Новиков-старший всегда смел, искренен и по-доброму простодушен. Пожалуй, лучше, чем историк искусства Александр Якимович, про него не скажешь: «Когда художник в самом деле самодеятельный, то он экспериментирует непроизвольно и бессознательно. Он не обучен перспективе и анатомии, и его «ошибки» органичны от незнания. Но это не относится к Новикову. Дерзкие нарушения законов оптики в его картинах явно базируются на сознательной программе. Он не станет прятать широкие интенсивные пятна краски, он любуется роскошью киноварных, лазурных, изумрудных тонов. И написать облако, фигуру, дом или дерево одной заливкой роскошного звенящего цвета — это у него не от неумения, а от умения. Это тоже школа своего рода — школа авангардная. Иначе говоря, Новиков — современный художник, экспериментатор, мастер новых форм. И все же обаяние простодушия присутствует в его картинах».
Творчество отца (не по глубине, а по форме) заметно разнится с творчеством сына — известного художника Игоря Новикова, что не мешает им, впрочем, частенько проводить совместные выставки. Игорь Алексеевич ненадолго заехал в «МК», и мы немного расспросили его об отце.
— Как бы поточнее назвать стиль Алексея Новикова?
— Отец более-менее реалист, как это сейчас считается, а в советское время за красное небо и ярко-зеленую землю разные начальники орали бы и кричали. Причем он свой стиль не менял — и до перестройки так работал, и после. В этаком фигуративе... в 70–80-е за это были большие нагоняи, нынче это трудно представить. Вообще, отца жизнь помотала: войну прошел юнгой на флоте, большой отпечаток на всю судьбу; был и матросом-подводником на Севере... ну а потом полностью ушел из военной жизни, стал художником и по сей день несет этот крест. Работает, хотя ему глубоко за 80. Очень активный, пишет сейчас перед выставкой последние работы.
— Много работ будет представлено?
— Выставка масштабная. Зал где-то метров на четыреста, то есть картин 50–60 будет. Куратором выступает известный искусствовед из Петербурга Ольга Томсон.
— Сколь сложно отцу находить вдохновение и оставаться верным самому себе?
— Понимаете, это достаточно тонкая тема. Как ни странно, в советское время они были больше обласканы, хотя все плакали, что многого нельзя. Ну так и сейчас многого нельзя, даже, может, еще строже стало по части табуированных тем. Мало того, сейчас попало в искусство множество людей, вообще не имеющих к культуре никакого отношения, теперь может «рисовать» каждый — и мясник, и слесарь, делать акции, хеппенинги. Выдержать такой напор конкуренции, если ты не обласкан властью, конечно, непросто. Тем более что народ не очень сильно интересуется искусством, кризис усугубляет ситуацию. Но Алексей Иванович выживает, пишет, я ему помогаю за рубежом... у нас неоднократно проходили совместные выставки в Цюрихе.
— Каким вам сейчас представляется московский художественный рынок?
— Ну, вы понимаете, он складывался где-то с 2002 года по 2008-й. Складывался-складывался, магнаты и критики проявляли активность, подтягивались коллекционеры, создавались имена, широкие массы узнали о Кабакове и Булатове. Наше искусство заняло нишу на зарубежных аукционах. А сейчас... современные художники уже не воспринимаются как некая железная инвестиция. Наблюдается некий обвал. Так что ситуация сложная. В Швейцарии картина иная. Там десятилетиями воспитывалось, если угодно, инвестиционное отношение к искусству, даже в среде не очень богатых людей. Там им не надо говорить — пойдите и купите для своей квартиры полотно за 2000–3000 швейцарских франков. Там люди могут себе это позволить. А нашему человеку не на что жить, разве он может 15 000 рублей потратить на живопись?
— Ну да, если ипотеку и кредиты выплачивать, какие картины...
— Вот именно. Люди часто меняют жилье, снимают, перемещаются, им не до картин. Что не может не отражаться на художественной среде. Но будем надеяться на лучшее в любом случае.
