— Виктория Рогозина... Мы объездили все больницы. Звонили куда только возможно. Ее нигде нет...
— Отец у меня там был. Потом пропал. В списках пострадавших его фамилии нет. Остается морг.
— Уже глубокая ночь. Мы целый день бегали к тому самому метро, звонили врачам, от нас только отмахивались, никаких данных о нашем мальчике. И здесь опять никаких новостей. Ведь уже привезли тела... Наверняка им известны имена погибших... Почему все молчат?..
Одни и те же вопросы сыпались в адрес сотрудников МЧС, Следственного комитета, полиции... Чиновников всех рангов собралось у морга в ту ночь гораздо больше, чем самих родственников пропавших без вести.
Морг — последняя точка отсчета.
Люди приезжали сюда, когда надежда найти родного человека живым таяла на глазах.
Вторничным вечером у морга, куда свозили тела погибших, было многолюдно. Сотрудники МЧС, психологи, работники Следственного комитета... На крылечке курили патологоанатомы. И черная кошка терлась о ноги людей.
— Рабочий день давно закончен. До 15.00 мы сегодня. Вход в здание разрешен только родственникам и тем, кто занимается расследованием происшествия, — остановил меня охранник на входе. — Списков погибших нет. Никого еще не опознали.
Первыми к зданию морга добрались трое мужчин из Таджикистана.
Несколько часов они сидели на лужайке напротив морга. Подойти, задать вопрос не решались.
Мимо них проносились «скорые» без окон. Именно в них перевозили тела погибших. Рядом ходили люди в форме и без.
А эти люди все сидели. Курили. Молчали. И боялись двинуться с места. Ведь в Москве они находятся на птичьих правах. Приехали подработать на стройке. А здоровые мужики, у которых нашивка на спине «полиция», могут потребовать их паспорта, прописку. Что делать? Когда нет даже регистрации? Тем не менее надо бы разузнать о судьбе пропавшего родственника...
В их глазах — безнадежность.
Через пару часов все-таки решились подойти поближе к моргу, когда поняли, что на них не обращают пристального внимания.
— У меня брат был в метро... — мужчина надвигает кепку глубоко на глаза, будто боится, что его признают. С опаской оглядывается на автобус с надписью «Полиция».
— Как звали вашего брата? Возраст его? Рост? Во что был одет? Что при нем было? — тут же сыплет вопросами сотрудник МЧС.
Мужчина пожимает плечами.
Его приглашают пройти внутрь, на опознание.
Минут через пятнадцать он выходит.
— Не пойму что-то. Вроде он, а вроде и нет... Нам сказали, что пока семь человек привезли, подождать надо, когда остальных доставят.
И опять пошли долгие часы ожидания на корточках близ входа в здание.
— У этого мужчины в метро был родной брат, — подходит ко мне таксист. — Я случайно проезжал мимо метро «Парк Победы». Смотрю, стоят какие-то мужики, голосуют, но их все отказываются везти. Я притормозил. На одном из них лица не было, он сбивчиво что-то лопотал, половину слов я не разобрал, на своем языке он говорил. Уловил суть. В метро у него брат был. Мой попутчик, как узнал о случившемся, сразу рванул к метро. Выискивал среди пострадавших своего. Не нашел. Набирал номер телефона. Тишина. Когда ему озвучили список больниц, куда развозили пострадавших, он толком ничего не понял — Москву не знает, больниц много, машины у него нет разъезжать, денег тоже кот наплакал. Он решил — сразу в морг. Нашли адрес морга, и я его привез сюда. Вот уже часа три здесь сидим. Пока никакой информации.
Вскоре сердобольный таксист уехал.
Родственник пропавшего остался.
Я подхожу к нему. Пытаюсь расспросить о брате. Он молча встает и отходит в сторону.
— Боится он что-либо говорить. Вдруг лишнее ляпнет, и сошлют его обратно в Таджикистан. Мы ведь сюда на заработки приехали. Нельзя нам лишаться работы, — объясняет его приятель.
— Вы же близкого человека потеряли. Что лишнее вы можете сказать? — удивляюсь.
— Мало ли что... Лучше не надо. Нам бы сейчас тихо, без шумихи тело забрать и похоронить. Скажите, а если узнают, что наш погибший здесь без регистрации жил, нам ведь за все придется самим платить. Денег мы вряд ли получим? Это ведь ваше государство? И компенсацию будут выплачивать только жителям Москвы. Мы-то кто такие...
...На двери морга вывешивают объявление: «По вопросу получения разрешения на захоронение, а также выдачи имущества обращаться в Следственное управление Следственного комитета РФ по Центральному округу к следователю Кузнецову Василию Борисовичу. Адрес: Москва, Окружной проезд, дом 19».
— Прочитайте, запишите, вам это понадобится, — объясняют таджику охранники морга.
Ильнур медленно вчитывается.
— Нет, нам это не надо... Следственный комитет? Да и не было ничего у брата ценного.
...Смеркалось.
— Можно мне еще раз фотографии погибших посмотреть? — неожиданно срывается с места таджик.
Проходит внутрь.
— Все-таки он... — кивает головой. Закрывает глаза. И отходит подальше от морга. Садится на бордюр. Плечи вздрагивают. Плакал мужчина тихо. В себя. Тоже испуганно. Будто боялся, что кто-то услышит.
Уже потом окольными путями узнаю: два двоюродных брата, уроженцы Душанбе, 24-летний Бахтияр Мавлонов и 25-летний Бури Хаитов, ехали в первом вагоне, погибли сразу после аварии.
— У обоих в Таджикистане остались детки. У Бахтияра сыну два года, у Бури сын четырех лет и совсем маленькая дочка, — сокрушается родственник, — конечно, мы их не оставим без заботы, всем миром поставим на ноги, но ребят жалко. Мы никак не можем решиться сообщить новость их матерям. Вчера мать Бури звонила нам и все спрашивала, жив ли Бури, не был ли он в том поезде. Ее сердце не обманешь. Сегодня будем тянуть вечером жребий, решать, кто сообщит ей эту новость.
По словам родственников погибших, оба в Москве трудились около двух лет, первым приехал Бури, затем пригласил Бахтияра, в столице занимались установкой окон. В тот роковой день должны были отдыхать, но поступило предложение подзаработать, и братья не стали отказываться от этого предложения. Им нужны были деньги, оба мечтали вернуться домой и построить себе дома рядом с Душанбе.
— Мне Бури рассказывал, что, когда Бахтияр только приехал в Москву, больше всего его поразила мощь и размах подземки, он называл метро подземным дворцом и даже говорил, что, если бы родился в России, обязательно стал бы машинистом. Надеюсь, он воплотит свою мечту в лучшем мире.
Чуть позже мужчина снова подошел к моргу.
— Как же мы перевезем тело? Где взять деньги? — вопрос в никуда.
К нему подошел один из сотрудников морга. Сжалился. Пояснил тонкости доставки тела на родину.
— Перевезти груз-200 в Таджикистан вам обойдется в 10–15 тысяч рублей. Но, по-моему, у вас есть авиакомпания — вроде ваша страна, единственная из всех, которая возит такие грузы бесплатно. Вы узнайте эти моменты. Завтра родственникам погибших будут озвучивать смету на похороны. Но вас это не касается. Билет на самолет вам придется купить за свои деньги. Здесь вам только оплатят доставку груза в аэропорт, ну и сам гроб.
Далее родственнику погибшего что-то говорят про ящик, цинк, контейнер... Как действовать по прибытии, что открыть-закрыть...
Гражданин Таджикистана кивает головой, хлопает глазами. Но видно — мало что понимает.
— Вы поезжайте домой. Завтра приезжайте с документами своими и погибшего...
До открытия метро оставалось еще 7 часов.
А уж билет до Таджикистана для него и вовсе непозволительная роскошь.
■ ■ ■
Мужчина лет 50 с трудом сдерживает слезы.
— Я потерял жену Веру Попову и не представляю, как жить с этим. В тот день я узнал о трагедии от сына, он увидел по телевизору новостной сюжет. Мальчик звонил ей по скайпу, вайберу, набирал на работу на хладокомбинат, где она работала юрисконсультом, сын сразу понял, что мама в беде. А я вот все еще надеюсь проснуться от этого ужаса.
Дежурящие в морге сотрудники МЧС на всякий случай сразу предложили убитому горем отцу семейства корвалол, но он отказался и лишь попросил стакан воды.
А вот молодая женщина от успокоительного не отказывается, она сидит, почти все время согнувшись и закрыв лицо руками. И лишь повторяет: «Господи, когда же это закончится». Ожидание невыносимо. Родственникам, приехавшим рано, сначала пришлось подождать задержавшегося следователя, затем момента опознания, но дольше всего ждать протокола осмотра тела — эта процедура занимает несколько часов.
Рядом с моргом тормозит машина. Из автомобиля вылетает женщина лет сорока пяти. За ней — двое молодых людей.
— Пожалуйста, скажите нам, она там? — срывается на крик, обращаясь к присутствующим во дворе.
Ее встречают сотрудники МЧС.
— Приезжайте завтра в 9 утра...
— Почему? Я не уйду отсюда. Мы объездили все больницы. Ее нигде нет. И сейчас не можем ничего узнать. Посмотрите, пожалуйста... Она была в синих джинсах и майке черной. Я не доживу до утра. Мне очень надо знать...
Ее отводят в сторону. Рыдая, женщина пытается рассказать, как она потеряла свою сестру.
Психологи МЧС внимательно выслушивают. Истории у всех одинаковые, как под копирку: ехала на работу, телефон не отвечает...
— Сколько лет вашей родственнице?
— Сорок пять. Она на меня очень похожа...
В здание морга женщину не пускают.
— Поймите, нет там таких. Точно нет.
— Где же она тогда? Помоги мне ее найти, умоляю, — слова психолога ее не успокаивают.
— Позже привезут остальные тела...
— Господи... — теряет равновесие. Под руки ее поддерживают сопровождающие мужчины.
Женщина уехала.
Вернулась через два часа.
Все это время ее ждала здесь знакомая.
— Она мне позвонила, рыдала, ничего толком не могла объяснить, — рассказывает собеседница. — В поезде была ее родная сестра Нонна. Она ее очень любит. Сестра в Москву приехала недавно. Личная жизнь у нее не сложилась — мужа и детей не было, поэтому терять ей было нечего. А здесь она нашла хорошую работу. Думала, денег хоть заработать. Если она окажется среди погибших, моя подруга себя не простит. Это ведь она ее сюда вытащила.
…Машины с людьми подъезжали одна за другой.
Вновь прибывшие, близкие тех, кто погиб или пропал без вести, подходят к тем, кто уже здесь давно. Вопрос у всех один: «Опознали? Или повезло?»
Рядом с крыльцом морга останавливается девушка и парень лет пятнадцати. С ними мужчина лет сорока пяти. Нервничают, но держатся. «Надеюсь, здесь ее нет...» — всхлипывает девушка.
К семье подходят психологи. Девушка называет фамилию. Скорее всего речь идет о ее матери.
Психолог листает списки пострадавших: «Вы все больницы проехали?».
— Мы звонили, ее нигде нет. Но мы по телевизору вроде ее видели, она лежала на траве. Или носилках… Не помню... — плачет девушка.
— В списках пострадавших нет такого человека. Фотография ее у вас с собой?
Девушка достает карточку.
На фото — полная женщина, шатенка, волосы вьются, улыбается.
Психолог бросает взгляд на карточку и поворачивается к коллеге. Та молча опускает глаза.
Оборачивается к родственникам: «Пойдемте опознавать...»
Дверь в морг за ними захлопнулась. Все присутствующие на улице вздохнули... Все понятно без слов.
Через полчаса из здания морга выбежала сотрудница МЧС: «Срочно вызывайте «скорую». Родственникам плохо. Своими силами не справимся. Нашатырь не помогает...» И через паузу: «Опознали».
Тем временем к моргу подходит толпа из 10 человек. Окружают психолога МЧС.
— Виктория Рогозина... Пропала... Все больницы посетили. Нет такой. Вот только от Боткинской не получили ответа. Не можем туда дозвониться.
— Вы знаете, во что она одета была?
— Да, вот описали на листочке все. Юбка у нее была по щиколотку. Блузка. На шее — плетеные бусы.
— Уши были проколоты?
— Да, уши проколоты. Сережки были...
Сотрудница МЧС смотрит фотографию.
— Нет, здесь такой нет...
Кто-то незаметно перекрестился: «Ну слава богу, значит, есть надежда».
— Чуть позже остальные тела привезут. Дождетесь?..
...Подъезжает машина с дипломатическими номерами. Выбегает китаец. За ним девушка. Их встречает сотрудница МЧС.
Ни слова не говоря, проходят в морг.
15 минут.
Садятся обратно в машину и уезжают.
На лицах этих людей — ноль эмоций, никакой скорби.
Кто-то рядом кидает: «Из посольства Китая приезжали. Опознали своего. Все прошло спокойно, без истерик».
Вспоминаю, что для многих жителей Азии физическая смерть — это переход в другое измерение. В их культуре не скорбят и не плачут по умершим, поскольку убеждены, что смерть — это всего лишь переход из одной жизни в другую, все равно что скинуть с себя старую одежду и облачиться в новую. Возможно, тот самый случай.
■ ■ ■
С наступлением темноты народу у морга прибавилось.
Все нервно ждут.
Ждут, когда к кому-то из них подойдет сотрудник морга и скажет короткое: «Пройдемте».
…Долгое время около морга переминалась с ноги на ногу девушка. Короткие шорты, футболка, волосы собраны в пучок. Она все не решалась зайти внутрь морга.
Наконец собралась.
Через 20 минут с криками выскочила оттуда. Идти не было сил. Упала на ступеньки перед входом в морг.
Она не стеснялась слез, собственных криков, потому что не видела окружающих.
— Этого не может быть, не может быть, вдруг не он...
Психологи предлагали девушке воду, давали нашатырь.
На улице — жарко. Но ее бил озноб.
— Вам холодно, может, плед принести? — подошел к ней посторонний молодой человек. — Или в машине моей посидите, согрейтесь.
— Разве мне холодно? Не чувствую...
И снова рыдания.
Парень отходит.
Люди рядом на какое-то мгновение все разом замолчали.
У каждого свое горе....
И плач этой девушки будто утонул в могильной траурной тишине.
Я отхожу в сторону. Сталкиваюсь взглядом с невозмутимым молодым человеком.
Он — единственный здесь, кто не истерит. Будто наблюдает за происходящим со стороны.
Присматриваюсь. Узнаю в нем Вадима Панина — баскетболиста казанского клуба УНИКС.
Мы немного знакомы.
— Кто у тебя там был? — спрашиваю.
— Отец... Ехал на похороны... На чужие похороны... Я утром слышал новость про катастрофу, но не придал значения... А потом мама позвонила, сказала: «От отца — ни слова». Он как раз в это время ехал в метро по той самой ветке. И потом началось... Мы стали звонить во все больницы. Но получить какую-либо информацию оказалось невозможно. В списках пострадавших отца не было. Но нам сказали, что около 40 человек находятся в тяжелом состоянии — кто-то в реанимации, в коме. Никто из них не мог назвать свое имя. Они проходят как «неопознанные». Вероятно, документов при них тоже не было. Но прорваться в реанимацию, к врачам, узнать, есть ли наш отец среди раненых, — невозможно. Мой брат, который весь день колесил по больницам, рассказывал, что в клиниках творится что-то невообразимое. Тех пострадавших, которые сами могут передвигаться, доставляли до приемного отделения, а потом они уже сами рассказывали врачам о своих травмах. Но не все могли нормально говорить, многие еле держались на ногах. И спрашивать в такой обстановке про отца — неудобно. Сейчас я уже понимаю, найти своих близких в такой неразберихе нереально. Чтобы исключить гибель отца, я приехал сюда.
Телефон у Вадима не умолкал.
— Мама, я в морге. Не уйду отсюда, дождусь, когда привезут остальные тела. Я сразу тебе наберу...
Вадим проходит в здание морга.
Через 10 минут выходит.
— Мне там стали вопросы задавать: как выглядел, в чем был одет. Ну откуда я знаю, в чем он был одет. Сказал: брюки черные. Возраст назвал. И фотографию им оставил. Эмчеэсник достал маленький фотоаппарат, просмотрел на нем всех погибших, которые сейчас в морге. Мне сказал: «Мужчина такого возраста есть, но не ваш. Его к нам привезли голым». И добавил: «Ждите...» А сколько ждать? Вроде к ночи обещали все тела сюда доставить. Но теперь я точно знаю: состояние неизвестности — самое страшное.
К полуночи в здание морга привезли еще 11 тел.
Повисла гробовая тишина.
Слышно было, как пищат комары.
Я попрощалась с Вадимом.
— Завтра тебе позвоню...
— Очень надеюсь, что не будет повода для звонка...
На следующий день опубликовали списки погибших.
Под 11-м номером — Панин А.И., 1953 г.р., Москва...
Прости, Вадим.
■ ■ ■
Число жертв катастрофы в метро продолжает расти — на данный момент погибли уже 23 человека. Кто были эти люди? О чем думали? Чем жили? «МК» пообщался с родными нескольких погибших — чтобы люди могли через газету еще раз вспомнить о них. И попрощаться.
Надежда Матвеева (ей было 26 лет) в то злополучное утро ехала на работу. Девушка трудилась старшим менеджером в энергетической компании.
— У нас сразу появились страшные опасения, как только услышали про ЧП, — плачет ее приемная мама Людмила Владимировна (она воспитывала Надю с 7 лет, после того как умерла ее родная мама). — По этой ветке постоянно ездим. Возле метро «Славянский бульвар» живет сестра Нади. В субботу, кстати, ездили, обратили внимание, что поезд сильно трясло. В общем, стали звонить Наде на мобильный — телефон не отвечает. Принялись обзванивать морги, больницы, тоже ничего. Только к 15.00 ее тело доставили в морг, а нам об этом стало известно в 21.00.
Надя планировала в ближайшее время выйти замуж. Молодой человек барышни теперь говорит, что он не хочет жить без нее. Родные всерьез опасаются за его психическое здоровье.
Игорь Вавилин (ему было 57 лет) ехал в Крылатское на работу в автосервис, где он был механиком.
— Нам позвонили с работы, сказали, что он не приехал и невозможно до него дозвониться, — рассказала дочь Игоря Федоровича. — В списках погибших сначала его не было. Потом кто-то узнал его на фотографии, где его выносили. Мы, конечно, в шоке. Никаких предчувствий трагедии ни у кого не было.
Татьяна Шамшеева (ей было 27 лет) уроженка Липецка. Заочно получала второе высшее образование (собиралась стать психологом). Недавно устроилась на работу в фирму по аренде торговых помещений на должность менеджера. Туда она и ехала во вторник.
— Таня — добрый, открытый человек, — рассказала ее подруга Юлия. — Строила грандиозные планы на будущее — хотела объехать весь мир.
Друзья знали, что каждый день Таня ездила по этой ветке, поэтому забили тревогу после сообщений о ЧП. Таня долгое время была неопознанной — в суматохе ее сумка куда-то подевалась. Друзья опознали ее в морге в 1.00.
Евгений Гарплюк (ему было 26 лет) вместе с супругой недавно переехал в Москву из родной Пензенской области. Пять месяцев назад у пары родился ребенок.
— Женька был очень хорошим другом и товарищем!!! всегда приходил на помощь, а так же хороший семьянин!!! его все уважали, любили за его доброту... ну у меня нет просто слов!!! вся Пензенская область а именно р.п.Башмаково и г.Пенза скорбит!!! Я от себя скажу я потеряла очень хорошего одноклассника и товарища!!! Евгений навсегда останется в наших сердцах!!! Помним, Любим, Скорбим!!!! — написала в социальной сети его приятельница Анна (орфография и пунктуация сохранены).
