— Павел Николаевич, нам говорят, что с вступлением в ВТО у отечественных селян еще есть несколько лет, чтобы основательно подготовиться к жесточайшей конкуренции с западным производителем. Сколько отведено времени?
— Официального перевода протокола вступления в ВТО не видели даже члены парламента. Мы должны верить честному слову правительственных чиновников о том, что все будет о’кей, российские производители не пострадают. Но скорее всего, никто и ничего толком не знает. Однако мы не знаем еще и другого: а может, Россия уже давно в ВТО, просто об этом нам не говорят?
— Интересная мысль! Как так?
— Импортные продукты при пересечении государственной границы России проходят двойной контроль: фитосанитарный и федеральной таможенной службы.
Ну так вот, разница в отчетах этих двух ведомств о ввозе в нашу страну импорта составляет до 15 раз! По данным таможни, в Россию ввозится иностранных продуктов в 15 раз меньше, чем по данным Россельхознадзора. Информация достоверная, об этом говорилось на коллегии Минсельхозпрода.
Вы что-нибудь слышали про серый и черный импорт?
— Конечно, и не только я, об этом знает вся страна...
— Еще в правительстве Фрадкова обсуждали такую загадку: официально, по документам, в страну, к примеру, ввезено 5 тысяч импортных телевизоров. А только в Москве между тем их было продано 50 тысяч.
Каким образом они к нам попали? Если в виде радиодеталей, это серый импорт, в этом случае таможенные пошлины заметно ниже. Если вообще нигде не зафиксированы, то черный.
Получается, что таможенные платежи платят только честные простаки и чайники.
Такая же схема и с цветами. Знакомый бизнесмен торгует «в белую», закупает их в Голландии, платит таможенные пошлины, всякие сборы и за перевозку. Если подсчитать все расходы, то цена цветов получается фиксированная с точностью до плюс-минус одного рубля.
Но когда он видит, что цветок из Эквадора стоит, допустим, вдвое дешевле, чем официально ввезенный из Голландии, то понимает, что этого не может быть, потому что этого быть не может! Он должен стоить в
Отдельные закупщики декларирует одно, а ввозят совсем другое. Или вообще не декларируют: границу пересекла якобы пустая машина или железнодорожный состав.
Эта продукция поступает в наши города, и поскольку она благополучно избежала налогов, то на рынке значительно дешевле той, которая произведена в России или по-честному, со всеми формальностями, ввезена из-за границы. Формально это и есть ВТО, ведь таможенные сборы сильно снижены или сняты вовсе.
Вот я себя и спрашиваю: может, мы давно в ВТО, просто об этом не знаем?!
Другой вопрос: что стране даст ВТО?
— Несколько лет назад нас заверяли, что резко подешевеют иномарки. Теперь автолюбителям говорят, что нет, не подешевеют...
— Все помнят кризис 2008 года: цены на мировых рынках на бензин, солярку и продовольствие сильно упали. Везде, кроме России. Цены на продовольствие — закупочные, у производителя, — снизились, а розничные, в магазинах и на рынках, остались прежними и даже выросли!
— Умом Россию не понять? По идее, западные компании должны войти в нашу экономику, в том числе и банковский сектор. Может, под этим давлением у нас все станет как у людей, выстроится нормальная экономика? Что простому смертному кризиса бояться не надо, так как продукты подешевеют, жилье подешевеет?
— Ничего не выстроится! В ВТО Россия тоже идет особым путем. Конкуренция с вступлением в эту организацию предполагается во всех сферах экономики. То есть кредит под развитие я, производитель, спокойно могу взять в западном банке, где для фермеров он открыт со ставкой 0,5% — против наших 11, а то и 16% годовых. Но у нас подписано соглашение, что иностранные банки не будут работать на территории России. Мы всех отправили на конкурентное поле, кроме банков! Выводы делайте сами.
— Ну, а что касается наших аграриев — что ждать?
— Хиллари Клинтон уже поздравила американских фермеров с вступлением России в ВТО: мы для них — гигантский рынок сбыта. Сейте сколько угодно, не пропадет ваш скорбный труд... Опять магазины завалят окорочками и «ножками Буша».
С 2015 года Европа снимает квоты, ограничения на производство молока в собственных странах — оно тоже хлынет в Россию. Датчане начинают строить новые свинофермы — для нашего рынка.
Этот демпинг, поскольку у них экспорт субсидируется государством, убьет наше производство. А потом на продовольствие импортеры взвинтят цены, станут диктовать, ведь конкуренцию составлять им будет некому.
— Однако вашему хозяйству вступления в ВТО бояться нечего?
— Мы и не боимся. Вот голландцы к нам приезжали, посмотрели на наши сельхозтехнику и технологии, и они, законодатели мод в Европе, признались: «Это мы у вас должны учиться!» Мы закупили лучшие европейские аналоги и научились на них работать! У нас качественная продукция — не с нашей точки зрения, а с европейской.
Но сколько таких хозяйств в России?
— Раз-два и обчелся, наверное...
— Вот, добавляем сюда два фактора: цена продукции, которая меньше себестоимости. И которую некуда пристроить. А какой экономический результат? Даже при определенной поддержке сельского хозяйства — у нас ведь продолжает работать нацпроект по развитию АПК — поголовье скота в России уменьшается, посевные площади сокращаются.
Люди из деревни бегут. Аграрный бизнес убыточен, и крестьяне «голосуют» ногами, они вынуждены уезжать в город. Потому что директор приходит с утра на работу и узнает, что молокозавод снова понизил цену. Или выливай, или сам пей.
Что в итоге? Он режет скот, закрывает ферму, едет в город, устраивается там секьюрити или на какое-нибудь производство пластиковых окон. Сидит и думает: как здесь хорошо — в деревне-то полная разруха...
— А в Подмосковье валовые показатели тоже сокращаются?
— Есть ложь, а есть статистика. Если начинаешь внимательно следить за статданными, то понимаешь, что они постоянно врать не могут. Так, сообщается, что надой от коровы растет, а общее производство молока падает. Значит, сокращается поголовье.
— Получается, что отечественное село умирает?
— Я бы сказал, что это системный кризис.
— От которого до фатального исхода один шаг, и этот шаг уже сделан?
— Одна из трагедий нашего сельского хозяйства в том, что у нас нет потребителя. Можно выпускать любую продукцию, но если у населения нет денег, кто ее будет покупать?
Один из крупнейших переработчиков молока в России как-то мне сказал: если в стране йогурт считается лакомством, совершенствовать и разнообразить этот простейший продукт очень сложно. Изобилие должно быть не только в чисто гурманских магазинах для очень обеспеченных людей — везде. Но потребители при этом должны получать нормальные деньги. В стране, где 90% населения 80% своих доходов тратят на еду и ЖКХ, этого достичь невозможно. Зачем производить экологически чистую и натуральную продукцию, если ее никто не купит — карман не позволит.
— Жуткие вещи вы сообщаете...
— Я просто рассуждаю. В Москве и в Питере жить еще можно. Но стоит отъехать за 200 км и посмотреть, каково людям там, — все сразу становится понятно. Если в деревне самый богатый человек — пенсионер, это страшно. На его пенсию живут и дети, и внуки.
Всегда богатым человеком являлся тот, кто работал. А если крестьяне работают и товар свой продать не могут, они разоряются.
Недавно вот узнал: накануне вступления России в ВТО председатель РСПП Александр Шохин информировал правительство, что долг АПК перед государством сравнялся с валовым продуктом сельского хозяйства страны. Это гигантская цифра!
Нам говорят, что колхозы и совхозы на подъеме, успешно пережили кризис, осваивают кредиты. На самом же деле они не способны возвращать набранные долги, поскольку их продукция не востребована. Чтобы нашим сельхозпроизводителям конкурировать в ВТО с западными, эти долги нужно списать.
Как американцы решают проблему сбыта? Каждому малообеспеченному выдают талоны на еду. Почти миллион американцев получают такие талоны для того, чтобы в магазине затариться продуктами. Они не могут на них взять выпивку — только муку, масло, все остальное. Этим самым Штаты поддерживают спрос на продовольствие. С одной стороны, производитель знает, что свою картошку или молоко ему не придется скармливать на свиноферме, на нее будет спрос. С другой стороны, малообеспеченные чувствуют прямую поддержку государства.
— А в России такую систему ввести можно?
— В начале любого кризиса в Госдуме начинают звучать предложения ввести продовольственные талоны, ведь в этом нет ничего особенного, весь мир так делает. Тогда на рынке появится спрос на отечественные продукты, он стимулирует рост производства. Система такого распределения существует во многих странах, придумывать ничего не надо.
Но воз, что называется, и ныне там. Сельским хозяйством нужно заниматься комплексно. Разговоры лишь о том, что мы вам даем кредиты, — это все глупости. Крестьянин на кредит построил ферму, поставил туда скот. Рано или поздно этот кредит придется вернуть государству. Но если ты за свое молоко получаешь такие деньги, что не в состоянии расквитаться, ты его никогда не погасишь! Кредит можно вернуть только с прибыли, а ее у крестьян-то и нет!
— Что же предлагаете вы?
— Есть такое понятие: «справедливая цена». Американскому фермеру перед очередной битвой за урожай чиновники говорят, что если будет перепроизводство и стоимость его пшеницы, допустим, упадет ниже плинтуса, то мы тебе доплатим до «справедливой цены».
У нас комплексного подхода к решению аграрных проблем нет.
— Новый губернатор Подмосковья Сергей Шойгу уже выступал с некоторыми конкретными, важными инициативами. Но по сельскому хозяйству в Подмосковье заявлений еще не делал. Как, по вашему мнению, должны развиваться региональные аграрии?
— Сразу, по большому счету, губернатор ничего не сделает. У области огромный долг, огромные обязательства, да еще и потеря налогооблагаемой базы тех территорий, которые отошли Москве. Время сложное, финансовых ресурсов нет ни в области, ни в Федерации. Компенсировать потери в результате расширения Москвы, похоже, ему не удастся — нет денег. Федеральное «мы подумаем» в переводе с дипломатического означает — «нет».
В странах ЕС поддержка села идет из бюджета ЕС, в США — из федерального бюджета. Там законодательно запрещено губернаторам штатов «вмешиваться» в село. Что вполне логично: продовольствие не имеет границ, аграрная политика должна быть одинаковой на всю страну. Это стратегия — продовольственная безопасность — она должна быть в руках федеральных властей, как Минобороны. Власти поддержку села «спустили» на уровень субъектов Федерации. А у губернаторов денег нет, к тому же для них главное — бюджетники, социально защищенные слои населения.
Отдайте поддержку сельского хозяйства на федеральный уровень!
Но что касается столичного региона, то в целом у села Подмосковья могут быть хорошие перспективы: рядом огромный ненасытный мегаполис...
— Земли-то у нас нет!
— Есть! Посмотрите, сколько ее гуляет непаханой...
— Но она же кому-то принадлежит?
— Землю тут захватили олигархи и на ней не собираются ничего выращивать. На мой взгляд, первым делом нужно прекратить перевод земли из категории сельскохозяйственной, пахотной в другое назначение. Повальное желание некоторых собственников разрезать свои поля на куски и продать под застройку коттеджами — нужно остановить. И разбираться в условиях действующего законодательства с одной целью: найти брошенным сегодня угодьям эффективных собственников.
Наш совхоз за 15 лет в три раза увеличил производство сельхозпродукции. Мой предшественник с гектара получал 15 центнеров земляники, а я сейчас — 140. Мы входим в 100 лучших предприятий России по производству картофеля, овощей открытого грунта и земляники. Подмосковное село может оказаться в таком же положении. Его нужно перевооружить, наладить по многим направлениям безубыточное производство. За счет этого и развиваться. Когда совхоз или колхоз живет, вокруг него живут все: учителя, врачи... Мы за свои деньги отремонтировали ясли, детский сад, школу, дом культуры, Построили поликлинику, фитнес-клуб. Сейчас достраиваем второй детсад, возводим церковный храм. Все молодые специалисты у нас получили квартиры.
Но проблемы, о которых я уже сказал, ощущаем, что называется, и на своей шкуре.
— Если вы ощущаете, то что говорить другим производителям?
— Не спорю, наше хозяйство в привилегированном положении. Ведь совсем рядом Москва, продукцию напрямую можно поставлять в магазины и на ярмарки. Любая другая ягода сюда добирается сутки, а у нас все свежее, с грядки. По Москве имеем около 80 «точек», где своими силами реализуем землянику. Это метро «Орехово», «Красногвардейская», «Домодедовская»... В прошлую субботу собрали 125 тонн, и практически все ушло влет.
— Постойте, но зачем вам 80 павильонов, когда выгоднее всего заключить контракт с сетевой торговлей? Они вам спасибо скажут!
— Недавно мы вели такие переговоры с одним из очень крупных сетевиков, попросили его представить нам упаковку, которая бы ему подошла по бренду. Мы бы оборудовали систему охлаждения и делали поставки крупным супермаркетам. У нас есть средства, мы готовы выпускать тару, которая отвечает имиджу компании во Франции или где-то еще.
Но им выгоднее работать с импортом. Как монополисты они заключают такой договор, что ты начинаешь разоряться. Наш совхоз одно время поставлял свой сок в крупные торговые сети — и ушел оттуда! Партнеры выдвигают такие условия, которые для производителя оборачиваются банкротством. У тебя себестоимость растет, поскольку в стране ежегодно увеличиваются цена на ГСМ, тарифы на энергию. А цены в договоре фиксированные. Одновременно с этим ты платишь бонусы — за полку, за размещение в рекламе... Общая сумма бонусов набегала больше 20%.
Те российские хозяйства, которые работают с сетевиками, рано или поздно разоряются.
— Почему же западные импортеры не разоряются?
— Они снижают себестоимость товара за счет ухудшения качества, к тому же им за демпингование доплачивают их государства.
Но сетевики завоевали покупателей, и нам с сетевой торговлей приходится находить общий язык. Один на один не получится — «съедят»; нам необходимы отраслевые объединения производителей, которые до сих пор не созданы.
В мире этот рынок регулируется государством, у нас — нет. Потому мы и являемся заложниками белорусского огурца, польских и турецких овощей. Вступим в ВТО — станем заложниками производителей из всех стран мира. Доступность рынка позволяет завозить сюда много некачественной, но дешевой еды.
Похоже, что выживает сильнейший, — это не про нас...
