Перестроили старинный особняк XVIII века после пожара архитекторы Федор Бужинский и Николай Соболевский, преподававшие для воспитанников-дворян архитектуру и черчение в Благородном университетском пансионе. Бужинский служил архитектором типографии университета, а Соболевского Александр I назначил архитектором всех его строений на разных улицах. Бужинский отремонтировал Анатомический театр медицинского факультета. Соболевский восстановил на Тверской сгоревшее здание пансиона (на его месте — Центральный телеграф).
Московский университет выкупил под казенные нужды две сгоревшие в 1812 году усадьбы Власовых и Талызиных на углу Страстного бульвара и Большой Дмитровки.
И дом редакции на бульваре, и здание типографии (она была на Большой Дмитровке, 34) сохранились, и им без малого по 200 лет.
На первом этаже редакции в пушкинские времена торговала популярная «университетская книжная лавка А.С.Ширяева, игравшая в культурной жизни Москвы такую же роль, как в Петербурге знаменитая лавка Смирдина». Это слова автора книжки «Бульварное кольцо» 1972 года Юрия Федосюка. А путеводитель по Москве 1833 года утверждал: «Из книжных лавок в Москве она есть лучшая и богатейшая». Этот же путеводитель ее рекламировал: «Здесь принимается подписка на все журналы и новые книги. Порядок в лавке удивительный. В лавке Ширяева можете вы найти все лучшие и даже редкие творения... При сей же лавке находится библиотека для чтения книг и журналов». Приезжая в Москву, Пушкин посещал магазин Ширяева, с которым был настолько хорошо знаком, что просил адресовать ему почту «к книгопродавцу Ширяеву в Москву». Этого было достаточно для почты, чтобы выполнить поручение отправителя.
В одном из писем к Плетневу Александр Сергеевич просит: «Пришли мне, мой милый, экземпляров 20 Бориса… не то разорюсь, покупая его у Ширяева»…
Хочу привести еще одну яркую цитату, дающую представление о полиграфических возможностях типографии Московского университета, где печатались газета, журналы, книги и учебники, необходимые преподавателям и студентам: «Вообразите длинную залу, в коей в удивительном порядке расположены стены типографии, кассы наборщиков, конторки для корректоров и других чиновников. Литеры разных шрифтов для языков: российского, немецкого, латинского, французского, английского, итальянского, греческого, еврейского и арабского; скорость, чистота и исправность, с какой печатаются здесь книги, журналы и проч., заслуживают внимания». Это цитата из лучшего московского путеводителя 1831 года, давно ждущего переиздания.
Особняк на Страстном бульваре, 10, называют краеведы «Домом редактора». За сто лет в нем сменилось много жильцов. Здесь с семьей жил русский поэт и переводчик, издатель «Дамского журнала», грузинский князь Петр Иванович Шаликов. Он, не обладая заметным талантом, служил родной литературе чем мог: стихами, прозой, статьями. Как пишет о нем «Московская энциклопедия»: «Шаликова отличала своеобразная внешность: горбатый, «попугайный», как говорили его современники, нос, длинные бакенбарды, огромный хохол над высоким лбом, вычурные пестрые наряды, эксцентричная манера поведения». О нем остались упоминания в письмах и мемуарах, эпиграммы. Одну из них сочинил Пушкин в соавторстве с Баратынским:
Князь Шаликов, газетчик наш печальный,
Элегию семье своей читал,
А казачок огарок свечки сальной
Перед певцом со трепетом держал.
Вдруг мальчик наш заплакал, запищал.
«Вот, вот с кого пример берите, дуры! —
Он дочерям в восторге закричал. —
Откройся мне, о милый сын натуры,
Ах! что слезой твой осребрило взор?»
А тот ему: «Мне хочется на двор».
В то же время Пушкин, которым князь искреннее восхищался, высказался о Шаликове вполне доброжелательно в одном из писем: «Он милый поэт, человек, достойный уважения, и, надеюсь, что искренняя и полная похвала с моей стороны не будет ему неприятна. Он именно поэт прекрасного пола». А в «Разговоре книгопродавца с поэтом» Пушкин назвал Шаликова «любезным баловнем природы».
Князь обитал в «Доме редактора» в 1813—1836 годах. На одной из его дочерей, помянутых в эпиграмме, Софье Петровне женился другой известный главный редактор и издатель «Московских ведомостей» — Михаил Никанорович Катков, живший здесь много лет. Кроме ежедневной газеты он издавал литературный журнал «Русский вестник». В нем публиковались самые выдающиеся прозаики и поэты России: Салтыков-Щедрин, Гончаров, Фет и Тютчев, историки и филологи. Тургенев доверил журналу романы «Накануне» и «Отцы и дети». Катков открыл дверь в литературу не известному читателям Льву Толстому, опубликовал его «Казаков», затем — «Севастопольские рассказы». Четыре года журнал печатал с продолжениями «Войну и мир», три года читатели ждали номера журнала с «Анной Карениной». В «Русском вестнике» выходили романы Федора Достоевского, принесшие ему мировую славу. Причем сюжет романа «Бесы», много лет запрещенного в СССР, подсказал автору редактор журнала.
И о Каткове, как о Шаликове, сочиняли эпиграммы. Поэт-сатирик Дмитрий Минаев сочинил ее с политическим контекстом:
С толпой журнальных кунаков,
Своим изданьем, без сомненья,
В России заменил Катков
С успехом Третье отделенье.
То есть III отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии, тайную политическую полицию. И это сказано о редакторе, чья газета «Московские ведомости» подвергалась тотальному цензурному гнету, ее неоднократно штрафовали, закрывали, преследовали как никакое другое периодическое издание — при том, что Катков выступал убежденным монархистом. Объектом его постоянной критики становились самые влиятельные министры царского правительства и великий князь Константин Павлович, наместник императора в Варшаве, которого как «Особу Императорской фамилии» в печати никто не смел ни в чем упрекать. А Катков, рискуя потерять газету, провел кампанию, вынудившую великого князя уехать за границу на «лечение».
Ленин дал издателю «Московских ведомостей» нелестную характеристику: «Либеральный, сочувствующий английской буржуазии и английской конституции, помещик Катков во время первого демократического подъема России (начало 60-х годов XIX века) повернул к национализму, шовинизму и бешеному черносотенству…» Да, в молодости Катков входил в круг Станкевича, Белинского, Бакунина, дружил с демократами, встречался с эмигрантом Герценом в Англии. Эта страна, ее государственное и судебное устройство, его интересовала, что дало основание назвать Каткова англоманом. За ним закрепилось много других более точных характеристик: «государственный человек без государственной должности», «политик без правительства», «диктатор общественного мнения». Не будучи на государственной службе, издатель заслужил чин тайного советника, что приравнивалось к званию генерал-лейтенанта.
В наше время Каткова признают основоположником русской политической журналистики, хотя в годы, когда я учился на факультете журналистики, такими «основоположниками» считались другие фигуры. О нем слышал разве что одно: «реакционер».
Блестяще завершив Московский университет, Михаил Катков начинал как философ, перевел с немецкого статью об эстетике Гегеля, чье имя в России впервые узнали от него. Катков — автор «Очерков древнейшего периода греческой философии». Публиковал статьи о литературе, на него возлагал большие надежды Белинский. Переводил с немецкого стихи Гете, Гейне, с английского языка — «Ромео и Джульетту» Шекспира, приключенческий роман Фенимора Купера «Следопыт» (в моем детстве он пользовался такой же популярностью, как «Всадник без головы» и «Три мушкетера»). Начиная карьеру ученого, Катков, защитив диссертацию «Об элементах и формах славяно-русского языка», в университете читал лекции по логике, психологии и философии.
Все помянутые занятия вытеснила с годами политика, и ее орудием при Александре II и Александре III стали для читателей «Московские ведомости». Этот «помещик» требовал отмены крепостного права, считал, что подданные императора, будучи не христианами (а таковых в Российской империи насчитывалось более половины населения), вполне могут быть русскими, поскольку в христианском мире национальность определяется государством. Доказывал, что оно должно контролировать ключевые отрасли промышленности и любыми средствами, вплоть до вооруженной силы, защищать империю от распада.
С другом, знатоком древних языков и античного мира Павлом Леонтьевым, Катков стал соиздателем «Московских ведомостей», далее занимался газетой единолично, а также выпускал журнал «Русский вестник» — настолько успешно, что стал со временем состоятельным человеком. Но родился не помещиком, а в бедной семье чиновника. После смерти отца семья перебивалась с хлеба на квас. Мишу в 5 лет отдали учиться в Преображенское сиротское училище. Занимался так хорошо, что ему открылась дорога в Первую Московскую гимназию и Московский университет. Катков слыл студентом, ответы которого приходили слушать из других аудиторий. Два семестра в Берлине он увлеченно слушал лекции философа Шеллинга и был вхож в его дом.
Возглавив популярный журнал и востребованную обществом газету, он сделал ее ежедневным изданием. Катков смог к пятидесяти годам за 30 тысяч рублей купить великолепную подмосковную усадьбу князей Трубецких — Знаменское-Садки. Ее посещала Екатерина II с внуками Александром и Константином, будущими императором и наместником императора. Главный дом, заполненный стильной мебелью, картинами, статуями, книгами библиотеки, утопал в зелени сада, среди зеркальных прудов в окружении разных строений.
Усадьба, после революции разграбленная, порушенная, в наши дни частично отреставрирована. Она находится в Северном Бутове, у кольцевой дороги. Катков, живя летом здесь, мечтал бросить политику и заняться, как в молодости, философией. В этой усадьбе он и скончался в семьдесят лет, в 1887 году. Покойного отпевали во всех православных храмах. Из усадьбы гроб на руках пронесли через всю Москву в конец Остоженки, к дому Катковского лицея.
Противостоять «нигилистам», «бесам» Катков и Леонтьев хотели классическим образованием, углубленным изучением древних и современных языков, истории и литературы. Каждый из друзей внес 10 тысяч рублей на основание образцового в Москве учебного учреждения, с гимназическими и университетскими классами под одной крышей. 40 тысяч рублей внес на благое дело банкир, строитель железных дорог, тайный советник Самуил Поляков; 30 тысяч дал другой известный строитель железных дорог Павел Дервиз, иные состоятельные предприниматели. Это привело к основанию в 1868 году на Остоженке Лицея имени цесаревича Николая — рано умершего сына Александра II. За учебным заведением закрепилось неофициальное название Катковского лицея. Здесь получили образование будущий патриарх Алексий I, многие депутаты Государственной думы и Государственного совета, генералы. Четырехэтажное здание бывшего лицея, где теперь Дипломатическая академия, сохранилось у Крымского моста, перед Садовым кольцом.
В нем состоялась панихида на высшем уровне. После нее основателя лицея пронесли по городу, к Страстному бульвару, мимо «Дома редактора», держа путь к Ново-Алексеевскому монастырю в Красном Селе. Обитель разрушили при советской власти, не озаботившейся сохранением могилы «помещика».
Вдова Каткова издала 25 томов — собрание сочинений его статей. В них есть слова, написанные полтора века тому назад, словно для нас. «Давно уже пущена в ход одна доктрина, нарочно сочиненная для России и принимающая разные оттенки, смотря по той среде, где она обращается. В силу этого учения прогресс русского государства требует раздробления его области понационально на многие чуждые друг другу государства …Людям солидным она лукаво шепчет о громадности России, о разноплеменности ее народонаселения, об удобствах управления, будто бы требующего не одной административной, но и политической децентрализации…»
Эта давняя доктрина реанимирована в современном «мировом закулисье», о котором впервые заговорил Катков, и в России. Все громче нас убеждают, что, став по размерам «среднеевропейским государством», мы заживем хорошо, как в странах Западной Европы и США, которые, однако, не делятся на штаты, а наращивают их число. Когда я учил географию, их было 48, а сейчас — свыше пятидесяти. И за пропаганду сепаратизма в США предусмотрена суровая статья.
Классическое образование, внедренное в Российской империи благодаря Каткову, не помешало медалистам гимназии в Симбирске — Керенскому и Ленину — возглавить две революции, закончившиеся падением самодержавия, гражданской войной, миллионами жертв и крахом экономики. Не знавшие латыни реформаторы пошли дальше гимназистов — разрушили экономику и расчленили СССР на 15 суверенных государств, ставших недолго думая воевать между собой и внутри себя.
В «Доме редактора» жили талантливые люди. Евгений Корш в 1842—48 годах редактировал «Московские ведомости», начавшие выходить 3 раза в неделю, на радость Белинскому и Герцену. А когда служил в престижной должности библиотекаря Румянцевского музея, разработал систему размещения и каталогизации книг, сохранившуюся доныне. Его брат, Валентин, состоял помощником Каткова, вел иностранный отдел, написал книгу «Столетие «Московских ведомостей».
При типографии, будучи помощником Евгения Корша, жил Константин Бестужев-Рюмин, ставший позднее в Петербурге первым директором Высших женских курсов, вошедших в историю под его именем. Он читал царской семье курс русской истории, ему внимал будущий император Александр III.
Заведовавший типографией «Московских ведомостей» Осип Бодянский известен как славист, издатель «Жития Бориса и Глеба» и других шедевров нашей древней литературы. За публикацию в научно-историческом журнале перевода на русский язык сочинения английского посла в Москве Флетчера «О государстве русском», 1591 года, Николай I, сочтя его оскорбительным для России, в 1848 году закрыл журнал и уволил историка из университета.
В справке москвоведа Д.И.Бондаренко, составленной им по моей просьбе, значится 14 замечательных людей, живших в «Доме редактора» в XIX—XX веке. О пятерых — сказано. О других — в следующем «хождении».
