Девица Диана Арбенина в последнее время заметно похорошела. Обычно это случается с женщинами из-за резких влюбленностей. Но с некоторыми вот бывает и ввиду успешно сделанного дела. Диана — трудоголик (не путать с алкоголиком), спору нет; а потому в сердце ее нынче — тихая радость: наконец-то закончены мытарства с как бы свежим альбомом. Как бы — поскольку “Цунами”, вторую свою электрическую (раньше бывали и акустические) пластинку “Ночные Снайперы” (которых лидерша — Диана) закончили аж в феврале. Девятимесячная же задержка (выхода), болезненная менопауза, понимаешь, случилась токмо из-за злого рока (рок-шоу-биза, если уж точнее, в лице черствых и жадных рекорд-лейблов).
Однако долгое ожидание, как водится, лишь подогрело интерес: про “Цунами” заговорили как про неожиданно-продвинутый рок-продукт, который развенчает представление о “Ночных Снайперах” как о патриархально-русскороковых последышах (не зря же записывался альбом в навороченной киевской студии “Столица”, у очень модного, в контексте рокапопс-героев СНГ, саунд-продюсера Евгения Ступки). “Мегахаус”, прослушав теплый еще CD, намерен констатировать: и впрямь имеется ДВИЖЕНИЕ (пока — не продвижение). Уже не русский рок (местами); немножко, правда, кое-где — шансон (как говорят — стебливый, провокационный). И — “хуковые” песни (“hook” по-английски “крючок” или “зацепка” — прим. для невежд).
Арбенина тоже преображается в девушку с большим “хуком”. Брезгливо, кстати, отмахивается от знамени пионервожатой отечественных лесбиянок (эдакую тельняшно-расхристанную расейскую K.D.Lang ведь хочет видеть в ней определенная часть фанатов). Упорно повторяет слово “фатальность” и взваливает все на себя. Концептуальное интервью “Мегахаусу” вот дает одна-одинешенька (раньше давала — всегда совместно с партнершей по группе Светой Сургановой), поскольку “отвечает лишь сама за все”. Начинает разговор довольно странно...
Скрипки и розы
— Сегодня воскресенье? Не люблю. Я четко чувствую все дни недели. Воскресенье не воспринимаю... Еще не очень хорошо отношусь к понедельнику и четвергу, поскольку по этим дням у меня была “специальность” (фортепиано) в музыкальной школе. Не доверяю я среде, по средам у нас был хор, а хор я тоже не любила...
— А “Мегахаус”-то как раз по средам выходит...
— Но встречаемся-то мы в воскресенье... А ты чувствуешь дни недели?
— Ну явно не эдак остро. Меня гораздо больше угнетает, когда на улице минус 20.
— А в Магадане (Арбенина оттуда родом. — К.Д.) что минус 20, что минус 60... И дует все время неслабо...
— Скучаешь по холодам?
— Да, мне сейчас очень нужно съездить во Владивосток. Стремительно... Восемь часов туда, восемь обратно лету, и там, думаю, достаточно будет часов трех всего...
— Видать, что-то сугубо личное притягивает...
— Альбом “Цунами” ведь уже записан. Мне надо ехать за впечатлениями. Дней шесть я уже думаю, что новый альбом где-то близко.
— Чего так долго с этим тянули? Хотели повыгоднее запродать?
— Хотели, чтоб к нему адекватно отнеслась рекорд-компания. И она таки отнеслась! Дело не в денежной сумме. Все выражается в заботе и уважении ко всем песням, которые группой приносятся. А не к одной, из которой пытаются вытрясти максимум. Как это было с “31-й Весной”, после которой мне приходилось доказывать, что “Ночные Снайперы” — не группа одной песни.
— Чем “Цунами” отличается от предыдущей пластинки “Рубеж”?
— Всем. Я не довольна альбомом “Рубеж”, все там было сделано очень халтурно... “Цунами” же — первая взрослая работа, где все сделано процентов на 80. Впрочем, перегнули мы с количеством скрипки на альбоме (возможно, я буду бита за эту фразу 54 раза)...
— Неожиданно услышать это от тебя! Скрипка — это же ваше ВСЕ для фанатов! Душа и карма!
— Я так совсем не думаю. Засовывать себя в рамки тех инструментов, на которых умеешь хорошо играть — глупо. Скрипка — очень специфический инструмент, которым нельзя злоупотреблять и который нельзя насиловать в каждой песне.
— Ты сказала, что песня “Розы” — урод. А много ли еще в “Цунами” таких уродов, по твоему разумению?
— Там — 13 обалденно породистых песен с классной мелодикой и классными текстами. И только одна песня, сознательно лишенная идеи. Все остальные — фатальные, а “Розы” — несерьезная песня, в ней лишь намек на флирт, не более.
Ты дарила мне розы
Розы пахли полынью...
...Твои драные джинсы
И монгольские скулы
Ты была моей тайной
Зазнобой моей
— Кто-то говорит — стебливая песня! Только — стеб-то в чем? В чем-то сугубо личном: розы, скулы, тайные зазнобы (лесбийская лирика)...
— Стеб, может быть, в аранжировке...
— Шансоново-кабацкой?
— Называй как хочешь... Проигрыш Светкин скрипичный (Сурганова — скрипачка, кто не знает. — К.Д.) там был абсолютно не нужен. Зачем мы его оставили — хоть убей, не понимаю. Мой промах. Не нравится мне, когда все это начинает попахивать кабаком!
— А ведь от вас попахивает!
— Жаль.
— В последнее время ты стала одна говорить от имени всей группы. Почему замолчала твоя “вторая половинка” Света Сурганова?
— Потому что в альбоме — сто процентов моего материала. Стало быть, и ответ мне держать.
— А Света перестала писать песни?
— Нет, просто для “Цунами” мы отобрали 14 песен, написанных мной. Никто ее не неволит не писать песни. Просто из тех 28, что услышала страна (две пластинки), — 27 песен моих, и одна — ее. Поэтому я считаю себя вправе ответить на все вопросы.
— Ну ты авторитарная, я смотрю, особа! Есть ощущение, что ты Сурганову “сливаешь” попросту... И роли в группе перераспределились: сначала были две “снайперши”, теперь одна — всем верховодит!
— Мне все равно, что говорит тусовка. А то, что страна любит и поет мои песни, я вижу, — и это гораздо важнее каких-то разговоров.
— А может, просто выйти из “конгломерата” — и делать что-то самой по себе? Чтобы не было повода злиться на такие вопросы? Чтобы не было проблем в борьбе с патриархальной скрипкой и боязни при этом серьезно обидеть подругу? Я вижу — грузик-то висит...
— Я себя очень классно чувствую в этой группе. Другое дело — она должна меняться. “Ночные Снайперы” — название мне родное, оно принесло мне удачу, и оно будет со мною всегда!
Жажда “мертвой петли”
— То есть в названии — кармический смысл? Не будучи вашей фанаткой, пропустила, видимо, мимо ушей его волнительную историю...
— Не помню, кто из нас двоих его придумал... Время было очень важное, очень соленое. Тяжелый был год — 1993-й. Дело было в Магадане, мы шли со Светкой в казино “Империал”, где давали концерты каждый день — чтобы заработать денег на билеты в Питер (вот эту историю я уже знаю: Сурганова, жительница Петербурга, рванула за зазнобою Арбениной к ней в Магадан, ну и так далее... — К.Д.) В том казино не было ни рулетки, ни покера, никто ни во что там не играл. Это был довольно фешенебельный для Магадана ресторан с варьете, с тапером, просто названный красным словцом “казино”. Возле входа тем вечером стояла машина. И ее разудалый водитель, увидев двух пигалиц с гитарами и скрипками наперевес, с головы до ног укутанных в шарфы, шубы и шапки (магаданская зима), крикнул в окошко: “Девчонки, вы с охоты или на охоту?” Мы были такие задолбанные, так не хотели в казино этом играть, а эта фраза так нас рассмешила, стала последней каплей... Сочетание “Ночные Снайперы” пришло позже — но первопричиной был тот автолюбитель. Как корабль назовешь, так он и поплывет ведь. Название “Ночные Снайперы” начало обрастать для нас удачами...
— Стало фатальным, понятное дело... Почему, кстати, ты часто это произносишь? “Фатально” — слово-паразит для тебя, что ли?
— Для меня ничего главнее фатальности в жизни нет.
— Вера в то, что все предопределено?
— Главное — чувствовать это. Состояние фатальности всегда со мной. Оно помогает мне прощать, оно помогает мне не злиться. Оно помогает мне видеть, на что способны люди, и их за это не осуждать. Я осознаю, что живу один раз, и не оправдываю себя тем, что в следующей жизни, мол, все будет по-другому и мы все успеем. Не будет ее, другой жизни... Я совершенно адекватна самой себе, торю свой путь уже 10 лет. И мне безумно хорошо от того, что моя дерзость имеет реальное воплощение. Например, в группе “Ночные Снайперы”.
— Песни ты тоже делишь на фатальные и, соответственно, не...?
— Конечно. Нефатальные — это набор слов и махровая конъюнктура. Фатальность имел в себе, по сути, только один человек — Цой. И Майк Науменко еще. А больше ни в ком здесь этого никогда не было.
— А в Земфире?
— Ну — нет. Земфира — хорошая девочка, но она — не фатальна...
— Хм, но это Земфира ведь живет дерзко! То есть — живет на пределе. Ты любишь экстремальные ощущения?
— А то!
— Участвуешь, я слышала, в автогонках?
— Ну это все — по земле... А я люблю больше небо.
— Земфира прыгает с парашютом...
— А я — и парашюты, и реактивные самолеты...
— Летаешь, матушка?
— Безусловно, я никогда не сидела за штурвалом. Ты представляешь себе боевой реактивный самолет: такая тоненькая капсула с двумя кабинами — для пилота и второго пилота. Друг решил меня покатать: надели шлем, посадили в эту капсулу, и за 25 минут мы с ним проделали все фигуры высшего пилотажа, включая “мертвую петлю”! Он предупредил: “Будет плохо, нажимай на гашетку, говори в приемник!” Но чтоб я сказала, что мне плохо, — никогда... А сердце-то от перенагрузок начало подергивать. И всю дорогу, во время этих пируэтов, чтобы не окочуриться, я бубнила под нос Робби Уильямса: “Пум-пум, бум-бум, пум-пум, бум-бум!..” Ну — “Road to Mondalay”...
— Я поняла...
— А когда меня вытащили из этого реактивного самолета, первое, что сказала: “Очень хочу белой рыбы!” И меня повезли ее есть.
Долой мужеподобие!
— К чему бы это? Случаем — не к сексу?.. Кстати, давеча в одной телепрограмме с твоим участием решили обсосать вопрос о сексуальности рок-героев...
— И мое мнение там разошлось с мнением всей страны. Которая посчитала (67 процентов опрошенных по телефону и Интернету), что рок-звезде не надо быть сексуальной. Я долго думала после: почему люди так отреагировали? Поняла — у них ложное представление о вопросе. Они воспринимают сексуальность — как безвкусицу, как китч!
— Наверное, они не понимают, что самая сильная сексуальность — сексуальность скрытая. А они представляют сразу параметры Мадонны или даже ходячего, на мой вкус, антисекса — Кристины Агилеры...
— Не все одинаково. Кто-то любит укроп, кто-то перец. Для кого-то сексуален Робби Уильямс, для кого-то — Никита Козлов. У каждого есть — своя самость, свой запах! Все сексуальны, но многие в себе это душат, загоняют в угол.
— А ты — не загоняла? Года три назад, помнится, ты выглядела по-другому, довольно зажатой...
— Нет, я никогда не боялась любить. А в этом суть сексуальности. Многие люди любить боятся... Бывает, человек очень юн, доверчив, а его берут, используют и пинают. И он зажимается и начинает ко всему относиться настороженно впоследствии. Почему такое обилие молоденьких девчонок всем своим видом стараются демонстрировать нетрадиционную сексуальную ориентацию? В самый нужный момент они, вероятно, не находят своего мальчика, своего мужчину. И получаются совершенно искореженные судьбы, мужеподобные девицы и даже мужеподобные тетеньки бальзаковского возраста! Без слез не взглянешь!
— Что это ты на них ворчишь? Ведь эти тетеньки и девочки, дожидающиеся заместо мальчиков других тетенек, — ваша главная, экзальтированная аудитория?
— У нас, как оказывается, аудитория очень разная. Вчера в клубе на концерте я заметила такое количество публики, ранее не наблюдавшейся: почтенного вида мужчины в галстуках и костюмах-тройках... Пели хором песню “Россия, 37-й”... Может, что-то изменилось, но процент конкретных, стайками жмущихся девчонок растворяется в более разношерстной публике.
— То есть широкие массы распробовали музыку “Ночных Снайперов”? Может, ради широких масс ты стала уходить в текстах от ярко выраженных родовых окончаний? Вместо “она” у тебя кое-где даже появилось “он”. В смысле — твой визави...
— Что-то диктуется “метром”: метрической формой стиха. А вообще, кто сказал, что я пишу песни о НЕЙ? Я песни людям не пишу. Люди лишь навевают, не более. Песня — неблагодарное существо, она впитывает первую эмоцию, а потом очень быстро избавляется, убивает того, кто дал изначальный посыл. Нелепый вопрос: о ком я пишу песню, о нем или о ней! Я вот точно знаю, что Олег Газманов написал песню “Господа офицеры” — непосредственно господам офицерам. А в песне “Цунами” столько образов... Знаешь, откуда она? Я увидела у человека пушок на шее. Это было так трогательно — потому что человек был очень мужественный.
— Пьяный мачо?
— И меня поперло! Это был посыл. А к чему в результате привел, это — иное.
Целовать тебя в шею
Оставаться следами
Безупречного цвета
Переспелой рябины
Что теперь между нами
Я не сдам я не сгину
(“Цунами”)
— Ты, бывает, обмолвишься в песне: “Ты знаешь, сколько мне лет, и я за это плачу!” Присутствует страх среднего возраста?
— Это когда сколько?
— Ну у некоторых лет в 30 случается коллапс, и они начинают судорожно подсчитывать количество появившихся морщинок... У тебя таких задумчивостей нету? Тебе же вроде 30?
— Мне — 28. Хотя 30 нравится больше, чем 28. Мне нравилось, когда мне было 25, 23, 21 и 27. Цифра 26 никогда не впирала и 28 — тоже. Наверное, поскольку не люблю четные числа. Вообще, осознанность — это классно! И если она появилась в некоторых песнях — неплохо это. А старости я пока не боюсь. Еще не чувствую ни старости, ни смерти. А что дальше будет — посмотрим!
Фатальный финал концептуального диалога, знаете ли...
