Для кого старается крим-ТВ и может ли у него быть иная сверхзадача, нежели шокировать и зарабатывать на этом сумасшедшие рейтинги?! Когда телезрителям перестанут предъявлять трупы прямо к завтраку и терроризировать благонравные семьи с утра пораньше кровавыми подробностями? Что за страна, что за ТВ у нас такое, почему нельзя организовать криминальное зрелище культурно, как это делается, скажем, в Европе... На эти и другие вопросы отвечает руководитель дирекции криминальных программ НТВ Владимир Золотницкий.
— По количеству часов, отданных криминалу, НТВ лидирует — это хорошо? Это сознательная, продуманная политика?
— Все социологические опросы выявляют две основные вещи, которые больше всего волнуют людей. Это экология, условия жизни — помойки, крысы — и криминал — от хроники преступлений до вопросов безопасности. Так вот, безопасность и опасность — это наша тема. К тому же, к сожалению, в нашей стране криминал является не исключением, как в благополучных странах Европы, а правилом жизни. Не замечать криминала — это ханжество. Ах, неужели у нас есть криминал, и проституция, и наркомания — не может быть! Телевидение по определению обязано показывать то, что люди будут смотреть, то, что их волнует. В собственном производстве НТВ, за которое я отвечаю: “Чистосердечное признание”, “Очная ставка”. (Я, кстати, не считаю, что это криминальная программа, это социальная публицистика). Четыре прямых эфира в день у программы “Криминал”. С момента запуска “Утра на НТВ” мы стали выходить в прямой эфир и утром.
— Вот этот утренний криминал — он буквально добивает противников насилия на экране. “Труп к завтраку” — так называют западные журналисты наше телевидение. Неужели нельзя обойтись хотя бы без этого?
— Во-первых, где негативной информации больше — в художественных фильмах, выпусках новостей или у нас, в “Криминале”? Во-вторых, мы даже не используем слово “труп”. Это слово еще со времен Олега Добродеева на НТВ было запрещено. У нас есть и другой список запрещенных слов из бандитского лексикона, вроде “беспредел”, “стрелка” и т.д. Я также считаю, что есть вещи, которые не обязательно показывать, как это делают наши коллеги. Например, отрезанную человеческую голову. Такого садизма у нас нет. Вот недавно снимали очень страшное ДТП на МКАД — перевернулся грузовик с кирпичом, придавил легковую машину. Мы не стали показывать тела, которые буквально вырезали из кузова, — мы показали только изуродованное железо. Самыми сильными кадрами, на мой взгляд, были разбросанные по дороге детские игрушки, выпавшие из этой машины. Мы никогда не ставим перед собой цели показывать изувеченные тела.
— Криминальные программы часто обвиняют в том, что они делаются на потребу тех или иных милицейских чинов, делают всей милиции “хорошую мину при плохой игре”.
— Нас в этом смысле никто не упрекал. Негативную информацию из органов внутренних дел, которую мы даем в эфир, никто не назовет заказной. Мы много рассказываем о коррупции, в том числе и в органах внутренних дел. В этом смысле “Криминал” абсолютно уникальная программа, и конкурентов у нас здесь нет. Мы обязательно рассказываем о милицейских победах, но мы вне любых ведомств. Криминал ведь не столько в том, что кто-то кого-то убил и отрезал голову, а в том, что обычный милицейский начальник на зарплату госслужащего живет в элитной квартире и ездит на “Порше”.
— У вас есть какие-то свои тайные информаторы?
— Конечно, они находятся в рядах ФСБ, МВД, других органах. Я бы не называл их агентами. Агент — человек, который получает вознаграждение за свой труд. Нашими информаторами часто становятся люди, которые ищут правду. Они уже обращались к своему руководству, но руководство покрывает коррупционеров ниже. Они обращались в прокуратуру, но прокуратура тоже покрывает милицейское руководство. Куда им еще обращаться? Они приходят на телевидение с просьбой рассказать о “героях”, которых страна должна знать в лицо, и мы рассказываем. Говорить о том, что у нас перед этими людьми какие-то обязательства, вряд ли можно. Часто мы даже не знаем их имен.
— Вы бы стали давать в эфир фильм про детскую проституцию, как это сделали на РТР?
— Для репортажа должен быть информационный повод. Если он есть, то любая тема имеет право на жизнь. В противном случае любые разглагольствования относительно того, кто мерзавец, а кто нет, могут выглядеть как “наезд”. Я никогда не даю своим людям таких заданий.
— Почему же чиновники все равно считают, что криминальное ТВ используется для сведения счетов с ними?
— Какие бы материалы ни проходили, как бы чиновников ни припирали к стенке, они все равно говорят — это заказ. Похожая ситуация у налоговиков. Когда они проверяют какую-то фирму, там сразу же предполагают, что они действуют по заказу фирмы-конкурента.
— Вам не жалко людей, которые стали героями ваших программ, их семьи, близких?
— Есть такая грубая пословица: “Поматросил и бросил”. Мы считаем, что у криминальных репортеров существует долг перед своими героями. Мы их как бы эксплуатируем во время съемок, мы тираним их во время интервью и часто снимаем слезы... естественно, мы их используем. Это грубое слово, но так оно и есть. Это профессия журналиста, мы получаем за это зарплату, делаем рейтинги, в конце концов, привлекаем деньги рекламодателей на канал... Поэтому мы посчитали, что должны помогать нашим героям, в том числе и материально. Под эту идею у нас уже создан благотворительный фонд “Герои нашего времени”.
— Не слишком ли спорное название. Скорее, это жертвы?..
— Условно, это лица нашего времени. Они, конечно, не герои России, но они герои наших программ. Их пример — другим наука. Они участники событий, которые на первый взгляд кажутся абсолютно экстраординарными. На самом деле, это типичные события для нашей страны, для нашего времени. Истории жуткие, но они не единичны, их много, и мы стараемся это подчеркнуть.
— Вы уже кому-то помогли?
— Каждый раз, когда мы делали ту или иную тему — про сложные взаимоотношения людей, о смерти, предательстве и т.д., — мы рассказывали “до”, “во время трагедии” и “после”. Бывали случаи, когда мы находили способы как-то помочь нашим героям, но это было непринципиальное решение вопроса. В программе “Очная ставка” мы показывали Диму Павленко — парня, который в армии потерял руки и ноги, потому что ему дали вместо учебной гранаты боевую. А он запутался в маскхалате и взорвался. Врачи вытащили его с того света. Многие телезрители после программы начали звонить (кстати, с предложениями помощи звонят после каждого эфира, кто-то просто соболезнует, жалеет, а многие перечисляют деньги). В случае с Димой Павленко один предприниматель, имя которого мы не называем, перечислил 250 тысяч рублей на протез.
— А мальчика, которого травила мать, пытаясь сделать инвалидом, чтобы получать за него пенсию, вы тоже возьмете на содержание?
— Это абсолютно дикая история. Мать травила сына фенобарбиталом на протяжении нескольких лет, чтобы он стал эпилептиком. А она бы получала за инвалида пенсию. Мы показали этот сюжет, все были в шоке, трудно было поверить, что такое возможно. Ее начали проверять: мать она ему или нет. Оказалось, мальчик, которого она травила, это четвертый ребенок, а пятого она родила, уже находясь под следствием. Рожала от разных мужей, судьба двух из пяти ее детей вообще неизвестна. Следствие так и не смогло установить живы они или нет. Сейчас она сидит в тюрьме. Мальчика удалось спасти, и он оказался героем нашей передачи. Ему сейчас 9 лет, и у него есть отставание в развитии. До совершеннолетия он будет жить в школе-интернате в Новгороде. Мы намерены отслеживать его судьбу и рассказывать о помощи, которую ему оказывали и будут оказывать окружающие, в том числе и через наш фонд. Мы уже передали “его” детскому дому микроавтобус “Газель” и оплатили счет для приобретения спортинвентаря.
— Сейчас все увлечены созданием реальных шоу. Кому-то ведь может прийти в голову сделать шоу из тюремной камеры или с места преступления. Вас не посещали такие “благие” идеи?
— Сейчас мы работаем над уникальным проектом, вряд ли его можно назвать реальным шоу. Но какое-то сходство, безусловно, есть. Тема программы — частная жизнь больших людей. Условное название — “Частный детектив”.
— Это будет очередная комплиментарная программа типа “Один день с...” или “Герой дня без галстука”?
— В тех передачах все строилось на том, что герой в кадре о чем-то говорит. У нас человек не работает на камеру. Он не знает, где она. Скрытая камера снимает его семью, детей, друзей, автомобиль, люстру, дачу, квартиру. Как он обедает, как общается. Это не декорация, это реальная жизнь.
— Кто первая “жертва”?
— Шандыбин. Мы за ним следили на протяжении недели.
— А он об этом знает, он согласен?
— Да, согласен. Это обязательное условие, в противном случае это будет противозаконно. Наш герой получается как бы “за стеклом”, но не в ограниченном пространстве, а в разных ситуациях, которые не могли бы фиксировать камеры ни одной из других программ.
— В том числе в постели с женой?
— Конечно, нас там нет. Мы не ставили своей целью уничтожить героев.
— Вы не боитесь так откровенно рассказывать о своих планах, ведь на нашем ТВ совсем как в жизни — все друг у друга воруют?
— Действительно, прут все, начиная от названий программ. Например, названия программ “Криминал”, “Чистосердечное признание” не принадлежат НТВ. С ноября 2000 года они числятся за некоей организацией. При Киселеве не сообразили зарегистрировать названия, и кое-кто подсуетился. Правда, никакого криминала тут нет — таковы наши странные законы об авторских правах. Если, скажем, в Америке право первой ночи в смысле регистрации принадлежит тому, кто первый дал программу в эфир, то у нас все иначе. У нас вообще все иначе. И не нужно бороться со зрителями криминальных программ, число которых, как вы говорите, доходит до 40 процентов. Нужно бороться с самим криминалом.
