Сокровища Вишневской и Ростроповича: что уйдет с молотка?

В 1995 году, накануне очередных русских торгов, в Москву прилетел глава Русского отдела Sotheby’s Джон Стюарт. Он позвонил мне и сказал: “Я привез свежие каталоги нашего аукциона в Лондоне. Приезжайте в “Метрополь”, увидите, какую сильную коллекцию мы собрали на этот раз. Жемчужина — портрет Авроры Демидовой Карла Брюллова”. При встрече Джон поведал историю картины.

“Это фамильная ценность семьи Демидовых. О красоте Авроры в Петербурге ходили легенды. Она была фрейлиной императрицы Марии Федоровны — та в 1836 году организовала ее брак с князем Павлом Демидовым, сказочно богатым человеком, но безнадежно больным. Через год Аврора овдовела. Следующий ее брак с сыном известного историка Андреем Карамзиным закончился трагически, он погиб во время Крымской войны.

Из семьи картина не выходила, написана она была в Петербурге, а оттуда — увезена Авророй в Италию, на виллу Сан-Донато под Флоренцией (которую построил Анатолий Демидов, деверь Авроры). По наследству вместе с чудной виллой портрет перешел югославской королевской семье Карагеоргиевичей. И вот ее первое появление на публичных торгах. Я думаю, такой портрет может заинтересовать русские музеи...”

Я тогда работала в газете “Культура”, в отделе изобразительного искусства, и опубликовала статью с большим портретом Авроры. А еще сообщила заведующей отделом живописи XVIII — первой половины XIX вв. Третьяковской галереи Людмиле Маркиной о приезде Джона Стюарта в Москву. Третьяковка как раз тогда начала подготовку к юбилейной выставке Брюллова, и администрация решила, что включить в экспозицию солидное новое приобретение было бы как нельзя кстати. Министерство культуры выделило галерее около 70 тысяч долларов, больше за такой короткий срок собрать не удалось.

Вскоре после встречи со Стюартом я полетела в Петербург, где состоялись торжества по случаю открытия петергофских фонтанов. Мэр города Анатолий Собчак пригласил из-за рубежа множество гостей из больших аристократических фамилий. От дома Романовых был князь Михаил Романов из Парижа, а также молодой князь Георг Юрьевский из Швейцарии, прямой потомок Александра II. От Рюриковичей — князь Никита Лобанов-Ростовский из Лондона. Барон Фальц-Фейн, потомок адмиралов Епанчиных. Род Строгановых-Васильчиковых представляла княгиня Татьяна Меттерних, “королева” шампанских вин из Германии. В ее роскошном имении с виноградниками гостили и Анатолий Собчак, и Владимир Путин, наш будущий президент.

Это была история императорской России в живых лицах. А самым удивительным для меня было то, что здесь присутствовал князь Александр Югославский, связанный родством с Демидовыми. Тогда я впервые поняла смысл выражения “как тесен мир”.

Анатолий Собчак устроил для всех большой прием, на котором князь Лобанов-Ростовский показал Галине Вишневской газету с моей публикацией и сказал: “Забавно, что здесь присутствует автор статьи и продавец “Авроры Демидовой” князь Александр, который получил портрет от своего отца князя Павла Югославского вместе с виллой Сан-Донато”.

А вечером, когда состоялся костюмированный бал в Петергофе, барон Фальц-Фейн сказал князю Александру Югославскому в шутку: “Вы должны заплатить комиссионные журналистке, которая сделала рекламу вашей картине. Увидите, будет драка, и Галина Вишневская ее купит”. А князь громким шепотом сказал барону на ухо: “Зачем вы рассказали, что это картина моя? Я и не думал, и не хотел, чтобы об этом кто-то знал, тем более журналисты…”

Для Третьяковки — слишком дорого

На следующий день я вылетела в Лондон, чтобы присутствовать на аукционе Sotheby’s. Я знала, что из России за портретом Демидовой направляются по крайней мере два человека — коллекционер Валерий Дудаков, представляющий интересы консорциума московских банков, и Людмила Маркина от Третьяковской галереи. Помню, с каким волнением Людмила Алексеевна появилась на Нью-Бонд-стрит и сразу направилась к портрету Авроры. Он был прекрасен. Еще в позапрошлом веке один критик отметил, как это банально — расхваливать портреты Брюллова. Ведь достаточно сказать: это Брюллов!

Но Людмилу Маркину мучили сомнения: манто на плече Авроры было повреждено грубыми реставрациями. “А можно лупу?” — спросила она Джона Стюарта. “Пожалуйста”. — “А лампу не могли бы принести?” — “Хорошо, будет лампа”. Однако вопрос “купить — не купить” разрешился сам собой на аукционе, когда в торговом зале появилась Галина Вишневская. Она села в первом ряду с парой очков, одни перед глазами, другие на носу, а когда “пошла” Аврора Демидова, подняла “ракетку” и держала ее до победного конца. Дудаков сделал несколько ставок и остановился, а Людмила Маркина так и не вступила в борьбу: в ее руках, как выяснилось, была слишком маленькая сумма даже для старта...

После аукциона было много разговоров о том, какой дорогой портрет: 130 тысяч фунтов стерлингов! Это же состояние, на которое тогда можно было купить квартиру в Кенсингтоне, рядом с дворцом принцессы Дианы! А сколько еще Вишневская потратит на его реставрацию…

Прошло с тех пор много лет, эти рассуждения кажутся теперь нелепыми, так как русские картины даже не самого первого ряда идут на аукционах за миллионы. И никого это теперь не удивляет. Сегодня предварительная оценка Авроры 800 000—1 200 000 фунтов стерлингов, или 1 630 000—2 440 000 долларов.

Я позвонила в Третьяковскую галерею и спросила Людмилу Маркину: “Что вы, как эксперт, думаете о коллекции и о том, что она продается?” И получила ответ: “Галина Павловна — пленница красоты. Большое наслаждение видеть и изучать все эти вещи. Жаль, что распадается такое целостное изумительное по качеству собрание. Ему бы место в Музее личных коллекций в Москве...”

Князь Юсупов и советские чиновники

В собрание Ростроповича—Вишневской попал еще один замечательный портрет — князя Юсупова, кисти Валентина Серова (оценивается он в 800 000—1 500 000 фунтов стерлингов). Из девяти фамильных портретов, написанных Серовым, Феликс Юсупов, уезжая в 1919 году из Петрограда, взял только этот портрет отца.

Меня заинтересовала история перемещения картины по миру. На днях я встретилась с князем Никитой Лобановым-Ростовским в его московском имении в Филях, где он устроил музей своего знаменитого рода. Он собирал по всему миру свою коллекцию театрального искусства 40 лет, не пропускает ни одного русского аукциона в Лондоне, был советником аукционного дома Sotheby’s, а потому его память напичкана фактами и всевозможными подробностями на любую тему. Из интервью с ним я узнала, как портрет Юсупова чуть не попал в Третьяковскую галерею.

— Насколько я знаю, он два раза проходил через аукционы?

— Да, это так. Но я хочу рассказать о более ранней его истории, когда он еще находился в собственности семьи Юсуповых в Париже. Это было в 1964 году, когда Илья Зильберштейн, известный коллекционер, а позже основатель Музея личных коллекций в Москве, побывал в доме Феликса Юсупова на улице Пьер Герен. Он увидел на стене серовский портрет и загорелся желанием получить его для Третьяковки. Ему удалось вернуть на родину невероятное количество русских реликвий, полученных от эмигрантов, живущих в Париже, без всякой платы. Но на этот раз его убедительное красноречие не помогло. А вскоре, в 1967 году, князь Юсупов умер.

По наследству портрет перешел к его дочери Ирине, а потом к внучке Ксении Николаевне Сфири, урожденной Шереметевой. Она решила его продать. Я написал Зильберштейну письмо — о том, что готов заплатить за картину 50 тысяч долларов с условием, что я получу театральные эскизы из какого-нибудь музея Советского Союза. Илья Самойлович поддержал мое предложение. В свой очередной приезд в Москву в 1976-м я в назначенный час явился к нему домой на Лесную улицу. У подъезда уже ждала “Волга” из Министерства культуры, которая отвезла нас на встречу с Генрихом Поповым, начальником иностранного отдела. На столе у него лежала фотография с портрета Серова и справка Третьяковской галереи, подтверждающая его подлинность. Я высказал свое желание обменять эту картину на 10 театральных эскизов Головина, чьи работы отсутствовали в моей коллекции. Но Попов сказал “нет”, что было обыкновенным ответом советского чиновника. Зильберштейн напомнил Попову, что Третьяковская галерея хотела бы иметь этот портрет и что предложение сделано явно в пользу СССР: 10 эскизов Головина стоили максимум 20 тысяч долларов. Но Попов был неумолим.

— Зачем же была назначена встреча?

— В 70-х я постоянно бывал в Москве, представляя интересы влиятельного американского банка Wells Fargo, вице-президентом которого я был. В ту пору шла агрессивная холодная война. А система Советского Союза уже трещала по всем швам и латала западными займами дыры в экономике. У меня накопился негативный опыт общения с советскими чиновниками. Любая сделка, как правило, заканчивалась взяткой. Дело можно было уладить, но Попов был мне неприятен, и взятку я ему не предложил. Не было смысла идти к министру Демичеву, ибо я знал, что они одного поля ягоды.

Я вызывал жгучую ненависть у высокопоставленных “товарищей” как враг народа. Отца моего расстреляли чекисты после войны в болгарском лагере Пасарджик. А со мной надо было считаться, чтобы получать миллионные кредиты...

После этой неудачи я посоветовал Ксении Николаевне, внучке Юсупова, продать портрет в Sotheby’s. Она согласилась. Директор отдела импрессионистов в Лондоне Джулиан Барран приехал в Париж взглянуть на картину, которая хранилась тогда на складе на авеню Клебер. Он был восхищен чудной живописью и оценил ее в 100 тысяч фунтов стерлингов. Но на аукционе она не была продана, так как в 1977-м покупатели посчитали ее очень дорогой.

После аукциона картину купил Николас Лин, владелец антикварной галереи “Зимний дворец” в Лондоне. Лин умер, и в 1986-м его имущество, в том числе и картина Серова, попало на аукцион Sotheby’s в Лондоне. Там ее и приобрел Мстислав Ростропович. Сейчас у русских финансово одаренных людей появился шанс вернуть портрет в Россию, так как в 2004 году правительство отменило идиотские тридцатипроцентные таможенные сборы на ввоз антиквариата в страну.

Интересно, что представители Sotheby’s не исключили вероятности продажи всей коллекции одному покупателю. В любом случае, по словам главы представительства аукционного дома в России и СНГ Михаила Каменского, “то, что среди покупателей будет большинство русских, — сто процентов. Это и частные лица, и различные фонды”.

ПРЯМАЯ РЕЧЬ

“Я не хочу иметь дела с людьми конкретно. Есть аукцион, вещи оценены. Кто хочет — купит, не хочет — не купит. Могут целиком коллекцию купить, пожалуйста, возражать не будет никто. Но это аукцион должен решать”.

То, что будет продано на Sotheby’s, — только часть художественной коллекции Ростроповича и Вишневской. В своем особняке в Петербурге они устроили настоящий музей сокровищ императорской России, наполненный мебелью в стиле ампир, бронзой, фарфором, портретами русских царей... Все это покупалось на Западе и вернулось в Россию благодаря уникальной семье.

“Все было куплено эмоционально, потому что все нравилось, и сейчас все жалко. Но жизнь есть жизнь, и дела надо приводить в порядок, пока мы в здравой памяти”, — говорит Галина Вишневская о ценностях, которые украшали ее квартиры в Лондоне и Париже. И — ее жизнь с Мстиславом Ростроповичем.

ВАСЬКА ПЕПЕЛ ПРОТИВ ПРАСКОВЬИ БЕСТУЖЕВОЙ

САМЫЕ ДОРОГИЕ ЛОТЫ КОЛЛЕКЦИИ

1. Картина Бориса Григорьева “Лики России”. 1,5—2 млн. фунтов.

2. Валентин Серов. “Портрет князя Феликса Феликсовича Юсупова”. 0,8—1,5 млн.

3. Картина Николая Рериха “Сокровище ангелов”. 0,8—1,2 млн. (В 1998-м на Sotheby’s Ростропович и Вишневская приобрели его за 287,5 тыс.)

4. Карл Брюллов. “Портрет княгини Авроры Демидовой”. 0,8—1,2 млн.

5. Картина Алексея Венецианова “Первые шаги”. 0,5—1 млн.

6. Александр Иванов. Этюд головы старика к картине “Явление Христа народу”. 0,5—1 млн.

7. Борис Григорьев. “Портрет Петра Бакшеева в роли Васьки Пепла в пьесе Горького “На дне”. 0,5—0,7 млн.

8. Владимир Боровиковский. “Портрет Прасковьи Бестужевой”. 0,4—0,6 млн.

Репин стартует с 300 000 фунтов. Некоторые его произведения из коллекции весьма оригинальны. Например, на картине “Большевик”, о художественных достоинствах которой можно спорить, страхолюдный гражданин отнимает у ребенка хлеб. Есть также “Сидящая обнаженная”, портрет Корнея Чуковского и репинская копия известного портрета Пушкина кисти Тропинина.

САМЫЕ ДЕШЕВЫЕ ЛОТЫ КОЛЛЕКЦИИ

1. Аптечный пузырек XIX века. 150—200 фунтов.

2. Литография Екатерининского дворца. 300—500 фунтов.

3. Набор из 6 рюмок XIX века. 400—500 фунтов.

4. Лакированная расписная шкатулка из папье-маше, XIX век. 400—600 фунтов.

В одной ценовой категории (от 500 фунтов) идут эскиз костюма крестьянки Натальи Гончаровой, пара графинов начала XX века или костяная архангельская шкатулка — середины XVIII.