Война в мирное время
Дорога, ведущая, в сторону Пугачева, перекрыта. ДПСник в оцеплении непреклонен: “Если вы журналист — должны знать пароль”. Говорю: “Арсенал”. “Нет, “Арсенал” был вчера, сегодня другое кодовое слово”. Хватаюсь за телефон, пресс — служба МЧС передает: “Зарево”. Чужие, то есть неаккредитованные репортеры, здесь не ходят.
До самой воинской части — пустынная дорога, на которой через каждый километр выставлены посты.
Зона отчуждения… Близость 102 — го арсенала почувствовать несложно: пахнет гарью. У ворот воинской части — толпа местных жителей. В жилом городке, за оградой, стоят 27 домов. Все 3- и 5 — этажки зияют пустыми глазницами окон. Крыши как решето, все в пробоинах. Но следов пожара не видно, головешки остались только на месте деревянного барака.
В квартиры каждого из местных, чтобы забрать вещи, после сверки документов пропускают в сопровождении милиционера.
— Нам, прожившим здесь по 40 лет, не пройти, а мародеры как — то просочились, — кидает в сердцах Николай Пургин.
Эвакуированные в санатории, детские лагеря и школы поспешили вернуться в Пугачево, чтобы не лишиться последнего.
В толпе ищут друг друга родственники, соседи и сослуживцы. В ночь на 3 июня, когда на головы стали сыпаться снаряды, из части бежали по разным дорогам, в разные села.
— С узлами в 41 — м с матерью и братом вырвались из Белоруссии, и сейчас, в 76 лет, с одним узлом осталась, — говорит Алевтина Ивановна, показывая на простыню, в которую уложены вещи и иконы. — Там немцы поливали нас огнем, а сейчас — свои.
— Никакой эвакуации организовано не было, спасались кто как мог. Аварийную сирену включили, когда в городке практически никого не осталось, — говорит Лидия, два десятка лет проработавшая контролером на КПП.
— Страшно было! Все рвалось и горело. Бабки молились в голос… Женщины бежали с детьми на руках. У моей соседки их четверо, один грудной. Спасибо солдатикам, подхватили малышей. Мы толком не знали, что в арсенале хранится. Думали, в любую минуту могут сдетонировать “Грады”, а радиус разлета у них будь здоров — 4–5 км.
С постов ДПС приехали таксисты, бесплатно подвозили всех в Ижевск.
Ринат Ганиев, показывая помятый бампер “Ниссана”, вспоминает: “Уже спали, как все вдруг вздрогнуло и подпрыгнуло. Потолок заходил ходуном. Выскочили под канонаду из домов, кинулись к машинам, у меня в салон набились 10 человек. А над арсеналом — зарево. Выезжаем, светло как днем. Тут бабка на костылях бросается под колеса, кричит: “Сынки, не оставляйте гореть заживо! “Что делать, еще уплотнились. Двери уже не закрывались. За спиной так бабахнуло… Взрывной волной машину приподняло как пушинку. Мы зависли в воздухе, как на самолете, думали, взлетим. Так шарахнуло об землю, еле от дерева увернулся”.
А Петр Ильин, услышав хлопок, подумал, что в части устроили ночные учения. Как раз приехало молодое пополнение — срочники из Питера и Казани. “С ходу и попали в огненную ловушку”, — машет он рукой.
Пережившие артналет признаются, что не могут отделаться от видений — перед глазами встает стена огня.
Баба Нина — поверх ночной рубашки накинута пестрая кофта — в который раз пересказывает: “Долбануло так, что вся жизнь в один миг пролетела перед глазами. На больных ногах бежала, и откуда силы взялись? Сказали, что нужно уйти на 30 километров, чтобы осколки не достали. Над головой постоянно что — то свистело. В небо выстреливал один столб огня, следом еще и еще… Мы все бросались в кювет. Чтобы не получить контузию, прикрывали уши руками и открывали рот. А по спинам бежали сорвавшиеся с привязи чьи — то козы…”
— Многие за гору бежали, люди знали, что там ударная волна меньше. Только в 5 утра добежали до деревни Кичур, оттуда нас уже на машинах отправили в Норью и рассортировали по санаториям.
Но уже через два дня из здравниц эвакуированных стали выживать.
— Так и сказали — возвращайтесь по домам. У вас уже не опасно, будут окна стеклить, — говорит Варвара Павлова, которую отправили после “бомбового удара” в ижевский санаторий “Дзержинск”.
Поселок Пугачево сейчас напоминает большую стройку. По улицам снуют машины с досками и мешками цемента. Ругаясь на страну и власть, селяне работают топорами и ножовками. На компенсацию не рассчитывают, а интересуются, когда дадут свет. Работают только почта и один магазин, на окнах которого установлены решетки.
Местные разочарованы. С прилавков исчезло даже пиво. В Пугачеве и прилегающих селах объявили сухой закон.
Сумеречная зона
Над арсеналом с периодичностью в 15 минут кружат вертолеты с подвешенными корзинами с водой. На дальней территории осталось семь очагов задымления.
Раздается взрыв, ухает где — то совсем рядом. Усиливается дождь, учащаются взрывы. “Видимо, из-за перепада температур”, — объясняет стоящий рядом сапер.
Идем по территории воинской части. На щитах — текст гимна Российской Федерации. Президент Медведев с портрета взирает на выставленные на обочину дороги мятые гильзы и разнокалиберные снаряды. В том числе — от “Града”. Часть их лежала на открытых площадках, готовая к погрузке. Сейчас все, что от них осталось, готовят к уничтожению. В зоне работают саперы, прибывшие из-под Уфы.
Навстречу идет оборудованная бронелистами машина. Ее кузов засыпан песком. На эту “подушку” специалисты и укладывают собранный взрывоопасный “урожай”.
Группы разминирования обследовали жилой городок части, а также с десяток окрестных деревень. Выезжая по звонкам местных жителей, саперы собирают и обезвреживают разлетевшиеся от ударной волны снаряды.
Впереди — техническая территория. Четыре контура охраны.
До рокового 2 июня здесь на открытых площадках и в железобетонных хранилищах находились артиллерийские и реактивные снаряды, патроны к стрелковому оружию, мины, взрыватели, порох. Всего около 5 тыс. вагонов — 170 тыс. тонн.
Входить в зону можно лишь через сутки после того, как перестанут взрываться снаряды. Но мы грузимся в бронированный 42-тонный бульдозерный артиллерийский тягач “БАТ — 2”. Въезжаем в зону колонной. Впереди два бронированных монстра — инженерные машины разграждения (“ИМР”), — по сути танки с клешнями-манипуляторами и гигантскими лопатами-бульдозерами, которые способны выгибаться клином и все сметать на своем пути.
Впереди — сюрреалистический мир. На выжженной земле — листопад из зеленых березовых листьев. Рядом — “КамАЗы” с развороченными кабинами, мятые, как консервные банки, трактора, закрученные в штопор цистерны. И кругом гарь и копоть.
Углубляемся в зону. Инженерная разведка должна установить, в каком состоянии находятся железобетонные хранилища с реактивными снарядами.
По обочинам обуглившиеся березы — свечки. Из — под тяжелых бульдозерных отвалов машин слышны глухие хлопки. “ИМРы” давят взрыватели и патроны. Эти взрывы для бронированного гиганта что слону дробина.
Прокладываем проходы в завалах. Убеждаемся, что машина способна пройти через кирпичную кладку, даже не затормозив.
После нас остается ровная дымящаяся дорога.
Справа видим бетонную глыбу, вырванную из хранилища. Пропахав метров пять, она застряла у металлического указателя “Участок 15”. Синяя стрелка указывает на несуществующий склад. Вместо него — одна гигантская выжженная воронка размером с хоккейную коробку. По бокам стеной стоят земляные валы. Именно обваловка, сооруженная вокруг хранилищ, и предотвратила разброс снарядов. Большая их часть утыкалась в валы, взлетавшие двигались по вертикальной траектории и падали неподалеку.
У железнодорожных путей — ковер из огромных латунных гильз. Рядом грохает так, что закладывает уши. Специалисты знают: взорвался целый штабель боеприпасов.
Для оценки обстановки выбираемся из люков. На каждом из нас тяжелый бронежилет и каска. Идти нужно след в след. Под ногами — месиво из пепла и грязи. Впереди бросают: “На металлические предметы не наступать”. Дождь усиливается. Действительность потеряла краски. Сумеречная зона… Фиксируем, помечаем на схеме участки, где еще наблюдается задымление.
Дальше проход закрыт, на участки авиация МЧС сбрасывает воду. Из дымовой завесы вырисовывается установленный на металлической стойке телефон, с которого уже никто никогда не позвонит…
Уже через полчаса по проложенному нашими машинами пути к хранилищам пошли пожарные машины — роботы.
* * *
Причины возгорания “окутаны дымом”. В частной беседе специалисты говорят, что виной всему — человеческий фактор, попросту — раздолбайство.
— Все четыре контура безопасности — ничто против одного “худобердыева с сигаретой”, — замечает военный следователь.
— Все шло к катастрофе! — говорит Сергей, работающий на производстве по переоснащению боеприпасов. — Раньше периметр охраняли штатные подразделения охраны. Караульная служба на арсеналах всегда была образцовой. В советское время арсеналы не взрывались! Но грянула военная реформа, и на посты поставили неспециалистов, что с них взять? … Все спешка, спешка. Объекты хранения сокращаются, части сокращаются, а куда везти боеприпасы? Все — к нам! Поступали целыми вагонами… А работать некому. Как можно требовать максимальной концентрации и осторожности от людей, которые получают 10–12 тысяч в месяц? На разгрузку кидали срочников. Те часто работали по ночам и буквально валились с ног.
Впрочем, достоверно известно, что в ночь пожара, в восемь вечера, на территории хранилищ не осталось ни одного сотрудника.
Прокуроры и следователи опросили сотни людей. Версии теракта и удара молнии подтверждения не получили. Специалисты говорят о том, что могла заискрить электропроводка, в том числе и на одном из автомобилей, стоящих на технической территории. Впереди — криминалистические экспертизы, которые, возможно, позволят восстановить развитие событий.
Пугачево, Удмуртия
