Легендарной поэме Маршака о “человеке рассеянном с улицы Бассейной” стукнуло 78 лет. Произведение выдержало десятки изданий и переведено чуть ли не на все языки мира. Строки о нелепых выходках чудака стали крылатыми. А сам герой и ныне остается одним из самых любимых у взрослых и детворы. Между тем у рассеянного литературного героя был реальный прототип.
Именитый профессор, с которого Маршак во многом списал своего героя, “вместо валенок перчатки не натягивал на пятки”, но отличался не меньшими чудачествами. В городе на Неве следы самого рассеянного героя в мире искал репортер “МК”.
Иду от Литейного проспекта до Греческого по улице Некрасова. До революции она именовалась Бассейной: мостовая вела к водоемам, откуда подавали воду к фонтанам Летнего сада.
На гранитной плите вывеска: дом №10. Когда–то здесь работал Театр кукол. В 14-м доме располагались бани, а следом стояли сплошь доходные дома. В один из них Маршак и поселил своего героя, указав в произведении местожительство Рассеянного: Северная столица, улица Бассейная.
Современники поэта, прочитав шутливое произведение Маршака, тут же узнали в чудаке–герое профессора Каблукова.
Иван Алексеевич славился своей непрактичностью и рассеянностью. Вместо слов “химия и физика” профессор нередко выдавал студентам “химика и физия”. Когда хотел произнести фразу “колба лопнула, и кусочек стекла попал в глаз”, у него вылетало: “лопа колбнула, и кусочек глаза попал в стекло”.
Только бывалые студенты знали, что выражение “Мендельшуткин”, произнесенное учителем, стоило понимать, как “Менделеев и Меньшуткин”. Обычными словечками Ивана Алексеевича были: “совсем не то” и “я, то есть не я”. Чем не преминул воспользоваться поэт.
Читая строки “Глубокоуважаемый Вагоноуважатый! Вагоноуважаемый Глубокоуважатый! Во что бы то ни стало мне надо выходить. Нельзя ли у трамвала вокзай остановить?”, научная элита покатывалась с хохота. Именно так мог выражаться их милейший коллега Каблуков.
За профессором водилась странность: даже в жару он не снимал с левой руки темно-коричневой перчатки. Ум и проницательность соседствовали в нем с небрежностью и неряшливостью. Своему персонажу поэт примерял разные “обувные” фамилии.
Исследователь творчества Маршака — Мирон Петровский — вспоминал, что сначала поэт окрестил любимца Башмаковым: “На свете жил да поживал Иван Иваныч Башмаков. А сам себя он называл Башмак Иваныч Иванов”. Позже поэт раздумывал, а не оставить ли герою реальную фамилию прототипа: “В Ленинграде проживает Иван Каблуков. Сам себя он называет Каблук Иванов”.
Известно, что профессор не терпел “бумаготворчества”. Подписывая множество бумаг, ради сокращения времени он писал “Ив. Каблук”, а бывало, расшифровывал подпись: “Каблук Иванов”.
Профессор имел счастье еще при жизни познакомиться с шутливой поэмой. В собирательный образ Рассеянного Каблуков не верил. Брату Маршака, писателю Ильину, погрозив пальцем, он однажды сказал: “Ваш брат, конечно, метил в меня!”.
Между тем профессор был авторитетнейшим ученым в области химии и физики. В 1928 году стал членом-корреспондентом Академии наук, через год удостоился звания заслуженного деятеля науки, был награжден орденом Ленина и орденом Трудового Красного Знамени. И сам любил похохмить. Однажды на экзамене, убедившись в слабых знаниях студента, он пристыдил студента: “Хотите на тройке прокатиться? Идите пешком” — и поставил двойку.
В конце жизни Маршак стал мистическим образом похож на своего героя. Литературный воспитанник поэта Пантелеев вспоминал, что родные, выдавая карманные деньги поэту, непременно говорили: “Только не потеряй!”. Приходя навестить друзей, Маршак непременно забывал в гостях то шляпу, то трость. А бывало, надевал пальто, которое “не то”. Смеясь, он говорил, что и к нему самому можно отнести строки: “Если можно верить слуху, он, со службы приходя, вешал часики на муху недалеко от гвоздя”.
* * *
