— Слушаю вас, гражданин Полуэктов, — ответил Алехин.
— Разве мы с вами знакомы? — удивился посетитель.
— Четыре месяца назад, — улыбнулся Алехин, — вы заказали в аптеке Феррейна лекарство по рецепту врача Заседателева для вашей шестилетней дочки Анны, у которой болело горло. Я стоял в очереди и случайно услышал ваш разговор с фармацевтом.
Полуэктов лишился дара речи.
— Вы тогда носили пенсне в роговой оправе, — продолжил Алехин. — Достали из левого бокового кармана серый бумажник крокодиловой кожи и вынули из него...
Но Алехин не договорил. Испуганный посетитель выбежал на улицу и никогда больше уже не появлялся в этой студии.
Смешная ситуация, но когда будущий чемпион мира спустя год работал следователем в Главном розыскном управлении милиции, многим “жертвам” его памяти было не до смеха.
...Однажды Алехин услышал разговор дежурного с задержанным, назвавшим себя Иваном Тихоновичем Бодровым.
— Как, вы сказали, ваша фамилия? — вмешался в разговор Алехин.
— Бодров, — повторил тот. — А что?
— Вы не Бодров, а Орлов, — уточнил Алехин. — И не Иван Тихонович, а Иван Тимофеевич.
— На пушку берете, начальник. Не на того напали!
— Пару лет назад в военкомате, где я вас встретил, вы представились Иваном Тимофеевичем Орловым, — сказал Алехин. — На груди у вас висел золоченый крестик на тонкой цепочке из белого металла, а под ним была небольшая родинка.
Преступник замер на месте словно вкопанный. Когда дежурный расстегнул у него ворот рубашки, все увидели золоченый крестик на цепочке и маленькую родинку. Следствие установило, что этот человек действительно был Орловым, рецидивистом, сбежавшим из заключения.
Да, не повезло Орлову, что он нарвался на великого шахматиста.
На следующий день Ботвинник достал новый кронштейн и поставил фару на место. А вечером к нему подошли двое в штатском и попросили показать гараж: кто-то их навел на гроссмейстера. На самом деле незваных гостей интересовала левая фара его машины: один из них вынул из кармана верхний обломок кронштейна и приставил его к нижнему, ботвинниковскому. Когда двое в штатском убедились, что обломки не подходят друг к другу, они рассмеялись и рассказали взволнованному Ботвиннику занятный случай. Оказалось, что накануне какой-то водитель устроил крупную аварию, смылся, но на месте ДТП осталась фара от его машины. И теперь, чтобы замести следы, преступник ломает левые фары у всех “эмок” подряд. Хорошо, что Ботвинник сохранил обломок кронштейна, благодаря чему оказался вне подозрений.
Разумеется, то, что Ботвинник был в Голландии с семьей — женой и дочкой, как и то, что десять чемоданов он вез с собой туда из Москвы, причем большинство из них было забито шахматной литературой, во внимание не принималось.
Донос — дело серьезное, и Ботвинника вполне могли снять с дистанции, не посчитались бы с тем, что шахматная корона уплывет за океан (в тот момент на втором месте шел американец Сэмуэль Решевский). А спас Ботвинника, как ни странно, Клим Ворошилов, который примирительно сказал: “Ну и что, а иностранцы, покидая Москву, увозят с собой по 20 чемоданов. Да и что оттуда можно везти, когда у нас все есть!”
Да, повезло Михаилу Моисеевичу, что Климент Ефремович никогда в жизни не был в советских магазинах (спецраспределители не в счет)!
— Не огорчайтесь, титул “Михаил Таль” повыше титула чемпиона мира.
— А может быть, это и к лучшему, — сказал Таль. — Не представляю, как можно сыграть 24 партии с Петросяном.
Писатель его поддержал:
— Да, это такая шахматная машина...
— Это как раз еще можно было бы пережить, — ответил Таль. — Но Петросян — не шахматная машина, а настоящая шахматная пила!
И вот уже по рядам прошел шепот: “Капабланка, Капабланка...” Покидая зал, зрители так и оставались в полной уверенности, что за великого сына армянского народа пришел поболеть великий сын кубинского народа.
— Что за попугай к нам пришел? — спросила одна пожилая большевичка.
На это Спасский прочитал женщине небольшую лекцию о современной моде. Несмотря на такую дерзость, все могло завершиться миром. Но тут кто-то попросил Спасского осветить положение в Италии (тогда все газеты писали о сицилийской мафии), а он вдруг стал подробно рассказывать о ситуации... в Голландии.
— Это очень интересно, — перебил претендента на характеристику председатель комиссии, — но вы не поняли вопроса: вас спросили об Италии.
— Да нет, я прекрасно вас понял, но в последний раз я был в Голландии. А делиться впечатлениями я привык о том, что видел своими глазами.
— Вы, что же, газет не читаете?
— Простите, я журналист по образованию, и кому, как не мне, знать цену нашим газетам. К сожалению, чаще всего они врут.
— И “Правда”?
— “Правда” тем более!
Тут возмущенные коммунисты вскочили со своих мест и потребовали Спасского покинуть помещение. О том, чтобы подписать характеристику, не могло быть и речи. Более того, можно было считать, что на сей раз шахматная карьера гроссмейстера уж точно завершилась. А спасла его ответственный секретарь Шахматной федерации России Вера Тихомирова, сопровождавшая Спасского на комиссию. Полчаса она убеждала старых большевиков, что это недоразумение, просила поверить в лояльность гроссмейстера. И в результате она одержала одну из самых важных побед в истории отечественных шахмат!
Ботвинник заявил, что не имеет желания вступать в переписку с Никсоном. Спасский согласился подписать письмо, но предварительно попросил показать ему материалы дела, чтобы лично убедиться в необоснованности предъявленных Анджеле Дэвис обвинений.
С тех пор с подобными просьбами к ним никто не обращался.
— Я был потрясен смертью этого блестящего гроссмейстера, который умер совсем молодым — ему не было и сорока. Штейн сам разрушил здоровье своим беспрерывным курением. Однажды я засек часы, наблюдая, как долго протянется его затяжка, — 31 секунду!
Позднее Гулько и Карпов не раз заочно пикировались по этому поводу в зарубежной прессе. Последнюю свою статью Гулько закончил такими словами: “Анатолий Карпов представляет собой чудо природы, соединяющее в одном лице и Моцарта, и Сальери”. Фраза эта стала крылатой.
— Почему бы вам не стать третейским судьей, — спросили его, — ведь у вас хорошие отношения с обоими чемпионами?
— Но еще лучше отношения у меня с Талем, — дал уклончивый ответ Таль, — и поэтому мне бы не хотелось вмешиваться в их спор.
Анатолий Карпов — гений, который, к несчастью для него, теперь опережает Каспарова только по алфавиту. Карпов господствовал в шахматном мире благодаря своему таланту, внешность же была против него. Он худ, у него прямые темные волосы, глаза навыкате — такое выражение лица чаще встретишь за прилавком бакалейной лавки, нежели за шахматной доской.
Гарри Каспаров путешествует по свету в сопровождении свиты, по численности не уступающей свите средневекового монарха. В его окружение входят персональные тренеры (с такими персонами страшно встретиться в темном переулке), а также некий мужчина, чье единственное назначение состоит в том, чтобы открывать двери перед великим человеком, дабы тот не повредил себе руку, которой ставит мат.