиры — сторона защиты долго упрашивала судью разрешить-таки посещение медучреждения. Наконец, в сопровождении оперативного сотрудника, Удальцова доставили в больницу, где врачи и провели необходимые манипуляции.
Сочувствующих — немного, всего 13 человек. Хотя зал выбран специально огромного размера, с пятью рядами скамей, балкончиком для журналистов… Во время первых слушаний было мнение — уж в этот-то раз думающая общественность не проигнорирует вопиющий политпроцесс. «Здесь… Всегда так людно?” — удивлялась «новенькая» посетительница. В общем и целом, да. Исключение — дела Навального — они всегда собирают толпы зрителей.
Удальцов сразу заявил ходатайство. «Седьмого мая я прошел амбулаторно-хирургическое лечение. Хотел бы поблагодарить суд за предоставленную возможность…» — начал он. Если бы Замашнюк принял иное решение, оппозиционера ждали бы «серьезные осложнения». Выяснилось — полное излечение требует еще одной врачебной ревизии. Председательствующий постановил: прошение удовлетворить, но учесть занятость сторон. «Осмотр — не пятницей, а иной день», — добавил судья.
На этом перешли к сути. «Исследуется диск номер девяносто восемь двести девяносто два ноля три “эр“ ноль пять», — изрек следователь, включив проектор. Обождав, пока агрегат заработает (минут буквально 15), сотрудник начал демонстрацию. Черно-белые беззвучные картинки показывали железнодорожный вокзал города Брянска. Видно полотно, кресла зала ожидания, некое растение - то ли пальма, то ли фикус. Что происходит, решительно не ясно, тем паче, правоохранитель комментариев не дает. Около получаса сидим в тишине, наблюдая за прерывистыми движениями монохромных людей.
Наконец кинопоказ заканчивается. «Слушаем второй диск — аудиозапись», — продолжает обвинение. Компьютер зависает, издает звуки, мучительно похожие на вступление «Welcome to the machine» Pink Floyd’а. Песня, кстати говоря, начинается словами «Здравствуй, сын. Добро пожаловать в систему» и атмосферно заседанию подходит. Замашнюк объявляет перерыв для настройки техники.
В курилке Удальцов с адвокатами обсуждают свидетельства защиты.
— Эротические видео будем показывать? — вопрошает оппозиционер
— Конечно, будем. Ради того в дело и шли! — тянет Виолетта Волкова, защитница Удальцова.
— На большом экране… В присутствии зрителей… — фантазирует сопровождающий.
Из колонок звучат глухие голоса. Волкова в Твиттере сообщает — это диалог Удальцова с женой Анастасией. «Машинки, которые тебе Гиви (Таргамадзе — “МК“) подарил… Конфискация… Я не говорил бы с тобой долго: каждый раз начинаются какие-то отмазки», — вещает репродуктор. Слышно очень плохо: речь прерывается то бульканьем, то шорохом и свистом.
Следующую запись изъяли с компьютера Лебедева. Аудио встречи в Литве, где оппозиционеры говорили с Таргамадзе. Слышно, как включается диктофон. Шубуршание одежды. «Как страшно жить!» — восклицает голос Удальцова. Тяжким эхом отдаются чьи-то фразы. Нельзя понять ни единого слова. «Если забивать Театральную, если забивать Манежку, она распластывается возле Исторического музея, — выплывает кусок Удальцова. — На пятачке у Площади Революции тысяч семь, не больше. Конечно, если столько придет — это фантастика!» Опять какие-то пофыркивания, шорохи… Звук булькающего чего-то…
В общем, длилось это мучение полтора часа. Развозжаева трижды будили. Удальцов — заснул. Адвокаты за неимением иных занятий писали в соцсети. Приставы во что-то играли. Слушатели сидели тихо-тихо.
Долго ли, коротко ли, запись подошла к финалу. Зал весело откликнулся на идею Замашнюка перенести слушание на следующий день. Обвинение пообещало уложиться в три часа.
После этого, по идее, должно начаться предъявление доказательств защиты. Проблема, однако, в том, что ни единого свидетеля адвокатам вызвать не разрешили…
