— Мой отец приехал сюда в 1936 году из Америки во время Великой депрессии, — рассказывает Эмилия Менса, которая почти два десятилетия возглавляет благотворительный фонд «Метис», помогающий в социальной адаптации семьям, где растут дети от расово смешанных браков. — Тогда в США к темнокожим людям очень плохо относились. Были отдельные туалеты для белых и для черных. Отдельные рестораны. Отдельные больницы. На белую женщину афроамериканцу нельзя было смотреть. Однажды папа просто выглянул из окна, когда по улице шла белая женщина, и чуть не попал в лапы ку-клукс-клана. После окончания университета цветные американцы работали официантами в ресторанах. А певец Поль Робсон уже побывал к тому времени в СССР и рассказывал, что здесь свобода и равенство.
Вместе с группой молодых афроамериканцев — специалистов сельского хозяйства будущий отец Эмилии прибыл в Узбекистан. Там он встретил Марию Павленко. Это была любовь с первого взгляда.
Когда началась война, высокого, плечистого Джорджа призвали в армию, но повоевать он не успел. Через несколько дней его вернули домой, посчитав, что на трудовом фронте от него будет больше пользы. Он поднимал сельское хозяйство в Узбекистане, Таджикистане, в Грузии, в Крыму, на Украине. Джордж был птицеводом, в совхозах выращивали уток, кур, цесарок и отправляли на фронт.
В свидетельстве о рождении, которое Эмилии выправили в 1941 году, в графе «национальность отца» записано «негр». «А я, соответственно, — негритянка», — смеется моя собеседница.
В ее первом паспорте «пятый пункт» выглядел точно так же. В то время не могли написать, что отец по национальности американец. У Славы, брата Эмилии, белая кожа и прямые волосы, но он тоже по документам был негром. Когда он впоследствии работал в агентстве печати «Новости», там шутили: «наш местный негр».
Отец Эмилии не испытывал притеснений из-за темного цвета кожи и очень любил Советский Союз. Хорошего специалиста ценили независимо от цвета кожи. Правда, детей предупреждали: «Никому не говорите, откуда ваш отец. Пусть думают, что он из Узбекистана».
Но легенда не помогла. В стране, считавшей себя флагманом интернационализма, детям-метисам пришлось хлебнуть горя. К примеру, Эмилия даже в школу боялась идти, потому что ее обзывали обидными словами. А белокожего брата Славу не трогали.
— Мы, дети-метисы, старались держаться вместе, потому что так было легче, — вспоминает Эмилия. — Зато, когда мы выросли и превратились в красавиц, нас уже принимали по-другому. Поклонников было много.
Но она все же выбрала именно африканца. Он учился на физмате, она — в химико-технологическом. Ее подружки-мулатки стали женами африканцев, и ей тоже захотелось выйти замуж за парня с Черного континента.
— У моего мужа была не очень темная кожа, его мама, Элизабет Хиггинс, — англичанка, — рассказывает Эмилия. — В браке у нас родилось двое детей — Лиза и Настя. Мы жили всей семьей в Африке: в Гане, потом в Либерии. Оба работали, в Гане я преподавала русский язык, а в Либерии — химию. Но там была война, мой муж погиб — его застрелили.
Она вернулась в Москву. Когда дочери повзрослели, они уехали в Америку. В России они чувствовали себя изгоями. Теперь Эмилия живет на две страны и по-прежнему помогает детям-метисам.
— Эти семьи часто неполные, они наиболее уязвимые и социально незащищенные. Им очень нужна поддержка. Сейчас под нашей опекой 55–60 семей. А в 1998 году фонд помогал примерно пятистам детям. Далеко не все мамы — москвички. Многие женщины из других городов, они встретили африканцев, нарожали детей. У них нет регистрации, они не могут рассчитывать на социальную помощь. Пока мужья находятся здесь, они вместе с ними живут в общежитии. В один прекрасный день муж уезжает, а семья остается без всякой помощи. Он чаще всего не платит алименты. Одну такую маму, которая родила семерых детей от африканца из Гвинеи, я встретила в метро. Они побирались.
Помогаем бабушке, которая воспитывает двойняшек-метисов. Дочь познакомилась в метро с африканцем. Несколько раз встретились и расстались. Девушка не знала, что забеременела. Вскоре встретила русского парня и думала, что ждет ребенка от него. Когда в роддоме ей показали двойняшек-метисов, она испытала шок…
— Но, как правило, это желанные дети, их очень любят, — подтверждает Эмилия. — Многие очень спортивные, музыкальные. Мы как-то обратились к Елене Ханге, чтобы она помогла талантливой девочке с хорошим голосом, но телеведущая отказала со словами: «Я всего добивалась сама!» А вот актер Григорий Сиятвинда часто приглашал наших детей в театр.
Раньше, по ощущению Эмилии, матери детей-метисов чаще сталкивались с недоброжелательным отношением. Как только входили в метро, вслед неслись реплики: «Нагуляла с чернокожим!»
— В Америке нельзя даже произнести слово «негр», — рассказывает она. — Можно и в тюрьму сесть. Но все равно есть дискриминация при устройстве на работу. Я преподавала в американской школе. Так вот, в перерыве белые учителя сидели за одним столом, черные — за другим. Особенно остро это проявляется в южных штатах. Моя дочка работала в Техасе и тоже встречалась с проявлениями расизма. Если компания белая, темнокожих на работу не принимают. Но и в России африканцам трудно найти работу. У многих женщин мужья получили высшее образование, а вынуждены вкалывать на стройках, мясокомбинатах, в ресторанах. И все равно не едут в Африку, потому что там войны. Говорят: «Здесь бьют, но можно выжить, а там убьют!»
Сегодня браков с африканцами намного меньше, чем во времена СССР. Поток студентов из Африки резко сократился. Сейчас планка высшего образования в России понизилась, а стоимость обучения возросла, и молодежь из состоятельных семей устремляется на Запад.
— Все африканцы делятся на студентов, работников и транзитников — тех, кто здесь проездом, — просвещает меня москвичка Ирина, жена конголезца. — Когда мы познакомились, он был транзитником. Собирался уезжать либо в Европу, либо в Канаду или США.
Ирина (имя изменено. — Е.С.) — светловолосая, голубоглазая, настоящая русская красавица. Она с трудом выкроила время для нашей встречи. Трое детей, три работы. Один выходной — воскресенье, который всегда забит домашними делами. Старшей дочери 10 лет, средней — 8, младшему сыну — 4. При этом многодетная мама — кандидат наук.
Ей было 18 лет, ему — 28. Он почти не говорил по-русски, и ей пришлось доставать школьные тетрадки по французскому, чтобы освежить старые знания. Ирина даже пошла на языковые курсы — хотелось общаться с новым знакомым без переводчика.
— Когда говорят о браках с иностранцами, все представляют себе красивые машины, виллы, яхты, а у него на тот момент не было ни гроша за душой, — говорит она. — Он работал в ресторане, делал заготовки для блюд, а я училась в университете.
Семья Ирины ее выбор не приняла. Когда девушка пригласила жениха на свой день рождения, родители встретили его холодно.
— Я всегда в жизни все делала по-своему. Но это решение — выйти замуж против воли семьи — далось мне нелегко. Однажды я просто собрала вещи и ушла из дома. Год не общалась со своими родителями. Меня поддержала только бабушка. Потом мы обвенчались с мужем в протестантской церкви.
Совместная жизнь стала испытанием. Сначала молодая семья ютилась вместе с друзьями мужа. Когда появился первый ребенок, перебрались в Подмосковье, где удалось снять отдельную комнату.
— Постепенно мои родители смягчились и стали нас поддерживать. Сейчас моя мама очень помогает, да и мы встали на ноги. На это ушло десять лет, — Ирина не может сдержать слез. — У мужа стабильная работа, но очень маленькая зарплата, а были моменты, когда он не работал. Он звонит или рассылает резюме — везде отказывают, как только услышат экзотические имя и фамилию. Даже до собеседования редко доходит. Причем все документы у мужа в порядке, мы около пяти лет потратили на то, чтобы он получил российское гражданство.
В самое тяжелое время семью очень поддержал фонд «Метис», о котором они узнали через протестантскую церковь. Помогали с питанием и одеждой.
— Одеть троих детей тяжело, — говорит Ирина. — Даже это пальто на мне из фонда. Практически каждый месяц нам дают продуктовый набор: масло, сахар, крупы, муку, сладости, чай — самое необходимое. Для детей устраиваются праздники, мастер-классы, чаепития.
…Жили очень трудно. Когда родилась старшая дочка, Ирина училась в университете, а ее муж работал посменно. Потом сидели с детьми по очереди: два дня мама, два дня папа.
— Дочка пошла в садик, и стало немного легче, — продолжает Ирина. — Когда родилась вторая девочка, у мужа в очередной раз не было работы, и мне пришлось выйти фактически сразу, а он сидел с детьми. Он замечательный отец, и в плане ухода я доверяла ему больше, чем маме, а что-то он делал даже лучше, чем я. Без его помощи я не написала бы диссертацию. Он всю домашнюю работу взял на себя. Но в последний раз вдвоем мы куда-то выходили еще в 2011 году…
К повышенному вниманию со стороны окружающих Ирина относится спокойно. Старается не замечать косых взглядов и оскорбительных реплик.
— Было время, когда муж не выходил без элетрошокера, но сейчас в Москве отношение к людям с другим цветом кожи меняется в лучшую сторону. Иногда нас начинают фотографировать. Бабушки крестятся, словно им черт явился из табакерки! — откровенно говорит моя собеседница. — Однажды на отдыхе за границей мы встретили русских, которые нас нелицеприятно обсуждали, не подозревая, что мы отлично понимаем каждое слово.
Если взрослые научились абстрагироваться от назойливого любопытства посторонних, то ребенку непросто ощущать себя другим, не похожим на всех.
— Зимой у детей кожа посветлей, и не очень заметно, что они метисы, — делится Ирина, — а летом они привлекают больше внимания. В первом классе у дочки были проблемы. Она даже боялась ходить в столовую, потому что старшеклассники могли оскорбить. Среднюю дочку в садике дразнили коричневой. Сын мне жаловался, что дети смеются над его фамилией. Пришлось объяснять, что у него красивая и необычная фамилия. Понимаете, они живут в белом мире и хотят быть белыми.
Девочки так и говорят: «Мы хотим быть такими, как мама. Чтобы у нас тоже были прямые волосы!» Средства ухода за африканскими волосами очень дорогие. В Европе есть специальные магазины, а у нас это проблема. Приходится приглашать знакомую раз в месяц, и она заплетает косички. Чтобы получилось красиво, плести надо туго, ровными рядами. Ирина так не умеет. Даже хвостик завязывает дочкам на несколько дней, потому что расчесать такие густые волосы непросто.
Африканского мужа более высокий социальный статус русской жены не напрягает. По словам Ирины, у них так было с самого начала. Даже когда она была студенткой, получала более высокую зарплату.
— Все равно мужчина по статусу выше женщины. Это мое мнение, — признается она. — Со мной не очень легко. Если бы я жила с русским мужем, мы бы уже расстались. Мой характер он вряд ли вытерпел бы. А так у нас хорошая семья. Муж внимательный, не жадный. В российских семьях жены часто не знают, какая у супруга зарплата, у нас такого нет: все деньги общие. Я ему очень много помогаю, недавно выучились с ним на сварщика, но пока его новая профессия в Москве не востребована.
Она мечтает побывать в Конго, но пока не получается: слишком дорогие билеты. Была даже мысль переехать в Африку, но, когда просчитывали все варианты, стало ясно: в Москве лучше.
— У меня стабильная работа, — говорит она. — В России бесплатное образование, как бы его ни ругали, бесплатная медицина и льготы для многодетных семей — можно выжить. А в Африке за все надо платить.
Счастливый случай Ирины — скорее исключение из правила. Нередко пылкие африканские мужчины оставляют своих русских жен и детей на произвол судьбы.
— Мы пробовали разыскивать горе-отцов, — рассказывает Эмилия Менса. — У нас была связь с посольствами. Если и удавалось кого-то обнаружить, выяснялось, что он давно женат на африканке — и новая жена говорила: «Не звони сюда!» За все время только одна девочка нашла отца, который даже оставил ей наследство. К сожалению, отцы быстро забывают своих русских детей. Как правило, африканские мужчины полигамны. Даже у моего мужа там было полно детей. Каждый год появлялся новый отпрыск. Однажды дочка мне сказала: «Ты знаешь, у нас еще один брат родился!» Это причина крушения многих браков. Бывает, любвеобильные темнокожие мужчины заводят семьи в разных городах, а иногда — на соседней улице. У нас в фонде не раз встречались разные дети, у которых один и тот же папа.
…От первого мужа, гражданина Руанды, у Стеллы (имя изменено) больше тридцати лет нет вестей. Африканец не знает, что его московский внук скоро пойдет в армию.
— Живу с африканцами с 18 лет. Всю жизнь на них потратила! — она заразительно смеется бархатным, низким голосом. В свои шестьдесят Стелла по-прежнему царственно хороша. — Мы с подругами часто ходили в общежитие Университета имени Патриса Лумумбы. Африканские студенты нас баловали. Красиво ухаживали, в «Березке» покупали модные вещи, привозили подарки из-за границы. Я одевалась с иголочки. Тогда встречаться с иностранцами было небезопасно. Отчисляли из институтов, отправляли за 101-й километр.
Стелла родила своему мужу дочку. Когда девочке было три года, он уехал на родину. Обещал вернуться, но ни письма, ни звонка, ни алиментов.
Свою вторую африканскую любовь — нигерийца — Стелла встретила там же, в коридоре общежития на улице Миклухо-Маклая. Поженились, родился мальчик. Потом муж разбился в автокатастрофе, и Стелла опять осталась одна с детьми. Для нее они были самыми лучшими, но за порогом дома случалось всякое.
Она, наверное, никогда не сможет забыть, как однажды поехала в гости с маленькой дочкой на руках, а в вагоне метро к ней подошли двое. Оскорбляли, толкали, и никто, ни один человек, не встал на ее защиту. Спасло только то, что в поезд случайно вошел милиционер.
Зато детей Стелла воспитала так, что они всегда могли за себя постоять. Знали, как ответить обидчику. После того как ее сына, который поздно возвращался с тренировки по баскетболу, избили скинхеды, он купил пневматический пистолет.
Спрашиваю Стеллу, почему она всегда выбирала темнокожих мужчин?
— У меня был когда-то роман с итальянцем, — неохотно рассказывает она. — Альфредо решил прийти к нам домой, чтобы познакомиться с моей мамой и дочкой. Но когда увидел, что у меня черный ребенок, только этого итальянца и видели. Подруга советовала: «Сделай вид, что у тебя нет детей!», — а я не могла отказаться от своего ребенка.
На стене спальни в раме висит свадебная фотография — синеглазая шатенка рука об руку с высоким, статным африканцем. Это третий муж Стеллы. Он из Нигерии. Они вместе уже четверть века, а их общей дочери 19 лет.
— Он уже обрусел и в Африку не собирается. Там наша семья бы распалась. Ему прямо намекали: «Дочка выросла. Зачем тебе эта русская жена?» Когда мы там гостили, я больше всего боялась колдовства «джу-джу», всех этих фетишей, амулетов. Лишний раз страшно со стола что-то взять. Знаю случаи, когда магия срабатывала, и даже страстная любовь не спасала…
Мы листаем альбомы с семейными фотографиями. «Старшая дочь вышла замуж за нигерийца, а сын женился на русской девушке», — комментирует Стелла.
