В библиотеку ИНИОН поступали новые книги, библиографы их описывали, составляли на каждую книгу каталожные карточки, и потом эти карточки кто-то должен был вставлять в служебный каталог строго по алфавиту от первой буквы и до последней. И этим кто-то была я. Каждый день мне выдавали толстенькую пачку таких карточек на немецком, французском, испанском, английском языках. Все авторы в карточках были на N, например. Я вытаскивала сначала из каталога ящик «Nа» и туда вставляла карточки на «Na», потом ящик «Ne», потом «Ni», и так целый день.
Ужасно трудная работа. Я просто с ног валилась от усталости. Зато люди вокруг были исключительные. Такого невероятного скопления в одном месте высокообразованных, эрудированных людей с тонким вкусом и острым умом я больше не видела потом за всю жизнь.
Правда, выглядели они в основном как фрики. Короткие брючки, не закрывавшие носков, заляпанные пальцами очки, грязноватые бороды. Но тогда мало кто хорошо одевался. Только те, кто ездил за границу. В курилке на первом этаже люди в «настоящих» джинсах смотрелись пришельцами. Политолог Андраник Мигранян, например. Он преподавал научный коммунизм в МАДИ, кажется, а в ИНИОНе писал диссертацию и тусовался в курилке.
И Егор Гайдар тоже писал диссертацию — на третьем этаже в зале экономики. Да кто только там ее не писал! А курилка была местом встреч, бесед, обмена новостями. Сотрудники института и читатели, которые занимались в библиотеке, в ней и пересекались, и я там познакомилась с уймой людей, ставших впоследствии известными политиками, учеными и предпринимателями.
Библиотека ИНИОН в те времена казалась мне бездонным кладезем знаний, накопленных человечеством. Она получала все мало-мальски значимые исследования в сфере гуманитарных наук, издававшиеся на Западе и на Востоке. Очень многое сразу шло в спецхран, конечно. Советскому человеку читать это было нельзя. Но ИНИОН издавал сборники рефератов и библиографии, из которых можно было по крайней мере узнать, что такое-то исследование существует, оно издано, лежит в спецхране на углу Профсоюзной и Нахимовского, и если добыть туда допуск, его можно даже прочитать.
У сотрудников ИНИОН — не у всех, конечно, но у многих — такие допуски были, поскольку они должны были «обрабатывать» эти книги для хранения в библиотеке и подготовки сборников. Кое-что они там прочитывали, и сизый дым курилки смешивался с опасным духом свободы.
Подружка моя Вера Корчак — она на машинке печатала каталожные карточки — была дочерью ученого-физика, члена Хельсинкской группы, которую к тому времени уже разоблачили и разогнали. Она мне рассказывала, как к ним домой приезжал академик Сахаров, как проходили собрания, как она печатала какие-то воззвания, а я слушала, открыв рот от изумления, поскольку и не подозревала о таких «пластах» жизни. А по курилке в это время ползли слухи, что в Институте мировой экономики — соседнее с нами здание — на прошлой неделе прошли аресты. Самиздат, группа ученых издали сборник статей про советскую экономику, все расклады, скоро рухнет непременно. Это уже была середина 80-х.
В начале 90-х, когда таки все рухнуло и Гайдар взялся уже не за диссертации, а за большие дела, нам перестали платить зарплату. Вообще. И я уволилась. Было обидно, потому что в ИНИОНе началась автоматизация каталога, его переводили в электронный вид, а я к тому времени закончила вуз, училась в вечерней аспирантуре — и поисковые системы были как раз моей специализацией. Но сколько можно жить без зарплаты?
Старинный «бумажный» каталог, в который я когда-то расставляла карточки, автоматизация, впрочем, до конца так и не вытеснила. Он стоял на третьем этаже и наверняка сгорел в эти выходные во время пожара. По официальным данным, всего сгорело 15% книжного фонда, но это, наверно, очень оптимистичная оценка.
Здание ИНИОН разрушено так, что вряд ли его будут восстанавливать. Оно, кстати, было замечательное, построенное по специальному проекту. Светлые, «воздушные» читальные залы со стеклянными стенами и круглыми окнами на потолке. Но очень запущенное, конечно, как и вся система Академии наук. Давно требовало ремонта.
Безумно жаль ИНИОН.
Но в то же время меня не покидает ощущение, что в его судьбе есть некая жизненная логика.
В те времена, когда я там работала, книги считались огромной ценностью, поскольку содержали цивилизационный опыт человечества, необходимый, чтоб развиваться, двигаться вперед.
Сейчас в нашем обществе, наоборот, превалирует стремление отрицать этот опыт. Стремление идти новым «евразийским» путем, каким еще никто не ходил.
С такой позиции страшный пожар в библиотеке общественных наук выглядит и очень логично, и очень символично, что бы ни являлось его реальной причиной.
Это грустно, конечно. Но мне хочется вспомнить сейчас совсем другую историю про ИНИОН.
Где-то в начале 80-х одна читательница родила у нас там сына.
Студентка. Писала в библиотеке диплом и, видимо, увлеклась. Прямо в читальном зале начались схватки. Сотрудники библиотеки ей вызвали «скорую», но когда она приехала, везти студентку в больницу уже было поздно. Тогда перекрыли главный вход в институт, девушку уложили на диванчик под парадной лестницей и прямо там, возле гардероба, на свет появился человек.
Представляете, как ему повезло.
Родился в самом, можно сказать, эпицентре цивилизационного наследия, научной мысли и духовных поисков.
В крупнейшей библиотеке общественных наук со всеми ее богатствами.
