Партийные клички этого «борца за светлое коммунистическое будущее» – Петрусь, Интеллигент, Белокурый, – даже не намекают на основную, стержневую суть Петра Войкова. Главная его «отметина» – патологическое стремление к убийству идейных противников. Можно сказать, что вся жизнь будущей знаменитости, это цепочка замыслов о проведении «акций по ликвидации» – реализованных и не реализованных.
«В гимназическом классе Войкова случайно посадили на то же место, где когда-то сидел известный в будущем революционер-террорист, участник подготовки удавшегося покушения на императора Александра II, Андрей Желябов, – рассказывает историк Владимир Лавров. – Узнав об этом, юноша был в восторге...»
А вот и другие «штрихи к портрету «выдающегося большевика», которые удалось узнать с помощью историков-исследователей:
Сын мастера металлургического завода из Керчи рано подался в революционеры. Уже в 15 летнем возрасте Петр Войков вступил в РСДРП (поначалу он входил в меньшевистское крыло партии) и проявил столь заметную активность в классовой борьбе, что его даже отчислили за неблагонадежность из гимназии. А три года спустя 18-летний гимназист-недоучка прославился организацией покушения на ялтинского градоначальника генерала Думбадзе. Тот неудавшийся теракт сильно осложнил Войкову жизнь в Россия, и в 1907 году Петр уехал в эмиграцию. Последующие 10 лет молодой человек безбедно прожил в Швейцарии и даже учился в Женевском и Парижском университетах. Естественный вопрос – откуда деньги? Оказывается, помог семейный союз: Войков удачно женился на сокурснице – дочери богатого купца из Варшавы, и жил в основном на средства, присылаемые ее родителями.
Лишь после февральской революции 1917-го Войков вернулся в Россию. Здесь он сразу оказался «в верхах» – некоторое время занимал должность комиссара Министерства труда во Временном Правительство РФ, а незадолго до большевистского переворота был направлен «рулить делами» на Урал, в Екатеринбург. Почти год – с января по декабрь 1918-го – Войков занимал один из важнейших постов в Уралсовете: был комиссаром по снабжению. Именно он проводил жесткую кампанию по реквизиции продовольствия у крестьян, поощрял захваты предприятий, устанавливал несусветные цены в частных магазинах… Даже в советских источниках можно найти упоминания о том, что с приходом Войкова перестали работать многие заводы, отапливаться школы и больницы, фактически исчез из продажи хлеб. Однажды в знак протеста против действий Войкова учителя Екатеринбурга устроили забастовку.
Этот «жесткий» комиссар стал одним из главных действующих лиц в трагическом финале императорской семьи. Он входил в комиссию, организовавшую перевод Романовых из Тобольска в Екатеринбург, лично выбрал в городе последнее пристанище для царя – дом купца Ипатьева. По распоряжению Войкова свобода Николая II и его близких здесь была резко ограничена: сокращено время прогулок, изъяты газеты...
Но простого «закручивания гаек» в отношении условий жизни экс-императора и его близких комиссару было мало. Войков являлся ярым сторонником физического уничтожения царской семьи. При его участии на совещании в Уралсовете еще в апреле 1918 года было принято негласное решение о подготовке убийства Николая II и его семьи при их перевозке к новому месту ссылки. А вслед за тем разрабатывался даже план взрыва поезда. (При этом комиссар и его соратники обрекали на смерть не только царскую семью, их слуг, но и несколько десятков красноармейцев, охранявших вагоны.) Нет ничего удивительного, что летом 1918-го, когда обострилась ситуация на фронтах, Войков оказался в числе тех членов Уралсовета, которые наиболее активно ратовали за принятие решения о расстреле государя, государыни и их детей. Он был среди участников убийства в подвале дома Ипатьева, а за несколько часов до того, 17 июля 1918 года, именно Войков подписал записку о выдаче со склада большого количества серной кислоты, которую использовали затем для уничтожения тел расстрелянных Романовых.
Заслуги Войкова заметили «наверху». Уже через несколько месяцев он был переведен в Москва и занял весьма «уютную» должность представителя Совнаркома в Правлении Центросоюза, управлявшего делами всей советской кооперации. Спустя некоторое время, в 1920-м Петр Лазаревич – уже член Коллегии Наркомата внешней торговли. Именно он в числе других «патриотов родины» руководил секретными операциями советского правительства по продаже за рубеж сокровищ императорской фамилии, Оружейной палаты, Алмазного фонда, – все это ради получения валюты для Страны Советов. Впрочем, удержаться на теплом местечке комиссару не удалось. – Есть сведения, что из Наркомата его уволили со строгим партийным выговором за систематическое разворовывание ценных мехов (которые, якобы, дарил своим любовницам).
Но большевистская Фортуна от Войкова все-таки не отвернулась. Комиссар стал продвигаться наверх по дипломатической линии. В 1921 году Петр Лазаревич возглавил делегацию по согласованию с Польшей хода выполнения Рижского мирного договора. Потом его решили повысить в ранге – до посла. Первая попытка, правда, оказалась неудачной: в августе 1922-го Войкова назначили было дипломатическим представителем РСФСР в Канаде, но канадцы не захотели видеть у себя человека, причастного к убийству царской семьи. Зато с Польшей подобных казусов уже не было, и с октября 1924 года Петр Войков занял кабинет руководителя Полпредства СССР в Варшаве. Есть свидетельства современников, что Войков вел себя в польской столице как самый настоящий политический интриган. Якобы, он даже вынашивал планы убийства главы Польши генерала Пилсудского, но не получил на то разрешения из Москвы. Регулярно проводил тайные встречи с польскими коммунистами, одного из которых нелегально вывез из страны морем на посольском катере.
Однако террористические проекты на сей раз сработали против самого Войкова. 7 июня 1927 года комиссара-боевика застрелил на варшавском вокзале белоэмигрант Борис Коверда.
С некоторой долей цинизма можно утверждать, что Петру Лазаревичу повезло. – Повезло больше других боевиков, причастных к расстрелу царской семьи. Всего через несколько лет после убийства Николая II Войков и сам был убит, – убит на взлете своей государственно-политической карьеры, избежав тем самым весьма вероятных в будущем разжалований, «почетных ссылок», арестов. Вместо этого «Петрусь», прах которого торжественно похоронили у кремлевской стены, на долгие десятилетия оказался в числе самых-самых «увековеченных» большевистских деятелей.
Расхлебывать последствия такой официально утвержденной в СССР популярности цареубийцы нам приходится до сих пор.
