Все знают, что надо делать с армией, и никто не знает, как это делать. Любой военный, да и не военный тоже, бодро расскажет вам, что во имя спасения Вооруженных Сил надо их сокращать, структурно перестраивать, вкладывать в них деньги, переводить на профессиональную основу, увеличивать в десять раз денежное довольствие, обновлять вооружение, повышать моральный дух и внушать обществу безмерное уважение к защитникам Отечества. Но после перечисления вышеприведенных мер непременно последует маленькое дополнение: "Это все равно нереально, потому что денег нет, а без денег тут ничего не исправишь", и тяжелый вздох. Ну а если бы деньги были? Положим, откуда-то с небес вдруг падает целевой кредит — миллионы долларов или миллиарды рублей, предназначенные Минобороне исключительно на реформу армии и военное строительство. Что дальше? "Мы часто поражаемся, как можно на каждом совещании говорить офицерам о высоких материях и тут же обирать их везде и во всем, унижать, хамить, вести себя хуже урядника... А что творится на службе (в отделах)! Своими обязанностями никто не занимается. Делаем что угодно: роем котлованы, ремонтируем крыши домов, ездим что-то достаем начальникам, воруем (да-да, воруем!) шпалы, стройматериалы и все, что приглянулось командиру, в личное время, да и не только. Подрабатываем, делясь своим заработком опять же с начальством, и т.д. (всего не перечислить!). А если специалисты внимательно посмотрят бухгалтерию, финансовые дела в частях — там отмываются такие деньги... До солдат же вообще дела нет. Здесь казарма живет своими полууголовными законами, все покрывается, все прячется, все опять же покупается (на всех уровнях!)" Это письмо в редакцию напечатано на компьютере, адрес на конверте написан детской рукой ученицы четвертого класса, а подпись под текстом "С уважением, группа офицеров воинской части такой-то, расположенной в Подмосковье". "Все дефицитные продукты питания, которые поступают на продовольственные склады, по приказу замкомандира бригады по тылу оттуда уходят в коммерческие ларьки города, а то и оптом продаются, и в то же время солдат кормят, как последних свиней... Мы уже обращались во все возможные инстанции, и Министру обороны писали, но реакция на те обращения была следующей: боролись не с проблемами, которые излагались в письмах, а начинали искать, кто писал. Потом для приезжей комиссии все заканчивалось грандиозной пьянкой, и обо всем забывалось". И подпись под напечатанным на машинке текстом: "Без ложной скромности патриоты России". И адрес — Дагестан, в/ч такая-то.
***
Нет никакого сомнения, что в этих письмах — чистая правда, и таких писем в редакцию приходят сотни. Воровство во всех видах — закон современной армейской жизни. Воровать так же естественно, как спать, есть и заниматься любовью. Причем военнослужащие, пишущие такие вот гневные письма, сами ничуть не лучше. Подпись "коллектив офицеров" следует читать как "мы тоже такие же. Поставь нас на место зама по тылу, мы будем воровать ничуть не меньше". Если бы они на самом деле искренне хотели покончить с воровством, они не побоялись бы поставить свои имена. Когда воры, подлецы и негодяи — единичное явление, исключение из общей массы порядочных людей, они не могут долго держать в страхе и подчинении эту самую массу. Масса порядочных некоторое время наблюдает, колеблется, думает, что ей делать, а потом объединяется и идет открытой войной на вора. И ей не страшно подписаться настоящими фамилиями, потому что их — много. Не две-три фамилии отчаянных борцов за правду, которых вор-начальник может легко обрубить и наказать, а пятьдесят или сто пятьдесят фамилий здравомыслящих, честных людей, которым не страшно, потому что они вместе и они правы. Но военнослужащие не объединяются и не выступают открыто против коррупции и воровства, потому что истинные, глубинные мотивы их возмущения не в том, что они органически не приемлют воровства, а в том, что "почему все им, почему не мне, в конце концов". Печально, горько, страшно говорить такие вещи, но что поделаешь, если так оно и есть. Наша армия выкрашена в ровный, хорошо насыщенный цвет расхитительства, воровства, злоупотреблений, подхалимства, лакейства и подлости. Кто-то из военных это признает и ищет оправданий типа "государство нам так мало платит, так мало дает из положенного. Вот мы и выкручиваемся". Кто-то отказывается признавать и страшно обижается: "Воруют единицы, а вы всех под одну гребенку". Кто-то не ощущает по этому поводу никакого душевного дискомфорта, полагая, что именно так и должно быть, это называется "уметь устраиваться в жизни", и никакой патологии здесь нет.
***
Им нельзя доверять деньги — вот в чем проблема-то. Моральное разложение в войсках достигло такой глубины, что сейчас это уже все равно что давать деньги трижды отсидевшему за мелкие кражи и разбой соседу-наркоману, чтоб он качественно отремонтировал вам квартиру, пока вы будете в отпуске. Примерно так же умно и предусмотрительно. n n n Они перестанут воровать, только если будут всерьез бояться наказания. Сейчас они его не боятся. Дело в том, что способы хищения государственных средств и имущества, которые сейчас практикуются, очень часто не подпадают ни под одну из статей Уголовного кодекса. А если и подпадают, это далеко не всегда можно доказать юридически. К примеру, какому-нибудь главку выделяются деньги на закупку компьютеров. Или стульев. Или отопительных котлов. Объявляется тендер. Участвуют три посреднические фирмы, каждая из которых предлагает примерно одинаковые условия. Главк выбирает одну. Почему именно эту? Ну конечно, потому, что эта фирма дала мощную взятку. Отстегнула хорошие проценты от суммы сделки. Взятку, разумеется, делят между собой все, кто по долгу службы подписывает контракт. Кроме них о взятке знает еще добрый десяток офицеров, участвовавших в проведении тендера. От этих офицеров о взятке узнает уже чуть ли не весь главк. Слух доходит до военной контрразведки. Оперуполномоченный с добытой им оперативной информацией идет к военному прокурору и говорит: "Вот, заводи дело". А прокурор говорит: "Не могу. Нет состава преступления. Условия у всех трех фирм были одинаковые, значит, урон государству не нанесен, а что взятка была — это мы с тобой понимаем, но ее же надо доказать". А как ее докажешь? А никак. Прокурора удовлетворят, к примеру, расписки о получении процентов — но какой дурак будет оставлять расписки! Или видеозапись передачи денег — но деньги-то уже давно переданы. Или хотя бы запись телефонных разговоров — но маловероятно, что кто-нибудь из игроков в открытую что-то скажет по телефону. А что он на эту взятку иномарку себе купил, и об этом знает весь главк — так это для юристов не доказательство факта взятки. "Мы не можем вернуть 37-й год! Этого ни в коем случае нельзя допускать! — говорят военные прокуроры. — Да, подобных случаев много, и нам это известно, но нельзя наказывать человека, если его преступление не доказано юридически. Пускай лучше десять преступников останутся на свободе, чем за решетку попадет один невиновный". Но ведь там, в главке или в воинской части, все офицеры и солдаты знают, что начальству дали взятку за этот контракт. Это же очень узкий мир, там нельзя скрыть такие вещи. Получается, все знают, что вот эти трое офицеров получили взятки, купили себе иномарки и остались безнаказанными. И люди вокруг них думают: "Значит, так можно и нужно. Значит, наказание отвратимо. Значит, и я буду брать взятки и тащить все, что плохо лежит". Такое положение вещей развращает, разлагает людей. Они становятся моральными уродами и забывают начисто, что можно, а что нельзя. Разумеется, от военной прокуратуры нельзя требовать, чтоб она подвергала людей уголовным преследованиям, не имея всех необходимых и достаточных оснований. Это абсолютно правильно. Но и оставлять все так, как есть, тоже нельзя. Нужна еще какая-то надзирающая за войсками структура, которая будет наказывать воров и расхитителей не в уголовном, а в административном порядке, и для этого ей достаточно будет проверенных и подтвержденных оперативных данных. Своровал? Все. В тюрьму тебя не посадят, но у нас здесь ты больше ничего не своруешь. Иди, милый, ищи себе другой карман. Конечно, на создание какой-то совсем новой структуры денег сейчас нет, но есть же военная контрразведка. Пусть она получит право представлять командованию списки подозреваемых в хищениях, а командование обязано будет тут же увольнять всех перечисленных. Причем увольнять без положенного двадцатимесячного довольствия и без жилплощади. Начнут они бояться? Начнут. Совсем воровать, конечно, не перестанут, но наглости поубавится. И задача радикального сокращения армии, кстати, таким образом будет решена с минимальными потерями для государства. Будут издержки? Конечно. Лес рубят — щепки летят. Но философия тотального расхитительства настолько глубоко пустила корни в армейской среде, что иначе с ней уже не справишься. Если вы хотите произвести в армии революцию, необходим иной подход: пусть лучше десять будут уволены несправедливо, чем один виновный спрячется от наказания. n n n Военная прокуратура в сфере своей компетентности, кстати, тоже имеет предложения по части неотвратимости наказания. Там проблемы возникают, в частности, из-за статьи 201 УК, которая дает право обвиняемому знакомиться с материалами дела. Обвиняемый при желании может затягивать этот процесс как угодно долго. Отличный пример — генерал Кобец, которому вменяется в вину получение взятки. В его случае взятку, как ни странно, удалось доказать, но до суда, который вынесет ему приговор, он должен ознакомиться с делом. Так вот, за семь месяцев Кобец ознакомился всего с одним томом, а в его деле их — сорок пять. Состояние здоровья не позволяет ему читать больше. Из прокуратуры ему привозят его дело на дачу, и он читает там по три-четыре страницы в день, а иногда еще ложится в госпиталь, и тогда, понятно, вообще ничего не читает. Когда дойдет до суда? В лучшем случае через четыре года. Про Кобеца все к тому времени и думать забудут, и общественная значимость "неотвратимого наказания" будет равна нулю. Престиж прокуратуры тем временем тает на глазах. Общественность, не видя никаких действий, полагает, что дело Кобеца решили замять, хотя это совсем не так. И если бы это только с одним Кобецом так было! Таких случаев — тысячи. Военные прокуроры предлагают внести изменения в Уголовный кодекс — лишить и истца, и ответчика права знакомиться с материалами дела до суда. По их мнению, борьба за социальную справедливость и неотвратимость наказания сразу пойдет гораздо успешнее и веселее. ...В общем, есть у государственной власти способы и средства навести порядок в армии. Оба ныне действующих органа надзора — и военная прокуратура, и военная контрразведка, — считают, что можно это сделать. Надо только решиться.
***
Прочитав этот материал, подавляющее большинство людей военных возмутятся: "Можно подумать, только в армии воруют, а в других министерствах и ведомствах — идеальный порядок". Нет, там, конечно, тоже непорядок, но сейчас-то мы говорим об армии. Об объективном состоянии Вооруженных Сил России, сложившемся на сегодняшний день. О том, что вот такое у них препечальнейшее состояние и вот каким образом следует приступать к его исправлению, не неся при этом никаких дополнительных затрат...
