Начальник поисково-спасательной станции «Рублево» Андрей Макаревич издалека смотрит на полсотни сгорбившихся над лунками рыбаков. «Лед сорок сантиметров, пока довольно крепкий, — говорит он спокойно и гладит служебную овчарку. — Сколько продержится? До мая — точно нет. Еще недели две от силы!»
Каждый день спасатели замеряют толщину льда. Используют для этого инструмент, внешне похожий на кочергу — только длиннее и с поперечными насечками. Сейчас, пока лед крепкий, на суточное дежурство одновременно заступает трое спасателей. Шесть раз за смену они садятся в катер на воздушной подушке и отправляются патрулировать окрестности бухты. Но как только лед похудеет до 15–20 сантиметров, станция перейдет на усиленный режим работы.
— Патрулировать будем каждый час, — говорит Макаревич. — В смену будут выходить по 4–5 человек, посадим спасателя на вахтенное наблюдение — будет сидеть и смотреть в бинокль. Начинают рыбаки кричать — объявляем спасательную тревогу! Трое на катере тут же выдвигаются к месту бедствия. Активнее будем объяснять порядок поведения на льду, раздавать телефонные номера и буклеты.
Когда идешь по весеннему льду, ощущение, будто ступаешь по стеклянной крыше высотного здания: от шагов поверхность звенит, вот-вот провалится под ногами. Впереди — скопление рыбаков и много-много лунок. «Понасверлили! — волнуется спасатель Владимир Киселев. — Рыба стоит в одном месте, и нагрузка на лед здесь огромная. Лед продавливается, начинает поступать вода. В итоге кусок отламывается по краям, и все — рыбаки на льдине, отрезанные от земли. А мне звонят и говорят: «Иди, твоя работа началась!»
Владимир Киселев работает спасателем не первый десяток лет и потому механику весеннего льда изучил досконально. Если лед толще 15–20 см, его основа все равно монолитно крепка, хоть верхний слой и становится уже пористым, как сахар. Но если толщина снижается до роковой отметки — а это как раз вскоре произойдет в Москве, — ледовый настил становится пористым насквозь и теряет свою несущую способность. По ночам верхняя кромка игольчатого льда покрывается коркой, которая худо-бедно держит весь пласт, и рыбаки выходят на лед. А потом припекает весеннее солнце, поднимается уровень воды, дует теплый ветер или, скажем, идет дождь — и горе-рыболовы уже не могут сойти на землю, а то и вовсе проваливаются там, где были…
В преддверии спасательного сезона работники МЧС проводят информационную работу: общаются со школьниками, расставляют по берегам знаки, запрещающие выход на лед, и щиты безопасности, делают обходы, ведут индивидуальные беседы с рыбаками. Правда, большинство из них к предостережениям спасателей относятся с усмешкой.
— Я здесь рыбачу с 1958 года, — говорит один из них, зовут его Николай Петрович. — Когда лед начинает «дышать», дальше сидеть — не наш метод. Конечно, по первому и последнему льду самый клев. Но 2–3 окуня не стоят того, чтобы тонуть. По себе знаю. После шести купаний в ледяной воде приходит какой-никакой навык!
— А насчет трех окуней — это не шутка, — вставляет спасатель Киселев. — Помню, как-то не успел я подойти к одному — утонул он. А в ящике три окунька остались…
Но даже когда лед совсем слабый, находятся смельчаки, которые на свой страх и риск идут рыбачить. «На случай чего садятся рядом с берегом, — поясняет Николай Петрович. — Или держатся там, где постоянно тень». «Вот и получается, что один сидит, а мы все его охраняем, — сетует Киселев. — Причем за свою безалаберность никто не несет ответственности. Прогнать я его не могу, наказать не могу. Остается информировать, советовать, убеждать. Реальных рычагов воздействия нет!»
Вместе с Владимиром патрулируем бухту и прилегающее русло Москвы-реки.
— Вот здесь зимой «дрифтят»: на машинах выезжают на лед и катаются, — показывает рукой спасатель. — Дюжина машин уже потонула…
— А вот тут гастарбайтеры по льду перебегают с одного берега на другой, — показывает он в другую сторону, и мы видим, как лед буквально идет волнами. — По такой погоде только сидим и ждем: когда, когда, когда… Когда нам позвонят и сообщат, что кто-то провалился.
