Прощай, крылатая Россия…

Бред! Ну какие летающие тарелки?! — отбивалась я от знакомого летчика-испытателя. — Вы же на одном старье летаете, а ты заливаешь про чудо авиатехники! И чего только не выдумают люди, чтоб под очередной мертвый проект увести из госбюджета пару сотен тысяч…

И все же надо бы выяснить: чем черт не шутит — а вдруг? Где, он сказал, сделали эту тарелку — в Саратове? Проверим.

...Ответ директора Саратовского авиазавода Александра Ермишина ошарашил: “Да, у нас действительно есть летающая тарелка. Приезжайте. Покажем”.

На следующий день я помчалась в Саратов. В самолете гудели моторы, носили напитки, а сосед у иллюминатора все нахваливал достоинства волжской рыбалки. Чтобы поддержать разговор, без особого энтузиазма я поинтересовалась:

— А летающие тарелки ваши рыбаки видели?

— О, вы тоже знаете?.. Говорят, они часто у нас появляются. И вроде бы даже одну поймали военные, а теперь с ней опыты на аэродроме проводят. Не верите?

…Не верю. Но, похоже, все равно попахивает сенсацией.

— Знакомьтесь, ведущий инженер-конструктор Валерий Николаевич Сорокин, — предложили мне в заводской администрации. — Он сейчас тут “главный по тарелочке”, а Василий Григорьевич Работа — ее шеф-пилот.

— Шеф-пилот чего — тарелки? — не поверила я. — Это шутка?..

— Нет, — вмешался сам Василий Григорьевич, — все правда. У любого самолета есть шеф-пилот, который ведет летные испытания. Но я уже бывший “шеф”. Теперь ясно: мне на ней никогда не летать.

— Потому что ее нет, это — фантастика! — все искала я подвох.

— Да тарелка-то есть. Только история вокруг нее слишком затянулась, а я с каждым годом не молодею. Шеф-пилот, которому за семьдесят, — вот что фантастика... Пойдемте лучше в цех. Там сами ее увидите. По дороге — спрашивайте, мы все вам про нее расскажем.

Тарелка появилась на Саратовском авиазаводе в апреле 1990 года. Ее привезли туда странные люди. Их было человек двадцать.

Странными на заводе их называли потому, что в первый же день вместо того, чтобы, как положено, начать испытания, они улеглись на свежую апрельскую травку, развернули какие-то бумаги и начали спорить. Затем достали непонятный чемодан с крылышками размером полтора на два метра, открыли его — он сразу стал похож на летающую тарелку — и начали над ним колдовать. Чемоданчик зажужжал, приподнялся над полосой, ненадолго завис и, постепенно ускоряясь, взмыл над аэродромом...

О летающем чемоданчике сразу же стали сочинять небылицы. Тогда и появились истории про НЛО, с которым экспериментируют на аэродроме.

Генконструктор “летающего чемоданчика” Лев Николаевич Щукин из тех странных людей был самым странным. Он, например, не любил, когда за полетами его аппарата следили зеваки. Особенно женщины. “Боится, наверное, что кто-нибудь украдет его идею или сглазит”, — рассуждали разочарованные зрители, когда их по просьбе конструктора удаляли с полосы.

На самом деле все было проще. Лев Николаевич работал на фирме Королева, а там мужчины славились крепостью и жизнелюбием, и поэтому еще со времен ее основателя считалось, что женщины только отвлекают от испытаний. Из-за них можно пропустить какую-то важную деталь эксперимента.

Хотя и с женщинами, и без них работы над тарелкой-чемоданчиком не всегда шли гладко. Слишком уж необычный это был летательный аппарат. Раньше такого в мире никто не делал. Сама идея родилась еще в конце 70-х. Тогда, соединив фюзеляж и крылья самолета в единое целое, конструкторы получили одно сплошное толстое крыло. Концы его слегка “обрубили” и “закрутили”. Вышло нечто напоминающее летающую тарелку. И оказалось, что она могла поднять больше половины собственного веса, а ее внутренний объем в 8—10 раз превысил салон самолета, из которого ее сделали.

Взлетала тарелка с помощью воздушной подушки. Причем не только с земли, но и с воды, болота или горной поляны… Для этого ей нужен был небольшой пятачок относительно ровной поверхности. А значит — мало того, что этот аппарат способен был перевозить больше людей и грузов, так ему еще и не требовались аэродромы. То есть, к примеру, для освоения Севера больше не нужно было строить новые аэродромы или вкладывать огромные деньги в поддержание старых, которые от перепада температур и вечной мерзлоты постоянно приходили в негодность. И тогда в начале 80-х годов по заданию НИИ транспорта была создана программа “Север”. Для работы над летающей тарелкой Лев Щукин собрал энтузиастов, специалистов от фирм Сухого, Ильюшина, Туполева, Королева, ЦАГИ... Позже проект стал называться ЭКИП (ЭКология И Промышленность).

...Саратовское чудо стояло на заводе в огромном промерзшем цехе. На его серебристом десятиметровом боку алой краской было выведено: “Россия”.

Тарелку окружали бескрылые остовы самолетов “Як-42”. Они словно жались друг к другу от холода. Больше всего меня поразило, что вокруг не было ни души. Лишь изредка, словно тени, откуда-то из невидимых дверей появлялись укутанные в тулупы старики и тут же опять пропадали в потайных подсобках. И только шарканье шагов эхом отзывалось в пустом цехе.

Под крышей пролетел воробей — в мертвой тишине его чириканье показалось оглушительным.

Время будто перенесло меня куда-то в военные сороковые: завод эвакуировали на Урал, остались только стены, недоделанные самолеты да старики. Где-то здесь обязательно должен висеть плакат “Все ушли на фронт!”. Я даже невольно оглянулась, но взгляд наткнулся лишь на летающую тарелку. В этом интерьере она смотрелась инородным телом. И только надпись на ее борту — “Россия” — возвращала к реальности.

— Почему на потолке так много светильников — свет ведь все равно не горит? — спросила я у Василия Григорьевича.

— Здесь раньше работали в три смены, и ночью тоже. Поточная линия была: в 14-м цехе делали фюзеляжи и тащили сюда — в 15-й. Так вот, на середине цеха они и застряли лет двенадцать назад, когда прекратилось государственное финансирование. В 70-е годы отсюда каждый месяц выходило по 15 самолетов “Як-40”. Сейчас — а на заводе 90 цехов — не строится ни одного нового самолета. И такое же положение везде. По всей стране стоят такие же недоделанные бедолаги. Осиротели без государства…

— И тарелка ваша тоже осиротела?

Валерий Сорокин засмеялся:

— Через нас прошло 255 предполагаемых инвесторов. Были и такие, кто под проект хотел получить инвестиции, а затем тратить их по своему усмотрению. А государство забыло ЭКИП еще в 2000 году...

Поначалу идея летающей тарелки очень заинтересовала военных. Олег Лобов, будучи секретарем Совета безопасности, активно поддержал проект, видя у летательного аппарата, которому не нужны аэродромы, большое будущее в армии. И благодаря ему в 1993 году бюджет выделил деньги на испытания. Гражданскую составляющую проекта сначала финансировал Госкомсевер, потом лесники. Они перечислили полмиллиона долларов, но наступил дефолт, и им было уже не до тарелок.

В последний раз бюджетная строка под номером “9.22” — финансирование ЭКИП — появилась в 1999 году. Позже помогали только добровольцы.

Можно, конечно, обвинить генконструктора Щукина: сам виноват, что финансирование заглохло. Чиновники предлагали ему организовать ежегодные денежные вливания. Для начала — 10 млн. рублей. За это, как положено, требовался “откат” — 25%, но он не согласился.

Вот теперь тарелка мерзнет в цехе, а самого Щукина больше нет. Полтора года назад он умер. Не выдержало сердце. Переживал очень: за то, что проект не движется, что с людьми за работу не может расплатиться… И однажды в пути, в постоянных мотаниях между чиновничьими кабинетами, сердце вдруг заколотилось, сжалось и остановилось навсегда. Он пытался обратиться за помощью в ГАИ, но там не оказалось ни лекарства, ни нужного участия. “Скорая”, как всегда, не успела.

— А ведь американцы ему предлагали переехать в Штаты, — вспомнил один из моих собеседников. — Взять с собой идеи и любых специалистов. Там всем предоставляли жилье, а главное — работу, оборудование, возможность исследований… Не поехал. Сказал: пусть она в России летает. Не хотел верить, что у нас все гениальные изобретения умирают в карманах чиновников.

…Мужчины двинулись к выходу. Мне уходить не хотелось. Я обошла вокруг “летающего крыла”, вспоминая рассказ шефа-пилота: “С двух сторон, где написано “ЭКИП”, будут стеклянные кабины для летчиков, а посередине разместятся пассажиры…” Я дотронулась рукой до серебристой поверхности. Она была покрыта инеем. Под моей ладонью он таял, и по размашистым буквам “РОССИЯ” побежали слезы…

Летать тарелка начала в 1988 году, в Нижнем Новгороде, на аэродроме завода “Сокол”. Но однажды там произошла неприятность: то ли выбоина была на бетонке, то ли камень попал, но модель что-то там повредила на заводской полосе, а сама угодила в сугроб. После этого испытания на “Соколе” запретили, посчитав, что машина небезопасна. Узнав об этом, директор Саратовского авиазавода Александр Ермишин — большой любитель всего нового — сразу же предложил: “Везите к нам”.

То, что аппарат летает, было уже ясно. И теперь на испытаниях в Саратове нужно было добиться его устойчивости и управляемости в воздухе. Для этого тарелку изрядно мучили: раскачивали в полете, резко меняли траекторию движения… Однажды она не выдержала: на высоте примерно 20—30 метров вдруг резко ушла вверх, накренилась и упала.

— Оператор тогда специально вывел ее на критический угол атаки, это было необходимо, — рассказывает Валерий Сорокин. — Иначе бы мы так и не поняли, что с нашей тарелкой еще далеко не все в порядке. После того случая мы во всем разобрались и сделали новую модель, с очень важной корректировкой, которая сегодня является нашим большим секретом.

А вот аналогичный американский проект без такой “важной корректировки”, похоже, потерпел полную неудачу.

Когда еще испытания проходили в Нижнем Новгороде, туда приезжали авиаконструкторы из США. Они тоже занимались похожими исследованиями, и поэтому их интересовала “русская тарелка”. Американцы удивлялись, спрашивали... Потом уехали делать собственное “летающее крыло”.

Вскоре в Саратове объявился один российский чиновник, работающий в Арабских Эмиратах, и предложил посредничество в инвестициях по ЭКИПу: арабские фирмы хотели бы вложить в него деньги. Конструкторы удивились: откуда они знают о проекте? Оказалось, что в одном арабском журнале была опубликована статья о том, как у американцев разбилась девятиместная летающая тарелка. В аварии они почему-то обвинили русских: дескать, технология у них сырая, и “что-то там в Нижнем Новгороде недоработали”.

— Но вы же понимаете, — говорит инженер-конструктор Валерий Сорокин, — не пойман — не вор. Хотя сейчас-то мы уже знаем, что именно тогда недоработали… Недостатки, из-за которых разбился американский аппарат, давно устранили.

— Не раздевайтесь, здесь у нас тоже холодно, давно уже не топят. А потому греться будем коньячком, — предложили заводские летчики-испытатели, поводив меня по темным безлюдным коридорам, прежде чем мы добрались до нужного кабинета. — И не принимайте вы все близко к сердцу. Сколько таких проектов, как ЭКИП, убили наши чиновники — не сосчитать. Но когда-нибудь государство опомнится — и вот тогда…

Летчики по очереди наполняли рюмки, мечтая о том, как замечательно все будет, когда государство опомнится. А я слушала и удивлялась их неуемному оптимизму.

Василий Григорьевич Работа оказался не только шефом-пилотом летающей тарелки, но еще заслуженным летчиком-испытателем СССР и Героем России. Все свои звания и награды он в свое время получил за испытания самолета — морского боевого, с вертикальным взлетом, “Як-38”. Был у нас когда-то такой на флоте, взлетал с авианосцев примерно так же, как летающая тарелка. Теперь этого самолета больше нет. И “Як-38”, и “Як-141” (он появился позже, но аналогов в мире у него не существует до сих пор) тоже убили чиновники, только военные. Точнее, они уничтожили целое направление в развитии боевой авиации.

А вот американцы (опять они тут как тут!) стали недавно это направление активно развивать, вложив в него пару лет назад $200 млрд. Их новая машина, полностью повторяющая техническое решение наших “вертикалок”, называется F-35. Правда, у них она еще не летает. А у нас — уже не летает. Последний боевой “Як-38” Героя России летчика-испытателя Работы стоит в стареньком ангаре саратовского завода. После Василия Григорьевича на этой машине никто не летал.

— Так самолет и сейчас еще в рабочем состоянии, — уверяет Работа, — и если только военные вспомнят про него, то вот он, “Як-38”, — живой! Я хоть сейчас мог бы его поднять. И про наш пассажирский “Як-42” государство тоже обязательно вспомнит. Ведь он сейчас отвечает всем европейским стандартам. К 2006 году, когда Европа повысит требования по шумам, мы уже готовы. Сделали звукопоглощающие комплекты, испытали их — отличный результат! Только, чтоб начать производство, нужны инвестиции — самим нам не потянуть. Но государство ведь может помочь, на это же меньше денег нужно, чем на покупку старых европейских и американских машин.

“В том-то все и дело, что меньше”, — думала я. С такого “меньше” чиновникам и достанется немного, а они у нас мелочиться не привыкли. Чем крупнее бюджетный куш, тем больше денег в чиновничьем кармане осядет.

Но деды-романтики не хотели верить в такое и все показывали письма, которые посылали московским чиновникам, депутатам, в Администрацию Президента... Тем самым людям, которые убивали их “Яки”, продвигая в Россию иностранные “Эйрбасы” и “Боинги”.

И в каждом письме — крик души. Не о себе — об авиации. Ну не могут они понять, что в каждом чиновничьем кабинете есть папка, на которой написано что-то вроде “Для сумасшедших”. В нее обычно и попадают их послания. Кочуют потом по кабинетам, получая в каждом лишь новый бумажный квадратик с резолюцией функционера: “направить”, “передать”, “рассмотреть”... А потом, вылежав положенное время, попадают эти письма в аппараты для измельчения бумаг — и мыслей.

— Если бы государство опомнилось и помогло выйти своему авиапрому из этого кризиса... — все твердили захмелевшие старики летчики, сидя в нетопленом обшарпанном кабинете, с остекленевшим от мороза декабристом на подоконнике. — Ну ведь когда-нибудь должно это произойти!

Когда-нибудь… Но не теперь.

Утром в заводском цехе я снова встретилась со своими вчерашними провожатыми. На сей раз они решили показать какую-то секретную комнату, куда пускают только доверенных людей. Там стояла еще одна тарелка — совсем другая: поменьше той, что в цехе, белая, изящная, словно НЛО.

— Не понимаю, — удилась я, — почему военные не интересуются такой красавицей? Вот же он — готовый беспилотный летательный аппарат!

— Мы пытались с ними говорить, — засмеялся “главный по тарелочкам” Валерий Сорокин, — бесполезно. В Военно-научном комитете сухопутных войск вообще решили, что мы шутим, и отправили нас на международный грант. Это — конкурс. Там представляешь проект, его покупает какое-то государство и нанимает тех, кто будет выполнять по нему работы. В этом случае и мы, и Россия сразу теряем авторство.

В доказательство Сорокин показал переписку с военными. Одно из последних посланий — письмо депутата Госдумы генерала Безбородова, в котором он отчитывается, что переслал отправленное ему обращение в Администрацию Президента.

Видимо, там оно сейчас и лежит. В папочке “Для сумасшедших”.

Хотя, как выяснилось, кое-кто из военных все же заинтересовался тарелкой. В сентябре 2003 года в Саратов приехали представители конгресса США, отвечающие за новые военные разработки. И компания “NAVAIR” (Naval Aviation S&T Office Air), которая занимается материально-техническим обеспечением военно-морской авиации США, подписала протокол о сотрудничестве с ЗАО “Саратовский авиационный завод”. Как было заявлено, “стороны намерены сотрудничать в рамках проекта по созданию амфибийного летательного аппарата нового поколения ЭКИП, не имеющего аналогов в мире”.

— Нашу тарелку, — говорит директор завода Александр Ермишин, — они показали на канале “Дискавери”. И выдали прямо в эфир: “Скорее всего идея номер один в XXI веке в области грузовой авиации — это программа ЭКИП. Жаль, что сейчас на нее в России нет денег”.

Ну, это уж как всегда. А потому, испробовав все возможности в своей стране, один из энтузиастов проекта Анатолий Савицкий в начале февраля отправился за деньгами в Германию и Аргентину. Там ЭКИП представили уже доработанным под экологически чистый аппарат, работающий на газе. Температура выхлопов от его двигателей не превышает теперь 30 градусов. Странные все-таки люди — изобретатели! Говорят, что 30 градусов — это для того, чтобы ягель в тундре не попортить.

…В Аргентине, правда, нет ягеля. Но наверняка есть какая-то другая трава, которую тоже нужно сохранить.

…Пассажиров, летевших до Москвы, пригласили на посадку. “Як-42” стоял под парами. Он ничуть не походил на тех бескрылых “неудачников”, которые навсегда остались стоять в цехе.

Сосед у меня опять оказался беспокойным: долго гнездился и все ворчал про мелкие неудобства в саратовском аэропорту.

— А вы знаете, что в Саратове делают летающие тарелки? — спросила его я.

— Ерунда. Это все — выдумки.

...Конечно, выдумки. И сенсации, похоже, не получилось.