Место, где разыгралась жуткая драма, — микрорайон Тулы Косая Гора. Именно здесь снимался знаменитый советский фильм «Весна на Заречной улице». Когда-то это был небольшой поселок. Градообразующее предприятие — металлургический завод. Большинство жителей района работают именно там. Со временем поселок стал расширяться. Возвели пятиэтажки, построили общежития. И сегодня от былой деревеньки с двумя перекрестными улочками не осталось и следа.
Дом, где произошло убийство, — прямо на трассе. Угловой. Проезжаешь мимо, и сразу взгляд утыкается в него — пожалуй, это единственный частный дом, который хозяева не обнесли забором. Вернее, когда-то забор был. Сгнил со временем. Остались лишь редкие остроконечные колышки.
Так что о том, как жили погибшие, ведали все местные жители. Вот только подробную историю семьи никто не знал.
— Молодые, вечно пьяные, веселые, дети их бегали по поселку с утра до вечера, — говорят соседи семьи. — Так сегодня многие живут. Неудобств они никому не доставляли. Крайний дом у них — кому же они помешают? Скрывать им тоже от народа было нечего, иначе отгородились бы высоченным забором. А так вся жизнь их проходила на наших глазах.
Вся жизнь — громко сказано. Елена с дочерью Надеждой и внуками поселились здесь года два назад. Разве за такое короткое время узнаешь семью? Да и сами женщины на контакт шли неохотно. Парой слов в продмаге могли перекинуться и отправиться по своим делам.
Странно, что, несмотря на отсутствие глухого забора, шаткий дом, в котором слышно, как ветер воет по ночам, сломанные ставни, разбитые стекла окон, — никто из соседей в ночь, когда резали детей и женщин, не услышал ни единого крика. Кто-то вспомнил, что собака в лае заходилась часа два. Но никто не отреагировал. Мало ли что животное брешет.
Выскочили на двор селяне лишь на крики полицейских: «Скорую» срочно!», «Стоять!», «Стрелять будем».
— Часов 5 утра было, когда за окнами раздались вопли, — рассказывают жители Косой Горы. — Выбежали мы на двор, а здесь — десятки полицейских, машины «скорой помощи», погоня, пригнали автобус с омоновцами и автоматами, будто террористов задерживали. Когда оперативники подъезжали к дому, преступник выбегал со двора. Босой был. На бомжа похож — одежда рваная, волосы дыбом стояли, черный весь, как смоль. Не знал, видимо, куда рвануть. Значит, на местности он впервые. Если бы метнулся в обратную сторону, мог через леса, кусты скрыться. А он на трассу основную выбежал. Полицейские — за ним. Слышали, как он истошно кричал: «Не убивал я! Не я это!» Собственно, это единственное, что он повторял как заведенный. А уже вечером в субботу его сюда привезли на следственный эксперимент, где он подробно вспоминал, как кого убивал и в какой последовательности. Переводчик с ним тоже был.
Убийцей оказался 30-летний житель Узбекистана. Уже в полицейском участке он будто закрыл рот на замок. Дал понять знаками, что по-русски не понимает.
— Это он уже позже русский язык забыл, а когда его ловили, прекрасно отмазывался, что непричастен к делу… — добавляют собеседники.
«Будто зверь вселился в того человека»
Картина, которая предстала перед полицейскими той ночью, была ужасающей.
— Человек будто скотину закалывал. Может, он у себя на родине этим занимался? — пожимают плечами полицейские. — Удары наносил прямо в сердце — будто знал, как быстрее убить можно. Детки младшенькие даже проснуться не успели. Слава богу, не увидели всего ужаса. Мужчина, который выжил, пытался убежать — на пороге его ранили. Окно было распахнуто, может, женщины пытались таким образом покинуть дом. Будто зверь вселился в того человека.
Рядом бродит собака — единственная, кого убийца не тронул.
На шести сотках — притоптанная трава, ни цветочка, ни мало-мальского огородика. На участке — грязное ватное одеяло, остатки недавнего застолья — пластмассовые миски, из которых кормят домашних животных, чайник со времен царя Гороха, на тарелках — следы чего-то жирного, пластиковые бутылки из-под пива. Говорят, накануне преступления в доме жарили шашлыки. Мангалом служили кирпичи и металлические пластинки, мясо выкладывали на самодельный стол, собранный из машинных шин и дощечек. Само празднество происходило на лавке за письменным столом — остатки лука, хлеба и масла напоминают о минувшем пиршестве. Рядом — два матраса, прикрытые покрывалом, — здесь гости отдыхали после бурной трапезы. Прикорнуть посетители могли и на повидавших виды креслах. Их здесь целых три — еще один странный антураж участка.
О том, что в семье жили дети, можно догадаться лишь по паре игрушек, разбросанных на улице. Вот машинка, у которой давно отвалились колеса. Такой же разобранный детский мотоцикл для 3-летних малышей. У входа в дом — детская розовая ванночка, здесь замачивали шашлыки. Присматриваюсь — чем еще могли развлекаться погибшие малыши? Красный шлем да потрепанная временем плюшевая утка. На этом все. Вряд ли здесь вообще кто-то играл…
— Из четверых детей здесь постоянно жили только двое. Остальные — только на выходные приезжали. Они в интернате учились, — говорит одна из жительниц Косой Горы. — Младшенькие, два пацаненка, развлекались тем, что перебегали трассу, носились как угорелые. Собака с ними тоже бегала. Иногда замечали, что мама с ними в мячик играла. Но это редкий случай. За мальчишками надзору особого не велось, сами себе принадлежали. Мать их, Надька, не сказать что алкоголичкой была, но ее только тусовки интересовали. Выпьют, бывало, песни горланят, ругаются, даже дерутя. Мы тогда участкового вызывали.
Сегодня участковый района Артур Герасимович винит себя в произошедшем. Мог ведь предупредить убийство, будь характер не таким мягким.
— Он сейчас как в воду опущенный ходит, — рассказывают соседи погибших. — Приходил к нам, жаловался, что семья «на крючке», поступали на них жалобы. Он приезжал к ними, ограничивался замечаниями. Те на какое-то время утихали. Потом — все сначала. Участкового ведь даже не пропустили на следственный эксперимент. Наказали, наверное.
Интересуюсь, часто ли в доме погибших гостили жители Узбекистана.
— Только они и гостили. Практически каждую неделю к ним приезжала ржавая «Газель» — оттуда вываливались толпы узбеков, таджиков, выгружали что-то, и начиналось веселье. Шашлыки жарили на корыте, пиво распивали. Так что и в тот роковой вечер ничего из ряда вон выходящего никто из нас не наблюдал. Все по обычной схеме.
Убийца — ухажер «из новеньких»
То, что ближайшие соседи ничего не знают о семье погибшей 29-летней Надежды и ее матери, 49-летней Елены, нет ничего удивительного. Родни в городе у них не было. Друзей — тоже немного. Большую часть жизни женщины провели в городе Одоеве, что в 70 км от Тулы. О том месте туляки отзываются как об умирающем городе. Работы в Одоеве нет, заработать там негде, вот и бегут оттуда люди поближе к крупным городам. И эта семья, дабы расплатиться с долгами, вынуждена была продать квартиру и перебраться в Тулу в 2008 году.
Покупать свое жилье им было не по карману. Решили ютиться по съемным квартирам на окраине Тулы.
На первое время нашли 3-комнатную квартиру в Косой Горе на Пушкинской улице. Здесь прожили до 2011 года. Здесь же нашли себе приятелей, которые, кажется, одни из немногих, кто может пролить свет на историю семьи.
Передо мной — молодая пара, обоим не больше 30. Они дружили, общались с погибшей Надеждой до последнего дня.
— Я Надю видела пару дней назад, все нормально у нее было, — рассказывает Ольга. — Правда, жаловалась, что сильно ругалась со своим другом, он у нее тоже из Узбекистана. Она его в сердцах частенько посылала при нас, «отстань от меня».
— Вы говорите о том самом, который ее убил?
— Нет, другой у нее был. Убийца недавно в ее окружении появился. Мы предполагаем, в тот же день или незадолго до этого. Вероятно, Надькин парень его и привел. Вообще, она любила мужикам глазки строить. Симпатичная девушка была — грудастая, брюнетка, невысокого роста. Может, с новичком решила роман закрутить, а тот ее потом приревновал к старому сожителю. В итоге всех и вырезал. Ну, или наркотики там были. У жителей Средней Азии этого добра всегда навалом. Они вроде этим здесь приторговывают, так и выживают.
Все это интересно — любовники, таджики, узбеки. А где же отец детей? Почему он не фигурирует в этой истории?
— Он в тюрьме сидит, был бы здесь, тоже мог бы оказаться в могиле, — присоединяется к беседе супруг Ольги. — Мы его ни разу не видели, но всех четверых Надя от него родила. Дважды он сидел в тюрьме. Первый раз вроде за избиение, а второй раз Надя его сама засадила. Жаловалась, что достал он ее. Тяжело они жили — он и руку на нее поднимал, и выпивал. Вот она и накатала на него заявление в милицию, обвинила в изнасиловании. Давно это было. Она тогда еще в другом городе жила. Сюда уже без мужа вернулась, с мамой и детьми.
Любвеобильная Надежда мечтала найти в Туле мужчину своего сердца. Устроилась работать в наркологическом центре. В ДСН еще подрабатывала, компьютерными программами занималась. По словам собеседников, женщина также ухаживала за старушкой в больнице. Деньги небольшие, но на хлеб с маслом хватало. В наркологическом центре и познакомилась с тем, кого полюбила всей душой.
— Среди русских она почему-то не смогла найти себе жениха, все ее на иногородних тянуло. До недавнего времени был у нее некий Омар из Узбекистана. Год она с ним жила душа в душу. А потом он неожиданно сорвался на родину. Признался, что семья у него там осталась. Обещал вернуться. Ждала его Надька как могла. Звонил он ей недавно. Но, видимо, поняла она, что вряд ли уже увидит его, вот и пошла по наклонной. О нормальной семье она мечтала. Искала все достойного.
Мать Надежды Елена тоже не сидела без дел. Трудилась санитаркой в местной больнице. Работала за троих. Дома практически не появлялась.
— Елена — хорошая женщина, она дочь практически не видела. Понимала, что надо внуков как-то содержать, вот и пахала как лошадь. В ночь убийства она вернулась домой после двух суток работы. Не спала. Утром должна была снова заступить на смену. Еще у Нади брат родной есть, Алексей, он там же живет, на Косой Горе. Вроде все нормально у него, недавно ребенок родился. После случившегося он на связь не выходил.
Почему Надежда с детьми перебралась из более-менее нормальной квартиры в развалившуюся хибару, приятели погибшей сами не поняли.
— Квартиру, которую они в нашем доме снимали, хозяин продал, им пришлось выселяться. Могли они что-то достойное найти, но решили сэкономить, видимо, — предполагают.
Дом, где разыгралась трагедия, Надежда с матерью снимали и впрямь за смешные деньги. Порядка двух тысяч рублей платили в месяц за то, что и гроша ломаного не стоит. Воды не было, электричество работало с перебоями, о домашнем телефоне и говорить не приходится.
— Как только они туда переехали, так Надя и стала опускаться. В гости нас не приглашала. Женихов своих их Узбекистана скрывала. Может, стеснялась? — говорят друзья погибшей.
Дети не успели уехать в летний лагерь
Среди погибших — трое детей. Ане было 10 лет, Паше — 5 лет, Тамаре — 8 лет.
Девочки — воспитанницы Тульской специальной (коррекционной) общеобразовательной школы-интерната 7-го вида.
Первый класс Анна оканчивала в общеобразовательной школе №56. Но вскоре учителя поняли — программу ребенок не тянет.
— Я хорошо помню эту семью, — рассказывает директор школы Снежана Александровна. — Девочка всегда выглядела опрятной, хорошо одетой. Вот только в развитии она отставала, тяжело ей было тянуть обычную программу. Тогда мама отвела ее на комиссию, где ей порекомендовали устроить ребенка в специализированный интернат, где учатся детки с задержкой умственного развития. Что касается, воспитания — все шло нормально, бабушка-мама ни одного родительского собрания не пропускали, на все мероприятия приходили. Об отце Ани мама предпочитала не говорить. Так и сказала: «Он у нас в тюрьме и надолго». Больше мы тему отца не поднимали. Она же жила с каким-то новым мужчиной, но он в школе не появлялся. В то время Надя не работала, сидела с детьми. В 2011 году девочка от нас ушла, и больше мы об этой семье ничего не слышали.
До последнего времени погибшая Аня училась в интернате. Туда же Надежда сдала и младшую дочь Тамару. Пять дней девочки проводили в учебном заведении, на выходные возвращались домой.
Мы связались с заместителем директора интерната. Ее версия значительно разнится с тем, что поведали о погибших ранее.
— Это была прекрасная семья. Аня окончила у нас 3-й класс, Тамара — первый, — рассказывает Наталья Балуева. — Они окончили хорошистками школу в этом году. Обе были активными, занимались танцами, посещали все кружки. Ходили они опрятными, все школьные принадлежности у них были. Мама очень активная, представляла родительский комитет. Если ее дочек кто-то обижал, она никогда не скандалила, а приходила вежливо и интеллигентно разбирать ситуацию. Пьяной я ее ни разу не видела. А какие у нее девчонки чудесные по характеру — ни на что не жаловались, всегда жизнерадостные, довольные. Я не знаю, какой образ жизни вела их мама вне школы, но если дети производили благополучное впечатление, я была уверена, что и дома у них все отлично. Еще девчонки были очень самостоятельными, несмотря на возраст, и хозяйственными. В столовой помогать первыми бежали, в классе убирались всегда. Росли хозяйки на зависть всем.
По словам женщины, у Тамары учебный год закончился 25 мая. Для Анны последний звонок в этом году должен был прозвенеть 30 мая.
— Но 29-го числа мама написала заявление и забрала Аню. Дело в том, что 30 мая, в день убийства, девочки должны были уехать в летний лагерь. Надя сказала нам: пусть дочка хоть одну ночь дома переночует со мной, собрать ее надо, помыть.
В больнице Тулы остаются двое раненых. Мужчина, уроженец Узбекистана. И сын Надежды Сергей.
— У Сережи 20 ножевых ранений. Этот мальчик должен был на следующий год тоже к нам в интернат прийти. Мы с ним общались. Такой же хороший, добрый мальчик, как и все дети в этой семье, — вздыхает Наталья Ивановна.
Сейчас открытым остается вопрос, где похоронят погибших. Все знакомые семьи поживают плечами: «Они ведь долгое время в Одоеве жили, может, там похоронят. Вдруг какие-то родственники у них остались».
По нашим данным, никаких родственников у них в Одоеве нет.
Родному брату Надежды хоронить мать, сестру и племянников не на что.
