С автором фильма Владимиром Чернышевым мы и беседуем на столь актуальную тему.
— Володя, вот ты сделал шестисерийный фильм, который мы будем смотреть с большим интересом. Ты понял для себя, в чем-таки была причина Февральской революции?
— Когда я делаю фильм, мне интересно прежде всего самому разобраться, для себя понять, о чем я делаю фильм и в чем причина того, о чем я рассказываю. Надеюсь, я донесу до зрителя свое ощущение и понимание. Тема необъятная и сложная, за 100 лет историки сами еще в этом не разобрались, и будут, наверное, еще 100 и 200 лет разбираться. Но я не историк. Мне важно было понять Февраль на эмоционально-журналистском уровне. Что это было? Была ли там классовая борьба? Конечно, была. Были ли политические причины? Конечно, были. Заговор генералов, Ставки, аристократии, Думы? И это было. Да и рука Запада была, потому что шла война и, естественно, враждебные державы действуют друг против друга на подрыв политических устоев. Но главное, что меня поразило, когда мы погружались в материал — это то, с каким спокойствием общество воспринимало все эти события. То есть, общество было морально готово к этому.
— То есть, народ был к разврату готов?
— Полностью готов. И готовился не одно десятилетие на самом деле. Еще говорят, что русская литература виновата. Отчасти, наверное, да. Русская интеллектуальная среда создавала такую атмосферу определенного недовольства властью. Это все наложилось на русский максимализм.
— Но русская литература — наше все. Ты предъявляешь претензии к классикам — Толстому, Достоевскому? Это как в перестройку, была программа «Взгляд», фильмы «Покаяние», «Маленькая Вера», а потом — раз! — и страны не стало. То есть, русским писателям в XIX веке стоило попридержать вожжи, не выявлять болячки общества, дабы не смущать народ? А как же гражданская и творческая свобода?
— Сложный вопрос. Но не стоит преувеличивать значение русской литературы для русского общества в конце XIX века, потому что образованных и грамотных людей был незначительный процент. Ну и конечно, не стоит преувеличивать глубокое осмысление этих текстов читающими массами.
— Мы знаем, что историю, как правило, решает три процента активных граждан, не больше.
— Да, потому что образованные люди создают ту самую общественную атмосферу. Но это не значит, что они все правильно понимают, в отличие от великих писателей, которых почитывают. Не надо ничего упрощать. А тогда, накануне Февраля, именно все упрощалось, вульгаризировалось — и думцами, и журналистами. В перестройку было тоже самое: мы искренне верили, что если уберем совок и коммунистов, у нас все будет зашибись. На самом деле, только пережив 90-е, можно понять Февраль 17-го. Вот почему восставали русские писатели, которые прекрасно жили и разъезжали по Парижам и Цюрихам?
— Ну да, помнишь эту известную историю, когда Достоевского спросили: «Если вы узнаете, что ваш сосед хочет убить царя, вы пойдете на него доносить?» И Достоевский сказал: «Нет».
— А то, что Веру Засулич буквально на руках выносили из здания суда и ей рукоплескала толпа на площади после того, как она выстрелила в генерал-губернатора? Нам даже и сегодня это трудно понять. И в перестройку такого не было. А тогда было. Вообще параллели напрашиваются простые: императорская власть, которая существовала к 17-му году, абсолютно отстала от ритма времени. Она не понимала ни значения газет, ни закона пиара, и жила старыми лозунгами, искренне веря в то, что они еще действуют на людей.
— Но Николай II все-таки пытался модернизироваться. Известный его Указ о создании Государственной Думы после революции 1905 года, гарантии прав и свобод — разве это не попытка подстроиться под время?
— Но Дума получила не совсем то, что хотела. Она не могла влиять на назначения министров, премьера… Тогда хотелось большей политической конкуренции.
— Но, с другой стороны, если бы Дума получила все полномочия, на какие рассчитывала возможно крах России состоялся бы еще раньше.
— Я никого не пригвождаю к позорному столбу. Похоже, это был такой идеальный шторм, есть такой термин. Когда сошлось буквально все, и понеслось так, как образуется смерч на море. Никто не давал себе отчета, во что это может превратиться, царь прежде всего. Ну а война стала огромным катализатором революции. Мне же хотелось сделать кино, которое воспроизводило атмосферу, как бы репортаж из прошлого.
— Но для этого почему-то тебе понадобились эксперты в виде писателей Прилепина и Шаргунова, музыканта Вадима Самойлова, то есть, людей из государственно-патриотического лагеря.
— Но эти писатели, на мой взгляд, одни из самых интересных на литературном небосклоне.
— А Акунин или Быков тебя не устраивали? А музыкант Макаревич, например?
— Устраивали, с кем-то из подобных людей мы даже вели переговоры. Только не все из представителей либерального лагеря хотят выступать на современном ТВ. Оказалось, что для многих рассуждать о прошлом несколько сложнее, чем о сегодняшнем дне. К тому же я не хотел криков и яростных политизированных споров в кадре. Мне не хотелось вульгарно переносить сегодняшний политический контекст на сто лет назад, а им этого хочется, и это упрощает картину прошлого, обостряя публицистическую полемику настоящего. У фильма все-таки другая задача.
— Тогда вопрос к тебе уже как к эксперту по революции. Нынешнее российское общество не беременно ли смутой?
— На самом деле запрос на какие-то перемены в обществе есть всегда, в любое время, в любую эпоху. Всегда люди живут ощущением того, что завтра должно быть лучше, чем сегодня. И как только создается ситуация, когда вокруг тебя что-то рушится, ты невольно начинаешь это приветствовать. За последние годы мы не раз видели, как наше общество погружалось в массовый психоз, после которого ты из него сам выходишь и думаешь: «Господи, а я-то чего там делал?» Большинство из тех людей, которые сейчас бьют себя в грудь и кричат: какую страну развалили в 91-м, сами спокойно и радостно воспринимали тогда эти события. Разве на Украине сейчас не та же ситуация? А вопрос революционного настроения — это вопрос к власти. Если она чувствует время и успевает сама меняться и менять окружающие условия для того, чтобы общество шло вперед, то тогда никаких революций не получается.
— Так все-таки, кто же главный виновник того, что случилось в феврале, а потом в октябре 17-го — либеральная оппозиция, которая по природе своей антигосударственна, или власть, всегда бесконтрольная в России, внутри которой и рождаются неизбежные противоречия, приводящие к краху? Разве не в правлении Сталина или Брежнева кроются причины распада СССР?
— Это правда. Власть была неадекватна, а если уж начинала перемены, то они как правило, проваливались, не поспевая за временем. Ну а интеллигенция… Изучая события столетней давности, поражаешься ее инфантилизму. Интеллигенция выросла в тепличных условиях царской власти, когда от нее вообще ничего не зависело. Она чувствовала, что может говорить о чем угодно и это не приведет ни к каким последствиям. Но когда интеллигенция во главе с Александром Керенским получила власть, оказалось, что она, кроме как говорить, больше ничего не умеет, и предложить ничего не может. А в результате к власти приходят большевики.
— Не дай Бог!
«Революция LIVE» - с 27 февраля в 23:35 на НТВ.
