Диск назван “Irony” — “Ирония”. Сергей считает, что без иронии и, главное, самоиронии искусства быть не может. Когда мы встретились для разговора, Воронов как обычно пребывал в приподнятом настроении духа. Кончики его усов все так же были устремлены вверх, к солнцу, хотя с неба капал ледяной московский дождик. Удержаться от вопроса о Сальвадоре Дали было невозможно.
— У вас далианские усы, устремленные вверх. С чем это связано?
— Это подспудно получилось. У меня была обычная усоборода, и я краешки обстригал, потом перестал их обстригать и стал подкручивать маленькие появившиеся стрелки. У меня много совпадений в жизни происходит — именно они мне дают основание утверждать, что случайностей не существует. Я попал в Кадакес, маленький городок в Каталонии, где жил Дали. С тех пор езжу туда каждый год. Я всегда чувствовал Дали, хотя не собирал его репродукции и не читал его воспоминаний. Да я и сам рисовал всю жизнь по здоровому маразму что-то близкое к нему. Я придумал термин “здоровый маразм” еще в 81-м году, будучи практически не знакомым с Дали.
— Какие совпадения были еще?
— Встреча с Китом Ричардсом. Предположить, что я встречусь с кем-то из Rolling Stones, было невозможно, даже когда я уже познакомился с персонажами, которые играли на “Вудстоке”. Мы со Стасом Наминым ездили в Америку в 86-м году, виделись с разными музыкантами, вместе играли, в том числе с Кенни Логгинсом. Потом поехали на фестиваль в Японию в декабре того же года, где выступали с Питером Гэбриелом, Джексоном Брауном... В 88-м году я прилетел в Нью-Йорк, созвонился со своим другом — барабанщиком Стивом Джорданом. Стив говорит: “Не может быть! Только вышел фильм про японский фестиваль, вчера вечером показывал там тебя своим друзьям”. Тогда мы с ним забили стрелку, и уже потом стало ясно, что приехали домой к Киту Ричардсу. И в первую же секунду исторической (для меня) встречи произошло невероятное — вместо того чтобы я узнал Ричардса, упал ему в ноги, целовал ему руки, Стив показал на меня Киту: “Узнаешь?” Оказалось, что именно с ним они смотрели этот фильм накануне. И такие совпадения преследуют меня всю жизнь.
— С каким чувством вы первый раз ехали в Нью-Йорк?
— Пока в самолет не сел, не верил, что мы туда летим. Нью-Йорк поразителен по энергетике, там сразу хочется что-то делать, тем более что я попал в нужную среду. Мы выступили в известном клубе “Лайм Лайт” на Манхэттене, который сейчас стал дискотекой. Хозяйка “Лайм Лайта”, когда мы напились после концерта, хвасталась нам гитарой Джимми Хендрикса.
— Ваша биография насыщена встречами с великими людьми, вы играли со мировыми звездами. Осталась еще дуэтная мечта?
— Мало кто из черных отцов блюза остался в живых. Есть еще белые, например Джонни Уинтер. Он уже плохо видит, потому что он альбинос, а этих людей сопровождает ряд болезней... Всегда приятно встречаться с Китом Ричардсом, он хороший человек, эталон рок-музыканта: такой добрый пират, креативный, абсолютно свободный. Он пропускает все через свое сердце и не ориентируется на вкусы окружающих.
— Как вы воспринимаете шоу-бизнес?
— Нет, шоу-бизнес — это двигатель, главное, чтобы был вкус. Когда я рассуждаю о нем, я, как Чапаев, смотрю на это явление в мировом масштабе. Возьмем тех же Rolling Stones. Их продюсер знал, как их двигать, как это продать. Другое дело, что они до сих пор, 45 лет, честно играют то, что любят. Есть честная рок-музыка, которая ориентируется не на сиюминутные вкусы, это как самовыражение у художника. А есть люди, играющие то, что нужно публике. Шоу-бизнес пестр и неоднороден.
— У вас на днях презентация новой работы, расскажите о ней.
— Это мой первый сольный диск — “Irony”, туда вошли песни разных времен. Одна из песен начинает историю с 89-го года, есть там и более поздние заготовки, и совсем свежие, прошлого года… Я благодарен своему другу и партнеру Аркадию Большакову за серьезную поддержку. У нас были общие знакомые, с которыми он приходил на мои концерты, и как-то предложил сделать диск: “Найди лучшего продюсера, лучшую студию, запишем”. А незадолго до этого я познакомился с Крисом Кимси, который писал и продюсировал группу Rolling Stones, Duran Duran, Питера Тоша, у него послужной список на пять страниц. Мы договорились с Крисом, я послал ему свои заготовки, из которых он выбирал композиции для альбома. В итоге мы записали 14 штук. Крис лично собрал для меня команду музыкантов, настоящую dream team: Хэл Линдс, гитарист, который играл с Dire Straits, Робин Ле Мюзье работал с Родом Стюартом и Джонни Халлидеем, басист Джерри Михан играл с Робби Уильямсом и Брайном Ферри, барабанщик Джефф Дагмор записывался с Тиной Тернер, Gipsy Kings, у него тоже, дай бог, список. С музыкантами мы подружились моментально, и очень легко 2,5 недели писались живьем все вместе. Нужно было записать 14 “болванок”, поэтому план был — песня в день. Иногда писали полторы-две песни в день, а иногда мучились по два дня над одной. Когда работа не шла, шли в паб, пили пиво и болтали. Потом наступил период, когда ребята разъехались, и мы с Крисом пытались что-то дописывать вдвоем. Но было как-то пусто, и мы устали, даже смотреть друг на друга не могли. Он предложил разъехаться на время. Позже я прилетел записывать голос, гитару…
— Использовали какие-нибудь неожиданные для вас инструменты?
— Звук помойки вошел в одну песню. Я выкидывал целлофан от сэндвича в мусорный бак, и мы услышали прикольный звук, как закрывается помойка, и записали его.
— Все эти годы вы писали свои заготовки на кассеты, должно быть, уйма времени ушла на то, чтобы перевести это все в “цифру”?
— Я долго отмахивался от цифровой записи, считал, что на кассету записывать лучше, это какой-никакой, а аналог, живая, теплая запись. Но когда этих кассет накопилось столько, что я уже не мог вспомнить, где там что, решил все-таки привести это все в порядок и перелить свои запасы в компьютер. Я почти безотрывно, не выходя из дома, занимался этим — прослушивал, отбирал, переводил в mp3 — около двух месяцев. Но в мою пользу сыграли обстоятельства: я порвал связки на ноге и в любом случае не мог выходить из дома.
— Еще одно знаковое совпадение?
— Да! Нужно было порвать связки, чтобы наконец выпустить сольный альбом. Ведь именно те mp3, которые я отобрал во время этого “домашнего ареста”, я и переслал в итоге Крису Кимси для работы над “Irony”.
— У вас далианские усы, устремленные вверх. С чем это связано?
— Это подспудно получилось. У меня была обычная усоборода, и я краешки обстригал, потом перестал их обстригать и стал подкручивать маленькие появившиеся стрелки. У меня много совпадений в жизни происходит — именно они мне дают основание утверждать, что случайностей не существует. Я попал в Кадакес, маленький городок в Каталонии, где жил Дали. С тех пор езжу туда каждый год. Я всегда чувствовал Дали, хотя не собирал его репродукции и не читал его воспоминаний. Да я и сам рисовал всю жизнь по здоровому маразму что-то близкое к нему. Я придумал термин “здоровый маразм” еще в 81-м году, будучи практически не знакомым с Дали.
— Какие совпадения были еще?
— Встреча с Китом Ричардсом. Предположить, что я встречусь с кем-то из Rolling Stones, было невозможно, даже когда я уже познакомился с персонажами, которые играли на “Вудстоке”. Мы со Стасом Наминым ездили в Америку в 86-м году, виделись с разными музыкантами, вместе играли, в том числе с Кенни Логгинсом. Потом поехали на фестиваль в Японию в декабре того же года, где выступали с Питером Гэбриелом, Джексоном Брауном... В 88-м году я прилетел в Нью-Йорк, созвонился со своим другом — барабанщиком Стивом Джорданом. Стив говорит: “Не может быть! Только вышел фильм про японский фестиваль, вчера вечером показывал там тебя своим друзьям”. Тогда мы с ним забили стрелку, и уже потом стало ясно, что приехали домой к Киту Ричардсу. И в первую же секунду исторической (для меня) встречи произошло невероятное — вместо того чтобы я узнал Ричардса, упал ему в ноги, целовал ему руки, Стив показал на меня Киту: “Узнаешь?” Оказалось, что именно с ним они смотрели этот фильм накануне. И такие совпадения преследуют меня всю жизнь.
— С каким чувством вы первый раз ехали в Нью-Йорк?
— Пока в самолет не сел, не верил, что мы туда летим. Нью-Йорк поразителен по энергетике, там сразу хочется что-то делать, тем более что я попал в нужную среду. Мы выступили в известном клубе “Лайм Лайт” на Манхэттене, который сейчас стал дискотекой. Хозяйка “Лайм Лайта”, когда мы напились после концерта, хвасталась нам гитарой Джимми Хендрикса.
— Ваша биография насыщена встречами с великими людьми, вы играли со мировыми звездами. Осталась еще дуэтная мечта?
— Мало кто из черных отцов блюза остался в живых. Есть еще белые, например Джонни Уинтер. Он уже плохо видит, потому что он альбинос, а этих людей сопровождает ряд болезней... Всегда приятно встречаться с Китом Ричардсом, он хороший человек, эталон рок-музыканта: такой добрый пират, креативный, абсолютно свободный. Он пропускает все через свое сердце и не ориентируется на вкусы окружающих.
— Как вы воспринимаете шоу-бизнес?
— Нет, шоу-бизнес — это двигатель, главное, чтобы был вкус. Когда я рассуждаю о нем, я, как Чапаев, смотрю на это явление в мировом масштабе. Возьмем тех же Rolling Stones. Их продюсер знал, как их двигать, как это продать. Другое дело, что они до сих пор, 45 лет, честно играют то, что любят. Есть честная рок-музыка, которая ориентируется не на сиюминутные вкусы, это как самовыражение у художника. А есть люди, играющие то, что нужно публике. Шоу-бизнес пестр и неоднороден.
— У вас на днях презентация новой работы, расскажите о ней.
— Это мой первый сольный диск — “Irony”, туда вошли песни разных времен. Одна из песен начинает историю с 89-го года, есть там и более поздние заготовки, и совсем свежие, прошлого года… Я благодарен своему другу и партнеру Аркадию Большакову за серьезную поддержку. У нас были общие знакомые, с которыми он приходил на мои концерты, и как-то предложил сделать диск: “Найди лучшего продюсера, лучшую студию, запишем”. А незадолго до этого я познакомился с Крисом Кимси, который писал и продюсировал группу Rolling Stones, Duran Duran, Питера Тоша, у него послужной список на пять страниц. Мы договорились с Крисом, я послал ему свои заготовки, из которых он выбирал композиции для альбома. В итоге мы записали 14 штук. Крис лично собрал для меня команду музыкантов, настоящую dream team: Хэл Линдс, гитарист, который играл с Dire Straits, Робин Ле Мюзье работал с Родом Стюартом и Джонни Халлидеем, басист Джерри Михан играл с Робби Уильямсом и Брайном Ферри, барабанщик Джефф Дагмор записывался с Тиной Тернер, Gipsy Kings, у него тоже, дай бог, список. С музыкантами мы подружились моментально, и очень легко 2,5 недели писались живьем все вместе. Нужно было записать 14 “болванок”, поэтому план был — песня в день. Иногда писали полторы-две песни в день, а иногда мучились по два дня над одной. Когда работа не шла, шли в паб, пили пиво и болтали. Потом наступил период, когда ребята разъехались, и мы с Крисом пытались что-то дописывать вдвоем. Но было как-то пусто, и мы устали, даже смотреть друг на друга не могли. Он предложил разъехаться на время. Позже я прилетел записывать голос, гитару…
— Использовали какие-нибудь неожиданные для вас инструменты?
— Звук помойки вошел в одну песню. Я выкидывал целлофан от сэндвича в мусорный бак, и мы услышали прикольный звук, как закрывается помойка, и записали его.
— Все эти годы вы писали свои заготовки на кассеты, должно быть, уйма времени ушла на то, чтобы перевести это все в “цифру”?
— Я долго отмахивался от цифровой записи, считал, что на кассету записывать лучше, это какой-никакой, а аналог, живая, теплая запись. Но когда этих кассет накопилось столько, что я уже не мог вспомнить, где там что, решил все-таки привести это все в порядок и перелить свои запасы в компьютер. Я почти безотрывно, не выходя из дома, занимался этим — прослушивал, отбирал, переводил в mp3 — около двух месяцев. Но в мою пользу сыграли обстоятельства: я порвал связки на ноге и в любом случае не мог выходить из дома.
— Еще одно знаковое совпадение?
— Да! Нужно было порвать связки, чтобы наконец выпустить сольный альбом. Ведь именно те mp3, которые я отобрал во время этого “домашнего ареста”, я и переслал в итоге Крису Кимси для работы над “Irony”.
