В детстве Катя Алексеева радовала успехами учителей математики, и она же, сколько себя помнила, лепила из глины разные фигурки. Ваянием занималась всю жизнь, окончив в Ленинграде, где родилась, художественный институт. Не рассчитывая увидеть свои аполитичные изваяния на площадях, занималась станковой скульптурой, рассчитанной на обозрение с близкого расстояния — в залах музеев, на выставках. В Третьяковской галерее представлены шедевры «Лежащая девочка» и «Непокоренная». Искусствоведы восхищались ее женскими и детскими образами. Белашева, одна из немногих, удостоилась звания народного художника СССР, ей вручали Государственную премию, награждали орденом Ленина, избирали главой Союза художников СССР. Но, прожив 65 лет, она не смогла претворить в жизнь мечту — установить «Лежащую девочку» и другие признанные свои изваяния в московском скульптурном парке.
(Это удалось известному норвежскому скульптору Густаву Вигеланду в Осло. Родной город предоставил ему в столице парк площадью 200 гектаров. Вигеланд-парк, как сказано в путеводителе, «одновременно самый посещаемый туристами аттракцион и любимое место отдыха горожан». В нем выставлено 200 скульптурных композиций, включающих 650 фигур одного художника. Никому из прославленных скульпторов в Москве такой возможности не дано. Между тем в мастерских известных ваятелей Церетели, Рукавишникова, Франгуляна, Щербакова, Ковальчука томится множество изваяний, которые могли бы стать в именных парках достопримечательностями города, самыми посещаемыми, как Вигеланд-парк в Осло.)
Первый памятник Екатерины Белашевой в уличном пространстве открыли перед Отечественной войной Герою Советского Союза летчику Хользунову в Сталинграде. Бомбы падали рядом с ним. Первая вырыла яму, другая сбросила в нее статую, третья накрыла землей и тем самым сберегла. До триумфа в Москве на Сретенском бульваре Екатерина Федоровна не дожила. Отлили в бронзе и открыли монумент Крупской спустя пять лет после ее кончины.
Площадка для памятника перед площадью Сретенских ворот выбрана очень удачно. Его видят и прохожие, и водители. Место связано с памятью о Крупской. Когда правительство Ленина в марте 1918 года переехало из Петрограда в Москву, Народный комиссариат просвещения, где Крупская являлась членом коллегии, занял помещение жилого комплекса страхового общества «Россия» на Сретенском бульваре, 6. В его доме по инициативе Крупской учредили Главполитпросвет — главный политико-просветительный комитет республики, игравший роль министерства культуры с отделами, ведавшими искусством и литературой.
Приехавший в Москву киевский врач Михаил Булгаков, ставший литератором, пришел на Сретенский бульвар в сентябре 1921 года в поисках службы. Нашел ее в ЛИТО — литературном отделе Наркомпроса. На заявлении: «Прошу о зачислении меня на должность секретаря ЛИТО. Михаил Булгаков» — резолюцию наложила Крупская. Так Сретенский бульвар стал первым местом службы будущего автора «Мастера и Маргариты» в Москве.
Служба оказалась легкой: писать протоколы заседаний, лозунги, редактировать стихи и прочее в этом духе новый секретарь ЛИТО умел. Все бы хорошо, но в комнату коммунальной квартиры на Садовом кольце, которую ему уступил приятель, не прописывали и грозили выселить, вызвав милицию.
В отчаянии ночью написал Булгаков еще одно заявление, на этот раз на имя «Председателя Совнаркома Владимира Ильича Ленина». С ним пришел на службу, где его подняли на смех. «Вы не дойдете до него, голубчик», — сочувственно сказал мне заведующий», — вспоминал Булгаков. Но он дошел до Надежды Константиновны, и она на его заявление наложила резолюцию красными чернилами: «Прошу дать ордер на совместное жительство». И подписала: «Ульянова». В 1921 году в Москве никому не надо было объяснить, кто такая Ульянова.
Когда умер Ленин, Михаил Булгаков опубликовал поминальный рассказ с такими словами: «У многих, очень многих есть воспоминания, связанные с Владимиром Ильичом, — и у меня есть одно. Оно чрезвычайно прочно, и расстаться с ним я не могу. Да и как расстаться, если каждый вечер, лишь только серые гармонии труб нальются теплом и приятная волна потечет по комнате, мне вспоминается и желтый лист моего знаменитого заявления, и вытертая кацавейка Надежды Константиновны, и слово красными чернилами — Ульянова». Взволнованный Булгаков забыл тогда от радости сказать спасибо. Спустя три года он извинился: «Вот оно неудобно как… Благодарю вас, Надежда Константиновна».
Все в СССР, взрослые и дети, знали жену Ленина по фотографиям в газетах и журналах пожилой непривлекательной женщиной с глазами, пораженными базедовой болезнью.
Белашева не поступилась правдой, не польстила Крупской, увековечив ее молодой и красивой, какой увидел в Петербурге Надежду присяжный поверенный и лидер нелегального «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» Владимир Ульянов по кличке Старик. Тогда дочь дворянина и офицера преподавала в вечерней школе, где занимались рабочие. Получив аттестат гимназии с золотой медалью, она имела право учительствовать.
После гимназии Надежда всего год занималась математикой на Высших женских курсах, законченного образования не получила. Завершила его в нелегальном кружке питерских студентов-марксистов. В юности, как многие современники, увлекалась идеями Льва Толстого, знала, к чему призывали народники, стремившиеся поднять восстание крестьян. Но все отошло на задний план, когда прочла в подлиннике «Капитал» Карла Маркса. (К слову сказать, в книжном магазине на Мясницкой я недавно видел переизданный фолиант в числе «лидеров продаж».) «Марксизм, — признавалась Крупская, — дал мне величайшее счастье, какого только может желать человек: знание, куда надо идти, спокойную уверенность в конечном исходе дела, с которым связала свою жизнь». Эти слова читаются на одном из пилонов, между которыми предстает фигура высокой стройной женщины с гордо поднятой головой. Такой видели ее ссыльные — борцы с самодержавием и крестьяне богатого сибирского села Шушенское, куда невеста последовала вслед за женихом. Друг Ленина академик Глеб Кржижановский, отбывавший одновременно с Ульяновыми ссылку, говорил, что Владимир Ильич мог найти красивее женщину, но умнее, чем Надежда Константиновна, преданнее делу, чем она, у них не было…
И он же вспоминал: «В молодости она необыкновенно была хороша, что-то во внешности ее было приковывающее, одухотворенное что-то. И русское очень. Коса ниже пояса: бывало, ахали в Шушенском».
О том же свидетельствовала и крестьянка Анна Середкина, дочь хозяйки Петровой, в доме которой снимали три комнаты молодые и свекровь: «Надежду Константиновну вспоминаю молодой женщиной, тоненькой, с красивой длинной косой, с ясными ласковыми глазами, такой приветливой и скромной, всегда при встрече с нами улыбалась, и улыбка у нее была хорошая».
В ссылке муж научил молодую жену кататься на коньках и велосипеде, увлек пешими прогулками, но к охоте, рыбалке и собиранию грибов, чем сам постоянно занимался, не пристрастил. Обратил в свою веру. С ней она жила, не всегда соглашаясь с мнением мужа. Крупская стала самым близким и верным соратником Ленина до и после революции, о которой они оба, живя годами в Европе, думали, не доживут. В эмиграции Крупская избиралась секретарем ЦК партии, вела колоссальную переписку. Ее знали большевики под псевдонимами Саблина, Н.К., Артамонова, Онегина, Рыба, Минога, Рыбкина, Шарко, Катя, Фрей, Галилей…
Образ Крупской, как на памятнике Хрущеву Эрнста Неизвестного, предстает в белом и черном цветах, делах достойных и негативных. Ее главная историческая заслуга в том, что до октября 1917 года не умевший читать и писать крестьянский народ России стал за несколько лет поголовно грамотным. Дело ее рук — общество «Долой неграмотность», избы-читальни, клубы, библиотеки, школы для взрослых, музеи Лермонтова и Белинского …
Крупская редактировала журналы «Изба-читальня», «Народный учитель», «Народное просвещение», «Школа взрослых»… Ей многим обязана советская система школьного образования, одна из лучших в мире, о чем могу судить как ее продукт. Крупская стояла у колыбели комсомола и пионерской организации.
И она же начальствовала в Главполитпросвете, требовала изъять из общедоступных библиотек РСФСР все книги философов-идеалистов, включая Платона, Декарта, Канта, Шопенгауэра, Владимира Соловьева, религиозно-нравственные сочинения Льва Толстого. Детским библиотекам запрещала выдавать народные сказки, «Аленький цветочек» Аксакова.
Знаменитая сказка Корнея Чуковского «Крокодил», начинающаяся словами:
Жил да был Крокодил.
Он по улицам ходил,
Папиросы курил,
По-турецки говорил, —
Крокодил, Крокодил Крокодилович, — вызывала негодование Крупской. Почему? Потому что в сказочной фантасмагории народ Петрограда от лютых зверей спасал бесстрашный Ваня Васильчиков, не рабочий класс. А хищники подобрели и стали жить дружно среди людей. «Я думаю, — писала Крупская, — «Крокодила» ребятам нашим давать не надо…». С книжных полок исчезла Библия, вся религиозная и монархического содержания литература. В черный список попал Лесков…
(Нечто подобное произошло в 1993 году после победы демократов. Из библиотек выбрасывали многие книги. Мне предложили за 1 рубль купить ценимое специалистами второе собрание сочинений Ленина под редакцией Льва Каменева и за 1 рубль продали собрание сочинений Маркса и Энгельса…)
Прожив вдовой 15 лет, Крупская написала «Воспоминания о Ленине», лучшие мемуары о нем, поражая памятью, сохранив в уме тысячи имен и событий. О любви, интимных отношениях там ничего нет, в чем теперь ее упрекают недоумки. Словно предвидя это, оправдывалась: «Мы ведь молодожены были — и это скрашивало ссылку. То, что я не пишу об этом в воспоминаниях, вовсе не значит, что не было в нашей жизни ни поэзии, ни молодой страсти». Мемуары Крупской правдивы и бесхитростны. Из них узнаешь, что в питерскую тюрьму родные заказывали обожаемому Володе еду из ближайшего к ней ресторана. Ему доставляли свежие газеты и заказанные книги, в камере Ленин писал «Развитие капитализма в России». На допросы ночью его никто не вызывал, не бил и не пытал.
После приговора без суда — три года ссылки — Ленин сам без конвоя поехал на поезде в Сибирь, пересел на пароход, потом на лошадях доехал до Шушенского, богатого села. «Дешевизна в этом Шушенском была поразительная, — не скрывала Надежда Константиновна. — Например, Владимир Ильич за свое «жалованье» — восьмирублевое пособие — имел чистую комнату, кормежку, стирку и чинку белья — и то считалось, что дорого платит. Правда, обед и ужин был простоват — одну неделю для Владимира Ильича убивали барана, как съест — покупали на неделю мяса. Рубили купленное мясо на котлеты тоже на неделю. Но молока и шанег (выпечка, для которой нужны мука, дрожжи, молоко, сахар, яйца, сливочное масло. — Л.К.) было вдоволь для Владимира Ильича и для его собаки…» (Я читал «Воспоминания о Ленине», когда их переиздали, в 1989 году. Тогда ни дешевой, ни дорогой баранины — не знаю, как в Шушенском, но в Москве в магазинах не продавали. Как, впрочем, и других продуктов, изобиловавших в царской ссылке.)
При встрече в Шушенском приехавшая с Надеждой ее мама поразилась, увидев после разлуки жениха: «Как вас разнесло»!» Семья сняла за четыре рубля полдома, три комнаты с огородом, где росла «всякая всячина»: огурцы, морковь, свекла, тыква. В Шушенском Ленин и Крупская переводили для издательств книги с немецкого и английского и получали за работу гонорары. Узнаешь все это из мемуаров жены Ленина и недоумеваешь: как такие милые, образованные люди, взяв власть, ввергли народ в гражданскую войну, разруху, голод и холод, эпидемии, террор и лагеря…
Завершаются воспоминания событиями 1919 года, дальше Крупской пришлось бы поведать о начавшейся смертельной схватке за власть между большевиками, закончившейся «Большим террором» в 1937–1938 гг., расстрелом друзей и соратников Ильича. Пыталась Надежда Константиновна их спасти, заступалась за несчастных детей «врагов народа». Но, будучи членом ЦК партии и Президиума Верховного Совета СССР, ничего добиться не могла.
Жена Ленина прожила ровно 70 лет, юбилей отметила скромно в кругу друзей в санатории. На следующий день слегла с сильной болью в желудке. Врачи поставили диагноз «острый аппендицит-перитонит-тромбоз». Хирурги оперировать не рискнули, опасаясь, что больная скончается под скальпелем.
Увидев в палате стопку газет, спросила: «Что на свете делается?» Выслушала новости, устало улыбнулась и закрыла глаза. Внезапная смерть дала повод правдолюбам в годы «перестройки» без веских оснований обвинить Сталина в отравлении. О чем «Московская энциклопедия» не преминула сообщить: «Существует мнение, что К. была отравлена». «Мнение» это столь же лживое, как обвинение Сталина в смерти на операционном столе наркома обороны Фрунзе. У вождя и без них достаточно истинных преступлений.
Второй памятник Крупской в Москве установлен в конце советской власти на углу улицы ее имени и Ленинского проспекта. Там она на пьедестале сидит рядом с мужем, как бывало в Горках, когда Ильичу больше некуда было спешить.
