…Опустевших, забытых зданий в Москве сотни — начиная от советских пятиэтажек, попавших в программу сноса и ждущих свой экскаватор, заканчивая детскими садами, больницами и усадьбами. К выгоревшему общежитию всего в километре от Кремля «народная тропа» не зарастает уже больше десяти лет.
Сейчас печальный скелет здания мало чем похож на эффектное наследие эпохи советского авангарда. Построенное в 30-х годах прошлого века для заведения под названием «Коммунистический университет национальных меньшинств Запада», оно представляло собой памятник конструктивизма. Зеленая громадина змейкой спускается с Ивановской горки так, что все его корпуса находятся на одном уровне, а число этажей растет от трех до восьми. Около десяти лет назад самый высокий корпус, в восемь этажей, опустел. Потом в здании случился пожар, проходы вроде бы заделали, но, видимо, не капитально. Руферы, сталкеры, неформалы, фотографы облюбовали небольшую площадку на крыше: оттуда открываются чудесные виды на Кремль и Китай-город.
В ближнем к Петривергскому корпусу доме до сих пор расположено общежитие Лингвистического университета. Пару лет назад на здании красовался информационный щит: мрачная достопримечательность исчезнет, а в 2013 году Москва обогатится на еще один апарт-отель. Но ничего не изменилось: общежитие, на вид — как после апокалипсиса, спрятано в глубине двора…
Сталкер как здоровый образ жизни
…Несколько поворотов, и улица сменяется пустырем и черным остовом здания. Вход выглядит немного неприветливо: вместо лестницы — деревянный настил, по которому предательски скользят кеды. Потом нужно подниматься по пыли, хватаясь за ветки деревьев и зеленую стену.
— Это еще не самое сложное! — подбадривает меня проводник Алексей. — Сложно будет уже на самом верху...
Алексей — студент одного из московских вузов. Четыре года назад он начал заниматься чем-то похожим на компьютерную игру, но в офлайне: страйкболом и промышленным альпинизмом в разрушенных зданиях. Но на этой «заброшке» ему неинтересно.
— Бомжи и алкоголики тусуются? — спрашиваю я.
— Да, 17-летние бомжи и алкоголики… Скорее местная молодежь. Но там — ничего, кроме красивого вида. Прикольно, чтобы была история и чтобы никого до тебя не было…
Наконец мы на первом этаже. «Пикник на обочине» Стругацких это напоминает мало: гайки не кидаем, но все равно идем осторожно. Лестница едва ощущается под толстым слоем осколков и мусора. Шаг — неприятное похрустывание под ногами и перспектива очищать обувь от осколков. Стены полностью расписаны, только вот не понять чем: слои перекрывают друг друга, сливаясь в одно разноцветное пятно.
Пока поднимаемся на последний этаж, пытаюсь узнать, как они себя называют: сталкеры? руферы? урбанисты? «Никак», — просто отвечает Алексей.
— Я не принадлежу ни к какому сообществу и просто езжу со своими друзьями. Слишком сложно пролезть куда-то компанией в 10 человек: как минимум охрана среагирует. А вот пара человек — самое оно. Ты выявляешь точки, влезаешь — и «заброшка» в твоем распоряжении.
«Влезаешь» — это просто сказать. Обычно заброшенные здания охраняются — отрядом чоповцев или одиноким дедом с ружьем — в зависимости от масштабов и важности дома. Но, как говорит Алексей, можно просто найти охранника и с ним договориться. Правда, главный вход, скорее всего, выглядит не лучше запасного.
В их компании есть специализации. Алексей — как раз главный по отмычкам.
— Кто-то занимается изучением истории дома, кто-то едой, а я — снаряжением. И отвечаю как раз за то, чтобы попасть в здание. Нас еще очень часто сравнивают с вандалами-руферами, которые ломают дверь на крышу. Я ее максимум вскрываю отмычками — набор всегда ношу с собой. Если мы хотим залезть на крышу, то делать надо все элегантно и аккуратно, чтобы никому не помешать. В основном молодняк просто орудует болторезами: есть такая хамская привычка срезать замки…
Допустим, вы как-то попали на территорию: договорились с охранником или — как мы — зашли с потайного входа. Дальше нужно быть «самой внимательностью» и прощупывать каждый шаг. Вот так и я аккуратно иду по лестнице, стараясь не наступать на битое стекло. Леша бежит быстро — он тут уже не первый раз. Видно, что раньше на каждом пролете было большое окно в пол — теперь остался только деревянный проем и шикарный вид на высотку на Котельнической набережной.
— Надо быть внимательным, ставить ноги аккуратно. Один раз так сделаешь, два, на третий уже рефлекторно так пойдешь. Прощупываешь все, простукиваешь… Когда неизвестная «заброшка», кто-то палочкой проверяет поверхность.
На этажах — ничего. Пожар оставил от памятника конструктивизма просто обгоревший кирпичный скелет: пол, потолок, колонны — и никаких перекрытий. Скоро показавшиеся бесконечными пролеты заканчиваются: мы вылезаем на крышу и… оказываемся там не первыми. Теплым летним вечером на «заброшке» почти аншлаг: одна компания выпивает, парочка сидит на импровизированной смотровой площадке…
Если посмотреть на само здание, то сразу бросается в глаза круглая башня сбоку, в которой и находится лестница. Верхушка этой башни почти разрушена — осталось небольшое возвышение на пару метров: место для романтических свиданий или алкогольных возлияний с прекрасным видом на храм Христа Спасителя и старый город.
Алексей взбирается по кирпичам легко. Я же — еле ползу за ним, ощупывая на предмет устойчивости каждый камень. Тяжело дыша и уже порядком испачкав коленки, поднимаюсь наверх.
В начале нашего пути я робко поинтересовалась, зачем парень вообще занялся страйкболом, да еще и вкупе со сталкерством. «Для поддержания физической формы», — ответил Леша. Мне еще показалось, что для поддержания физической формы можно в парке бегать трусцой по утрам, отжиматься и закаляться, на худой конец записаться в «качалку». Но лазить по заброшенным зданиям, рискуя переломать конечности о случайно встреченную арматуру, странная альтернатива традиционному спорту.
Теперь — проверено на себе: нет, не странная. Даже в случае этой уже вдоль и поперек исхоженной «заброшки», чтобы подняться на несколько этажей, вскарабкаться по кирпичам, а потом спуститься назад, нужна хотя бы минимальная физическая подготовка. Как поет группа «Сплин»: «Я не курил и не пил» — и это правильная рекомендация для сталкеров.
«Самое интересное — это заброшенный военный полигон...»
С площадки видно не только пол-Москвы, но и всю крышу, на которой мы стояли только что. Оказывается, что от времени и пожара она стала беспорядочным нагромождением балок, почерневших и сгнивших.
— На этой крыше есть опасные места, которых просто не видно, поэтому лазить здесь тоже опасно. Но по сути на «заброшках» вся осторожность заключается во внимательности. У меня на ноге остался шрам от арматурины — сглупил, не посмотрел под ноги…
Что делать в заброшенном здании? Самое интересное — если сохранились комнаты и обстановка.
Усадьба графа Ростопчина или князя Пожарского на Большой Лубянке — заброшенное еще в конце 1990-х старинное здание. Там, как говорят, в советское время был штаб КГБ, потом ФСБ (неудивительно при том, что дом стоит прямо за Лубянкой, 2). От 1812 года и польского восстания внутри мало что сохранилось: лепнина осыпается от времени и разрушается прямо в руках. Уезжая, чекисты тоже почти ничего не оставили. Разве что старую мебель под желтой пылью, мутное зеркало, тумбочки и календарь на камине — 23 ноября 1998 года…
Голые стены, как в этом общежитии, мало кому интересны.
— Когда мы попадаем внутрь, в нашем распоряжении все здание. Мы фотографируем, ходим, рассматриваем, ищем что осталось. Мы не вандалы или мародеры, но то, что плохо лежит, взять можем. Документы, противогазы… У меня есть такие знакомые, которые говорят, что нужно готовиться к ядерной войне, и собирают комплект выживания: тушенку, орудия, противогаз… В том числе находят это на «заброшках» — самый экономный способ, вкладываться не нужно, хотя качество оставляет желать лучшего.
Но в забытом детском саду противогаз вряд ли найдешь.
— Городские «заброшки» — это местные клоповники, хотя и красивые иногда. Самое интересное — это военный полигон, какая-нибудь заброшенная точка в военном городке. Туда, конечно, просто так не попадешь — надо пролезать через дыры в заборе, резать решетку и так далее. Мы были на военном полигоне под Калугой: приезжали на неделю, ставили палатки около базы. Мы там были первыми: городок как минимум десять лет пустовал, не видно следов людей.
По словам Алексея, они нашли там военную форму и документы: «Оружия там, естественно, нет — такое вывозят сто процентов».
Информацию о таких военных полигонах им «сливают» бывшие военные. Но, по его словам, они ничего не нарушают, потому что нет никакого закона о молчании касательно давно закрытых военных объектов.
Попав в заброшенное здание в черте города, вы скорее всего не будете там одни. И речь идет не о таких же любителях старины, а о банальных бродягах.
— Здесь вообще живут какие-то бомжи, — говорит Леша, пока мы сидим на стене смотровой площадки. — Но они живут не везде. На большом недострое в районе юго-запада столицы, к примеру, селиться боятся.
Вероятнее всего, речь идет о недостроенной и заброшенной в советское время детской психиатрической больнице. Говорят, что стройка началась в 80-х и заглохла еще в перестройку. Недалеко от этого недостроя находятся МИФИ и Научный центр психического здоровья РАМН. Больница — пятиэтажные корпуса, поставленные полукругом. Внутри от нее остались недостроенные лестничные пролеты и разрушающиеся стены.
Как рассказал Алексей, когда там открывали страйкобольный полигон, его команда договорилась с полицией, что выгонит с «заброшки» бомжей.
— На улице стоял «бобик», а мы их из здания выгоняли прямо к ментам. Они просто полицию в последнее время не боятся, а мы же в снаряжении ходим. Тем более носим с собой оружие, как минимум у каждого есть нож — для альпинизма. Веревку срезать или что-то еще. По назначению приходилось применять перцовый баллончик — как раз против бомжей. Они иногда нападают, лезут драться за еду. Наркоманы могут начать лезть… Когда полигон для страйкбола оформляли, там как раз тогда тусовались наркоманы. Если начинается «приход», они сразу лезут драться. Обычно их просто вырубают или же вызывают полицию и составляют протокол. Больше бомжи там не живут — боятся. Слишком много людей в форме и с оружием, пускай и игрушечным…
Еще одна неприятная встреча, которая может произойти в забытом здании, — собственно с полицией. Надо понимать, что легальных и открытых для входа «заброшек» в Москве нет.
— Нас могут прямо сейчас забрать! — пугает меня парень, пока мы сидим наверху.
Но с полицией можно договориться в устной форме: «Сказать, что пришел посмотреть, трезвый, ничего не украду. Бывают адекватные, бывают нет. Меня как-то увозили в отделение — когда я был на крыше, и мне не было еще 18 лет. Потом просто мать из отделения забрала». Леша приводит тот же пример с недостроем на юго-западе, когда с полицией можно пойти на сделку: мы разрешаем вам играть, а вы гоняете наркоманов, алкоголиков и страдающую ерундой молодежь.
«Шанс выжить был нулевой»
Как выглядит среднестатистический сталкер? Братья Стругацкие придумали мужчину лет 30, отчаянного, потерянного и запутавшегося. Андрей Тарковский в своем фильме нарисовал похожую картину. В фанфиках сталкеры — это всегда герои, почти супермены. В Москве по «заброшкам» гуляют люди другого рода.
— Можно по локации определить, кто, зачем и на какую «заброшку» идет. Если ближе к центру — то скорее выпить и посмотреть на город с высоты. Подальше — либо фанаты истории, либо желающие чем-то вдохновиться или поиграть. Отдельные здания — только чтобы поиграть и полазить. Еще есть ребята, которые любят граффити, они оставляют на зданиях теги как свою роспись. Это такое подростковое чувство собственности…
Пока мы сидели на смотровой площадке, гости этой общаги были как на подбор. Небольшая компания с алкоголем была до нас, рядом на площадке расположилась еще одна: немножко слишком веселые ребята с некой ярко-розовой жидкостью в бутылке из-под воды. При этом на крышу как-то умудрилась забраться девушка на каблуках.
Если человек пойдет в заброшенное здание неподготовленным, то он скорее всего внутрь просто не попадет без кусачек.
«Новички надевают старые джинсы, старые кроссовки и берут фонарик, — говорит Алексей. — Мы занимаемся этим серьезно. У меня с собой как минимум рюкзак для альпинизма, шесть карабинов, веревка, обвес. Для страйкбола — кевларовая форма. У меня именно натовское снаряжение, а не наше. Стоит порядка 80 тысяч. 17-летний подросток такого себе просто не позволит».
Еще раз хотим напомнить: проникновение на любое из заброшенных зданий — нелегально. Посадят вряд ли, а вот штраф выписать могут (КоАП, статья 20.17: «Нарушение пропускного режима охраняемого объекта. Самовольное проникновение на охраняемый в установленном порядке объект… влечет наложение административного штрафа в размере от трех тысяч до пяти тысяч рублей с конфискацией орудия совершения административного правонарушения или без таковой»). Это во-первых. А во-вторых, любое такое приключение — это риск для жизни.
— В Железнодорожном есть одна заброшенная больница, в основном там люди занимаются альпинизмом. И вот полезли мы сверху вниз — и на 15-м этаже у меня случилась клиническая смерть. Остановилось сердце, у меня с ним проблемы… Это было в ноябре, пока я этим больше не занимаюсь.
По рассказам Алексея, в той же самой больнице разбился парень: лез по веревке с верхнего этажа, не зацепился страховкой — и улетел в свободном падении. Шанс выжить был нулевой.
— Подвалы — очень опасное место на «заброшках». Обычно они все затоплены. Можно утонуть, можно просто упасть, а потом не вылезти. Минус в том, что ты не знаешь, что там лежит — коряга, веревочка, леска? Цепанулся, а дальше пытайся вылезти…
Опасность таит в себе и крыша.
— Мы ездили куда-то, очень далеко, в заброшенный детский лагерь. Зашли в столовую — и прямо передо мной рухнула часть потолка…
И это далеко не новость: всем понятно, что старое, прогнившее здание может развалиться в любой момент, и посещение его мало похоже на комфортабельную прогулку. Но туда все равно идут.
— Я бы сравнил это с катанием на детской горке. Только это очень большая горка и немного не детская. Есть какое-то ощущение наркотика, хочется еще… Представьте: вы спускаетесь в затопленную шахту или висите на верхотуре над пропастью… Вырабатывается адреналин.
Когда мы уже спустились вниз, к зданию подошли какие-то мужчины, проявляющие любопытство к полуразрушенной общаге.
— Эти могут и выгнать, — заметил мой проводник.
Следом за нами с «заброшки» вылезла еще одна компания…
Да, адреналин вырабатывается — еще как. Чувство эйфории накрыло где-то через час после того, как мы спустились вниз. И первое желание, которое возникло, несмотря на страх высоты, — вернуться.
Найти новые «заброшки» не так просто. Специализированный сайт в Интернете дает доступ к карте с сотнями опустевших мест только по приглашению уже зарегистрированных пользователей плюс в обмен на фото новых найденных объектов. Не каждая уже сложившаяся компания возьмет к себе любопытного новичка, а сталкеры, увлекающиеся именно историей и исследованием пустующих зданий, скорее одиночки. В любом случае, они не хотят привлекать к объекту внимание со стороны властей или вызвать наплыв туристов, подростков или неформалов, которые могут убить атмосферу здания.
— Сталкерство — это своего рода адреналиновый спорт, — комментирует врач-психотерапевт Константин Ольховой. — Как и любой другой экстремальный вид спорта — это поиск новых ощущений, определенная загадочность и романтизм. Если говорить об опасности, то езда на мотоцикле — это тоже опасное занятие, и тут уже нужно сравнивать статистику разбившихся на мотоцикле и погибших в заброшенных зданиях. Если человек делает это разумно, то это вовсе не означает отклонение. Это просто потребность в адреналине, как у тех же альпинистов или сплавщиков по реке…
К тому же психологи отмечают, что нелегальность самого проникновения тоже добавляет подросткам интереса: запретный плод сладок.
— Как и в любом экстремальном виде спорта, это становится патологией только тогда, когда человек хоронит всю свою жизнь и не видит никакого смысла, кроме как ходить по заброшенным домам. В остальном же это просто хобби, — заключает Константин Ольховой.
