СОЧИНЕНИЕ ЮНКЕРА ЛЕРМОНТОВА
«Кто никогда не был на вершине Ивана Великого, кому никогда не случалось окинуть одним взглядом всю нашу древнюю столицу с конца в конец, кто ни разу не любовался этою величественной, почти необозримой панорамой, тот не имеет понятия о Москве», — прочел я в школьном сочинении, подписанном «юнкером Л.Г. Гусарского полка Лермонтовым». Прочел в девятом классе далеко от Москвы, на берегах Днепра, в случайно попавшем мне в руки четвертом томе полного собрания сочинений М.Ю.Лермонтова, изданного в Санкт-Петербурге «Разрядом изящной словесности Императорской Академии наук» в 1911 году.
Случайно этот том из библиотеки, распыленной в годы оккупации Днепра, попал в мои руки. В конце книги под перепиской нашла место в качестве приложения «Панорама Москвы». Мог ее не читать, как «Героя нашего времени» в начале тома. Прочел с изумлением и завистью, что не напишу так хорошо сочинение по русской литературе, как этот юнкер, мой ровесник, что не вижу Москвы и Ивана Великого, а живу в бараке коксохимического завода, откуда по гудку ранним утром спешит в цех отец.
С тех пор, где бы ни жил, сменив в одной Москве двадцать адресов, этот том не потерял — он всегда под рукой на полке с книгами, потому что ему я обязан мечтой подняться на колокольню Ивана Великого и увидеть картину, восхитившую Михаила Лермонтова.
Москва ему показалась океаном — со своим языком, сильным, звучным, святым и молитвенным. У восторженного мальчика, чей характер с годами ожесточился и привел к гибели, вырвались из сердца отлитые в бронзе слова: «О, какое блаженство внимать этой неземной музыке, взобравшись на самый верхний ярус Ивана Великого, облокотясь на узкое мшистое окно, к которому привела вас истертая скользкая витая лестница, и думать, что весь этот оркестр гремит под вашими ногами, и воображать, что все это для вас одних, что вы царь этого невещественного мира…»
За своей мечтой шел много лет, подгоняемый желанием жить и заниматься там, где учился студент Белинский. Его «Обзор русской литературы за 1846 год», опубликованный в журнале, побудил заниматься журналистикой непременно в Московском университете.
За стеной Кремля, видимой из окон факультета, Иван Великий не просматривался. Приблизиться к нему годами не мог, потому что там жил Сталин. К Кремлю вождь относился равнодушно и, когда курсантам, охранявшим правительство, понадобились помещения, ради Военной школы имени ВЦИК позволил разрушить два древних монастыря: мужской Чудов и женский Вознесенский с гробницами жен великих князей и царей. Заодно смели с лица земли Малый Николаевский дворец, составлявший пару Большому Николаевскому Кремлевскому дворцу. Там в 1934 году перед «съездом победителей», позднее расстрелянных, переделали два тронных зала — Андреевский и Александровский — в один, на три тысячи мест, где заседали верховные советы СССР и РСФСР
СБРОШЕННЫЕ ЗВОНЫ
Все это я узнал позднее, а когда ходил в университет на Моховой, видел ворота Кремля, со времен Ленина закрытые для всех. У тех, кто пытался сфотографировать чудный вид на стены и башни, возникавшие непонятно откуда милиционеры на глазах у прохожих засвечивали пленку, чему я бывал свидетель. Это в лучшем случае. Могли в худшем случае препроводить для установления личности на соседнюю Лубянку.
Когда достигший высшей власти Хрущев распахнул ворота лагерей и ворота Кремля, с дипломом факультета журналистики я пришел в «Московскую правду». Заслужив доверие редактора, из его кабинета с «вертушкой» — телефоном правительственной связи — позвонил доброжелательному коменданту Кремля генерал-лейтенанту Андрею Яковлевичу Веденину. Меня он выслушал внимательно, но подняться на колокольню не позволил под предлогом, что это небезопасно. Второй раз генерал услышал в трубке телефона, что на башню поднимался Наполеон с маршалами и по его следам Лермонтов. Мечта сбылась. В сопровождении сержанта с погонами КГБ я приблизился к Ивану Великому…
За дверью восьмигранника башни в белокаменных голых стенах пятиметровой толщины встретил пустоту. В оставленной без икон и алтаря палате не осталось ничего от былой церкви Иоанна-Ивана Лествичника, давшей название колокольне. Этот святой чтим христианами за сочинение «Лествицы райской», наставлявшей, как подняться по 30 ступеням духовной лестницы в рай. Из опустошенной церкви попал в верхнюю палату, куда лучи проникали сквозь узкие проемы. Виды Кремля начались на нижнем ярусе, где висят самые тяжелые колокола. Их осталось шесть. Было больше. Пустые проемы — память о сброшенных на землю звонах в годы, когда не щадили ни древнюю Москву, ни Кремль.
Картину, восхитившую юнкера Лермонтова, я увидел, хотя в сталинские времена ее изуродовали. Разрушили самый древний собор Спаса на Бору, исчезло Красное крыльцо на Соборной площади. К ней пристроили двухэтажную столовую. Исчезла из поля зрения помянутая в «Панораме Москвы» «четырехугольная сизая фантастическая громада Сухарева башня». Не увидел я помянутого им Симонова монастыря, «примечательного особенно своею почти между небом и землею висевшею платформой, откуда наши предки наблюдали за движением приближающихся татар». Нет и самой высокой, 90-метровой колокольни Симонова монастыря, превзошедшей ростом Ивана Великого. Такая же печальная участь постигла высоченную колокольню Андроникова монастыря и многие другие башни и купола с крестами. Заодно с церквями разобрали на кирпич Сухареву башню времен Петра и Красные ворота времен Елизаветы Петровны на Садовом кольце, стены и башни Китай-города.
ГИМН КОЛОКОЛОВ
Но и после невосполнимых потерь я восхитился панорамой Москвы, как юный Лермонтов, не только увидевший, но и услышавший Москву: «Как у океана, у нее есть свой язык, сильный, звучный, святой, молитвенный! Едва проснется день, как уже со всех сторон, со всех ея златоглавых церквей раздается согласный гимн колоколов подобно чудной фантастической увертюре Бетховена… О, какое блаженство внимать этой неземной музыке, взобравшись на самый верхний ярус Ивана Великого, облокотясь на узкое мшистое окно, к которому привела вас истертая, скользкая витая лестница…»
Лестница, конечно, осталась витой, но мшистое окно мне не досталось. В панораме Москвы середины ХХ века я различил заложенный под гром орудий Воспитательный дом времен Екатерины II, «коего широкие голые стены, симметрически расположенные окна и трубы и вообще европейская осанка резко отделяются от прочих соседних зданий, одетых восточной роскошью или исполненных духом средних веков». Вместе с Воспитательным домом Лермонтов описал бесчисленные купола церкви Василия Блаженного, которой дивятся все иностранцы: «Она, как древний Вавилонский столп, состоит из нескольких уступов, кои оканчиваются огромной зубчатой радужного цвета главой…»
Держась за поручни, по узкой железной лестнице, вделанной в стену, попал под самый купол с форточками, закрытыми ставнями от голубей. Через эти окна с головокружительной высоты, равной 25-этажному дому, дозорные видели горизонты на десятки километров. Увидев клубы пыли из-под копыт лошадей, давали знак звонарям, бившим в набат. А я увидел под башней Царь-колокол и его тяжелый осколок. У края Красной площади выглядывал памятник Минину и Пожарскому, передвинутый с середины Красной площади.
Вдали угадал по силуэту Московский университет, Воробьевы горы, где жил, и без труда разглядел все высотные здания, заложенные в честь 800-летия Москвы. Под тем из них, что у площади с памятником Лермонтову, розовела Меншикова башня, пытавшаяся стать выше Ивана Великого, чему помешала с неба молния. Видимых Лермонтову бульваров не различил, только Тверская вилась узкой полоской и просматривалась до флага над красным домом Моссовета.
Под влиянием Лермонтова сел и написал: «Звучит весь город. Трубные звуки издают золотые купола, они как начищенные до блеска инструменты духового оркестра, поднятые в небо. Трелью разливается Москва-река, несущая свои волны под мостами. Струны Крымского моста гигантской арфой звенят в прозрачном воздухе. А белые стены и черные крыши — клавиши какого рояля могут издавать такие звуки? Звучит весь город — симфония в камне».
ДВОРЕЦ СЪЕЗДОВ, ПОСТРОЕННЫЙ ХРУЩЕВЫМ
Первый раз я поднялся под купол Ивана Великого во времена Хрущева, легко преодолев до верхнего яруса 131 ступень. Далее, сбившись со счета, прошел еще столько же. На верхнем ярусе с меньшими колоколами увидел самое важное и прекрасное, что есть в городе: соборы, церкви, дворцы допетровских времен и Сенат екатерининских времен. Рядом с ними тайком от народа сооружали Дворец съездов. Генерал Веденин мне о нем рассказал, когда еще котлован не заполнил фундамент. Но цензор все услышанное не дал обнародовать. О дворце официально сообщили накануне съезда партии. Московские остряки прикрепили к его хрустальным стенам ярлык «стиляга среди бояр». Нетронутый временем серебристый дворец стоял, непохожий на все вокруг. Выглядел прозрачным, легким и ослепительно чистым, о чем в пику общественному мнению я и написал в газете. Желая понравиться москвичам, много лет спустя, став главой горкома партии, под дружный смех собравшихся в зале повторил эту остроту Борис Ельцин.
В новом дворце с трибуны съезда КПСС Хрущев успел до заговора соратников пообещать нынешнему поколению советских людей, что через двадцать лет они будут жить при коммунизме. Никто тогда в громадном зале на шесть тысяч мест не засмеялся.
Сегодня Хрущеву приписывают убийство Сталина все те, кто не хочет верить в его естественную кончину. В пику им хочу сказать: Москва многим обязана этому человеку. До войны он, будучи вторым секретарем, не щадя себя, под землей построил первую линию метрополитена от Сокольников до Парка культуры. Став первым секретарем ЦК, с упоением играл роль главного архитектора Москвы. С его именем связан не только Дворец съездов. Он построил Московскую кольцевую дорогу — МКАД, придав ей статус административной границы города, включил в ее пределы сто сел и деревень. Не разрушил историческую радиально-кольцевую планировку, не расширил территорию до пределов Калужской области.
Хрущев основал Зеленоград, указал путь, каким следует расширять территорию мегаполиса. Проложил Новый Арбат, отвергнутый общественным мнением, которое не раз в нашей истории являло собой всеобщее заблуждение. Без Нового Арбата нет пути на Запад, к Кутузовскому проспекту — лучшему, что оставила городу советская власть. При Хрущеве сооружали тоннели и эстакады Садового кольца, превращая его в магистраль без светофоров, подобную МКАД. В затопляемых вешними водами Лужниках за полтора года воздвиг крупнейший в Европе стадион на сто тысяч зрителей с Большой ареной. Хрущев, вопреки мнению многих, разморозил строительство самой высокой в мире Останкинской башни.
Видел я, как Хрущев на Соборной площади общался запросто с народом и обрадовался, встретив земляков с Донбасса. Придет время — поставят ему памятник в Черемушках, где начали, как автомобили на конвейере, собирать из железобетонных деталей жилые дома. Строительную машину разогнал до 5 миллионов квадратных метров жилой площади в год: Москва для себя строила домов больше, чем сейчас. Сотни тысяч москвичей, включая меня с женой, из коммуналок переехали в отдельные квартиры.
«ПРЕВРАТИМ МОСКВУ В ОБРАЗЦОВЫЙ КОММУНИСТИЧЕСКИЙ ГОРОД!»
Второй раз на колокольню Ивана Великого поднимался по строительным лесам в эпоху Брежнева. Тогда башню реставрировали и золотили купол под крестом. Что нового увидел?
На том месте, где по декрету Ленина о памятниках царям и их слугам разрушили монумент Александру II, председатель Совнаркома предлагал установить памятник Льву Толстому, бывшему не в ладах с институтом церкви. Эта история кончилась тем, что к столетию со дня рождения там установили памятник Ленину.
Квартира, кабинет и Красный зал, где заседало его правительство, не успевали принимать всех желающих увидеть музей в бывшем Сенате, квартире прокурора судебной палаты. И я там побывал, сфотографировал телефонную книжку Ленина с номерами абонентов коммутатора Кремля. Так узнал, что соратников и сотрудников хозяина этой книжки расстрелял один из абонентов, бывший нарком по делам национальностей и генеральный секретарь партии большевиков…
В Кремле Брежнев, как и Хрущев, не жил. Москву совершенно не знал, видел улицы и дома из окна автомобиля, на котором сам за рулем любил гонять, пугая постовых на Кутузовском проспекте, где получил квартиру, переехав в столицу. Леонид Ильич не играл роль главного архитектора Москвы, в историю входил как «борец за мир» с Америкой. Перед приездом президента США сломали дома перед Троицкой башней на Боровицкой площади, Якиманке, по пути следования дорогого гостя из аэропорта в Кремль.
В отчетный доклад на съезде партии Брежневу вписали призыв: «Превратим Москву в образцовый коммунистический город!». Он его произнес. Не более того. Город старел, ветшал, разрушался. В пределах центра вяло достраивалась по довоенному проекту гостиница «Москва». Старинные улицы безобразили обезлюдевшие, униженные дома. Во дворах прятались руины, на центральных улицах зарастали травой пустыри на месте разрушенных храмов и сломанных домов. Олимпийские объекты Крытый стадион и Водный бассейн, Международный центр торговли, гостинцы и дворцы спорта сооружались за пределами Садового кольца и никак не помогли старой Москве оздоровиться.
Брежнев, придя к власти, не дал достроить тоннели и эстакады на Садовом кольце, зарубил замечательный проект. «Борец за мир» держал Москву на воде и хлебе. При нем столица лишилась права строить театры, стадионы, устанавливать памятники. Город на окраинах заполнялся типовыми домами, кинотеатрами, школами, больницами. В панораме Москвы башенные краны я увидел над Лубянкой, Китай-городом и Арбатской площадью. Только там возводились монументальные здания для КГБ, ЦК партии, Министерства обороны. На Октябрьской площади поднимались этажи МВД.
ЭПОХА ВОЗРОЖДЕНИЯ
Третий раз поднимался на колокольню Ивана Великого, когда ей исполнилось пятьсот лет, в начале XXI века. Москва, залечив глубокие раны «ускорения» и «перестройки», поражала приезжавших в столицу России подземным «Охотным рядом», храмом Христа, высотой обелиска Победы и Петра Зураба Церетели, «Триумф-Паласом», самым высоким домом Европы.
Вход на колокольню все еще не открыли для всех, и с провожатым, сотрудником охраны, я начал отсчет ступней — сначала каменных, потом железных. В проеме башни, где висел прежде колокол, сделал снимок Соборной площади и не увидел у Грановитой палаты двухэтажной безликой столовой. Воссоздали на ее месте Красное крыльцо, ничто теперь не уродует Соборную площадь.
Где сидел Ильич — сквер с вазой. Памятник перенесли в Горки, туда же перевезли библиотеку и Музей Ленина в Кремле.
Обошел вокруг башни и увидел возрожденную на стыке XX и XXI веков Москву. Из восьмисот храмов и часовен при советской власти разрушили половину. Но сотням тех, что остались без куполов, служили складами, мастерскими, архивами, за несколько лет вернули утраченное, былую красоту. Возвратили верующим все закрытые и опустошенные монастыри. Восстановили порушенные колокольни. Воссоздали взорванный храм Христа. По этому поводу патриарх Алексий II сказал: «Сталин и Каганович разрушили храм Христа, а Лужков и Ресин его восстановили». Заблестели в Замоскворечье, как в Кремле, купола Златоглавой. Серебрились прозрачные крыши перекрытого Гостиного двора и Большой арены Лужников. Выше сталинских высоток закрывали горизонт «Эдельвейс», башня у Красных холмов, небоскребы «Москва-Сити».
Над Москвой-рекой повисли пешеходные мосты в Хамовниках и Дорогомилове.
Не счесть установленных памятников, открытых театров, музеев, торгово-развлекательных центров…
Почему все это случилось за небольшое количество лет? Потому что впервые в истории город управлялся не царями и генеральными секретарями, а избранным всеми жителями Юрием Лужковым. Мэр Москвы добился от Кремля права приватизировать дорогую городскую собственность не за один рубль, за бесценок, как произошло в стране. Полученные от продажи миллионы пошли на возрождение Москвы.
ИДЕЯ ВЛАДИМИРА ПУТИНА
Три года назад меня поразило публичное заявление Владимира Путина: «Такая возникла идея: не восстанавливать этот новодел, 14-й корпус Кремля, а наоборот, восстановить исторический облик этого места с двумя монастырями и церковью. Я сразу хочу сказать, что я ни на чем не настаиваю — это идея, предложение».
У 14-го корпуса своя история. В нем заседали раздельно палаты Верховного Совета СССР и Верховный Совет РСФСР, принявший злосчастный закон о суверенитете России. Когда Ельцина избрали президентом, у него и помощников появились кабинеты на верхнем этаже, где он появлялся до тех пор, пока не занял кабинет Михаила Горбачева.
Замечательная идея, считаю я. Воссозданный храм Христа тому пример.
Образовалась на месте разобранного 14-го корпуса пешеходная зона с фонарями и скамейками. С высоты Ивана Великого она показалась мне безлюдной и пустынной.
Кремль не терпит пустоты. И я надеюсь, поднявшись еще раз на колокольню, увидеть воссозданные Малый Николаевский дворец и монастыри, Чудов и Вознесенский.
А напоследок скажу я вам словами Лермонтова: «Нет, ни Кремля, ни его зубчатых стен, ни его темных переходов, ни пышных дворцов его описать невозможно… Надо видеть, видеть… надо чувствовать, что они говорят сердцу и воображению».
Лев Колодный
Павел ГУСЕВ, главный редактор газеты «Московский комсомолец», председатель Союза журналистов г. Москвы:
— Мастер журналистики, писатель, историк, литератор, исследователь, открыватель — сегодня празднует юбилей человек поистине легендарный, в котором соединились самые высокие просветительские таланты. Льву Ефимовичу Колодному — 85.
Его труды по москвоведению, сошедшие со страниц газет и журналов, книг и научных работ, известны миллионам. Его многолетнее исследование жизни и творчества Михаила Александровича Шолохова привело к феноменальному результату: Лев доказал, что «Тихий Дон» написан рукой великого русского писателя, и тем самым отстоял его имя.
Лев — настоящий патриот нашего города, он признанный его летописец, его фирменная история столицы — в лицах удивительных людей, которые в разное время жили, творили и прославляли Москву, руководили, строили и создавали ее неповторимый облик.
Я бесконечно рад, что основные работы Льва Колодного опубликованы на страницах нашей газеты «Московский комсомолец», где он уже долгие и долгие годы является обозревателем, и что его талантом наслаждаются сотни и сотни тысяч наших подписчиков не только в Москве, но и в самых разных городах в России и за рубежом.
Его «хождение в Москву» продолжается. Наш коллега полон сил и энергии. Я верю в его творческое долголетие и высочайший профессионализм, и годы тут не властны.
Юрий ЛУЖКОВ, мэр Москвы (1992–2010)
Лев Колодный — уникальная и многогранная личность. В первую очередь хочу отметить его гражданский и литературный подвиг. Он нашел в Москве рукописи «Тихого Дона», считавшиеся утраченными.
Двадцать лет правительство Москвы подвергалось травле, все большие проекты дискредитировались, начиная с «Охотного ряда», храма Христа, кончая дворцами в Царицыне и Коломенском. Нас обвиняли в разрушении памятников истории и архитектуры, что становится Москва похожей на Стамбул, у Петра Первого ноги Колумба…. Все эти выдумки опровергал Лев Колодный. По решению правительства я вручил ему знак отличия «За безупречную службу городу Москве. L лет», Мосгордума присудила почетную грамоту «За заслуги перед городским сообществом», он лауреат премии города Москвы.
Подтверждая правило «человек талантливый талантлив во всем», Лев проявил себя великолепным биографом. Написал книгу «Любовь и ненависть Ильи Глазунова», «Поэты и вожди». Особое для меня место занимает его книга «Ленин без грима», где дал реальный образ человека, задумавшего превратить Россию в опытный полигон мировой революции, невзирая на людские потери.
Лев Колодный служит примером того, что талант неподвластен возрасту. В 85 лет остается ярким, современным, темпераментным, энергичным, работоспособным человеком, как в свои 35. Этими качествами утверждает иное восприятие возраста и доказывает, что в наш век пожилые люди служат обществу не менее результативно, чем молодое поколение.
Зураб ЦЕРЕТЕЛИ, народный художник СССР, президент Российской академии художеств
Лев Колодный — достойнейший человек. У него широкая душа и большое сердце. Это не только писатель и журналист, но и москвич с большой буквы. Делает очень много, для того чтобы все мы знали больше о великом городе. Он продолжает дело, начатое в ХIХ веке Михаилом Загоскиным и Владимиром Гиляровским, и по-своему развивает начатую ими традицию. Дядя Гиляй дружил с художниками, писал о них, Лев Колодный, подобно ему, пишет о живописцах, тесно связан с нами. Президиум Российской академии художеств удостоил его медалью «Достойному», орденом «За заслуги перед искусством» и единогласно избрал почетным членом РАХ. Я желаю ему издать много новых книг, уверен, это сделает, потому что, несмотря на свой возраст, остается сегодня с молодой душой, горячим сердцем и светлым умом.
Ясен ЗАСУРСКИЙ, профессор, почетный декан факультета журналистики МГУ
Льва Колодного помню еще студентом, пришедшим к нам на заочное отделение журфака. Покинув альма-матер, он оправдал наши ожидания и стал одним из самых замечательных журналистов своего поколения. Признанный «королем репортеров», много лет вел семинар и спецкурс по репортажу на факультете. Его выдающееся научное достижение — доказательство авторства романа «Тихий Дон» Шолохова.
Он первый написал о многом, что утаивалось от народа. А еще замечательно пел, о чем я помню, окончил вокальное отделение училища Гнесиных. Лев Колодный и сегодня образец для молодых журналистов. Это профессионал высочайшей пробы, сильный духом, целеустремленный, творческий, любознательный, с широким кругозором. В этом году ему присвоено звание почетного выпускника факультета журналистики МГУ. Желаю Льву представлять и прославлять нашу журналистику много лет.
Александр ШОЛОХОВ, депутат Государственной думы
Работа Льва Ефимовича стала мне известна давно, после его публикаций о московском периоде жизни М.А.Шолохова. Эти первые сведения расширялись, дополнялись и в конце концов увенчались сенсационной находкой шолоховских рукописей, ставших достоянием РАН и, соответственно, исследователей творчества Михаила Александровича и широкого круга поклонников его таланта. Это, конечно, одно из самых известных открытий Льва Колодного, но было бы несправедливо не отметить его заслуг в изучении и популяризации нашей столицы. Трудно найти большего знатока каждого дома и самого маленького переулочка старой Москвы.
С днем рождения, Лев Ефимович!
Владимир РЕСИН, депутат Госдумы РФ, советник мэра Москвы
Первое поздравление я отправил Льву Колодному по случаю присуждения ему почетного звания заслуженного работника культуры РСФСР. Первая его книжка называлась «109 километров вокруг Москвы», о строительстве МКАД. С тех пор продолжает писать о больших стройках. Он доказал, что Поклонную гору мы не срыли, начав сооружение обелиска Победы и Музея Отечественной войны, в чем нас на митингах яростно обвиняли, требуя «восстановить Поклонную гору». Ее нивелировали, когда прокладывали железную дорогу и Минское шоссе, Лев не раз выступал против общественного заблуждения. Его, первого журналиста, избрали членом Союза архитекторов СССР.Высокая работоспособность, непредвзятость и талант публициста вдохновляют читателей и служат примером всем, кому довелось с ним работать и общаться. Глубокие знания позволяют считать одним из виднейших знатоков города.
Виктор ПЕТЕЛИН, писатель, доктор филологических наук
Мне всегда нравилась прямота и честность Льва Колодного. В нашей литературе это редкое качество. На него всегда можно положиться не только в литературных делах. Особенно мне нравятся его книги о Москве. В этой области он настоящий академик. Его книги-хождения в Москву читать необыкновенно интересно. Я очень рад, что, несмотря на возраст, продолжает много писать, и сейчас возобновились его статьи в «МК». Читаю их с огромным интересом. Желаю здоровья, веселья и радости ему и его супруге Фаине Иосифовне, доброй, гостеприимной, поддерживавшей мужа во время судебных тяжб с теми, кто пытался оспорить его приоритет в открытии «Тихого Дона».
Дмитрий БЕРТМАН, народный художник России, художественный руководитель и режиссер театра «Геликон-опера».
Лев Колодный написал много замечательных статей и книг. Мне хочется пожелать всем нам жить так интересно, как он, в его возрасте.
Когда против нашего театра в самом начале его истории поднялась волна протестов «ревнителей старины», пытавшихся сорвать его строительство, совершенно неожиданно для меня в «МК» вышла статья Льва Колодного, ставшего на нашу защиту. Мы еще не были знакомы с ним лично, тем больше я был благодарен ему за нечаянную поддержку.
Наши встречи — всегда в радость. Потому что это человек энциклопедических знаний, любая беседа с ним затрагивает высокие вопросы искусства, литературы, истории. Хочу пожелать ему здоровья, чтобы он чаще приходил к нам в театр.
Алексей САВИН, генерал-лейтенант, доктор философских наук, доктор технических наук
Впервые с творчеством Льва Колодного я соприкоснулся, увидев его книжную серию «Москва в улицах и лицах — путеводитель». Моя библиотека пополнилась его произведениями «Центр», «Хождение в свой город», «Китай-город. Замоскворечье», «Утраты. Арбат», «Дома и люди». Я перечитываю эти книги, написанные с любовью к Москве и москвичам.
Считаю себя коренным москвичом, родился на Арбате, однако он открыл для меня много нового, интересного и полезного.
Я гораздо лучше стал понимать свой родной город.
В день увольнения из Вооруженных Сил я не поехал ни домой, ни на дачу, а с великим удовольствием просто так гулял по Москве в ненастный февральский день, любуясь ее мостами, улицами, церквями и зданиями, описанными Львом Ефимовичем.
Его книгу «Эпоха Джуны» я прочитал от корки до корки. Как бывший начальник экспертно-аналитического управления Генштаба по необычным возможностям человека, руководитель таинственной войсковой части 10003, я много знал о Джуне, но то, как глубоко проник в эту тему Лев Ефимович, меня приятно удивило.
Хочу пожелать выдающемуся мастеру неиссякаемого творчества, сил, энергии и молодого здоровья!
