Расплата за “авансы и долги”

Сырники с черной икрой

— Чего можно было ждать от человека, у которого тоже руки по локоть в крови? С учетом его биографии и всего его движения наверх, я могу только одно сказать: в такую игру играли только люди со стальными нервами и холодным взглядом, способные во имя идеи отказаться от всего, даже от жен и детей. Как Молотов отрекся от Полины Жемчужиной, когда ее отправили в лагерь. Самый мягкотелый из них, как ни странно, — Анастас Иванович Микоян, у него было пятеро детей, чудная жена. Иногда он был способен на всплески запредельной храбрости.   

— Когда вы делали предложение вашей первой жене, вы знали, что она из семьи Хрущева?  

— Ну конечно, знал. И предложение-то было своеобразное. В 6 часов утра открылась дверь моей комнатки, где я тогда жил сам себе хозяин, была поставлена на порог спортивная сумка, и человечек сказал: “Отсюда я больше не уйду!”.  

— Она была его дочкой или внучкой?  

— По крови — внучкой, а по жизни — дочкой. Она узнала, что она внучка, когда ей лет 16 было. Она дочь Леонида — сына Хрущева от первого брака. Он был летчиком, его сбили под Москвой, и великий хирург Юдин его “починил”. На долечивание отправили в госпиталь в Куйбышев. По легенде, офицеры госпиталя игру придумали: человека ставили к стене, бутылку на голову, и из пистолета стреляли: кто сшибет? И Леонид в лоб засадил капитану второго ранга. Опять-таки по легенде, каким-то образом сумел его отмотать от суда Иван Александрович Серов, министр КГБ, знавший Хрущева еще по Украине. Парня послали на фронт. И он честно погиб в бою. А его жена, тоже летчица-парашютистка, уехала с семьей в Куйбышев. Там у нее был какой-то невинный контакт с сотрудником французского посольства. В 42-м ей это инкриминировали. Арестовали, отправили в лагерь и отпустили только в 56-м. И лишь тогда Юле моей раскрыли, что у нее есть живая, настоящая мать.  

— Как Хрущев отнесся к нежданному зятю?  

— Трудно воспринял. Я ведь женился не по канонам, не по законам, можно сказать, что увозом взял, хотя никакого увоза не было. Два раза мы с ним крупно разговаривали часа по полтора. Один раз он на меня орал, другой раз я на него потихоньку орал.  

— Вам не страшно было?  

— По молодости не страшно. Мы ходили вокруг дачи по лесу. Он меня все попрекал, что я — как Дорохов из “Войны и мира”. А я-то знал, что за всю жизнь он две книжки основательно прочитал: “Войну и мир” и мемуары Екатерины Второй. Он был чудовищно необразованным человеком — четыре класса школы, но при этом умным и талантливым.   

— Ваша жизнь как-то изменилась после женитьбы на “кремлевской принцессе”?  

— Да нет. Я только закончил университет, она была студенткой. Мы прожили в коммуналке около двух лет. По-моему, это было самое счастливое время нашего пятилетнего брака. Потом нам дали двухкомнатную квартирку на одном этаже с моими стариками.  

— Как Никита Сергеевич пережил ваш развод?  

— Он огорчился. Я ушел и не появлялся, а от Юли он потребовал объяснений. Она сказала, что у меня появился новый человек. Никита Сергеевич спросил: “А ты дала для этого основания?” Она ответила: “Дала”. Она ведь родила через четыре месяца после нашего развода. Все было, как я написал в одном из своих рассказов, правда, по другому поводу: “Она домой в полночь, а я — в пять утра”. В этом смысле банальная история.  

— Когда Хрущев оказался в опале, вы не поддерживали с ним отношения?  

— Нет. Юля по его настоянию вышла замуж за своего нового друга. Он сам сгоревший разведчик и, по легенде, участвовал в переправке хрущевских мемуаров на Запад. У меня хранится оригинал этой книжки — чудовищная непричесанная стенограмма, но в ней есть десяток историй, которые, как всякий старый человек, Хрущев все время рассказывал. Я сам не раз их слышал в его исполнении.  

— Семья Хрущева жила скромно?  

— Все, что у них имелось, по нынешним временам — ерунда. Квартира в Староконюшенном переулке, дача в два этажа, горничная, повар, охрана.  

— А что было на столе у первого лица государства?  

— Ничего особенного. Почему-то мне запомнилась странная вещь: маленькие сырники с черной икрой. А так он ел сосиски и кашу.  

— Алкоголь в его жизни играл роль?  

— Рядом со Сталиным непьющий человек ужиться не мог. Великий в последние годы, по рассказам, был просто алкоголиком. А Хрущев, как крепкий русский мужик, стакан мог запросто опрокинуть. Но когда он уже попал на первую роль в стране, позволял себе разве что перед обедом рюмку шарахнуть. И хитрюшки у него были — рюмки, где вроде бы что-то налито, а на самом деле ничего нет. Немножко выпившим я его видел, но в сильном хмелю — никогда!  

— Известно, что у Никиты Сергеевича был крутой нрав. Семью он тоже держал в ежовых рукавицах?  

— В домашних условиях он был относительно мягким человеком. С внуками вел себя как дед. А с женой Ниной Петровной был строг. Конечно, разговоры с главой семьи строились в основном только в форме вопросов и ответов. Своей точки зрения домочадцы обычно не излагали.  

— Помню безумно смешной эпизод из ваших “Непридуманных историй”, когда дети Хрущева затеяли было за столом дискуссию с отцом о судьбах генетики и кибернетики.

— Он в тот день и так уже был раздосадован встречей с ведущими советскими биологами, которым пытался навязать “учение” Лысенко, а тут еще и дома бунт на корабле. Никита Сергеевич мрачнел, багровел и наконец грохнул кулаком по столу: “Ублюдки! Христопродавцы! Сионисты! Дрозофилы!” В общем, и мух не забыл!  

— Интересно, а он понимал, какую роль сыграл в жизни страны, развенчав культ личности Сталина?  

— Он не забывал никогда свою историческую роль. Я искренне убежден в том, что пройдет какое-то время, и о нем ничего не будут помнить: ни кукурузы, ни ботинка, ни скандала в Манеже — ничего, кроме того, что лагеря распустил. За это ему все простится. Аденауэра в Германии больше всего помнят за то, что пленных немцев в 1955 году он вызволил из России.


— Николай Петрович, как объяснить такую странную вещь, что вы, будучи экономистом-международником и работая в Институте США и Канады, какое-то время считались невыездным?  

— Я был невыездным больше 20 лет. Когда развелся, какое-то время, естественно, выдерживали. Но однажды, к моему удивлению, пригласили работать в Центральный Комитет. Там “распечатали”, и я начал ездить. А потом 14 лет было глухо. Я знаю, что на меня не раз писали доносы. Мне разрешалось ездить только в две страны: в Венгрию и в ГДР. Больше никуда. И как-то в Дрездене, на конференции, познакомился с англичанином, сотрудником ооновской организации в Европе. Звали его Норман, по легенде, вроде бы полковник английской разведки. Сидим мы с ним, выпиваем. Потом донос на Лубянку, что якобы я, обняв Нормана, сказал: “Ну погоди, скоро Брежнев помрет, и мы такую разрядку учиним!” Ясно, что такое я даже во хмелю не мог сказать.  

— Ваши “Авансы и долги” произвели фурор. Даже немецкий журнал Der Spiegel перепечатал статью без сокращений. Долго работали над “бомбой”?

— Техника была простая. Мне позвонил нынешний комментатор радио “Свобода”, а тогда ответственный секретарь журнала “Новый мир” Толя Стреляный: “Петрович, давай что-нибудь напишем про экономику!” — “Годятся закрытые записки Горбачеву?” — “Давай!” Я готовил материалы для Горбачева под грифом ДСП, а кто-то из его помощников кидал их в корзину. Статью поставили в номер. После выхода лет семь я был в моде и нарасхват. Но самый большой комплимент мне сделала жена. Она ходила стричься в “Чародейку” на Новом Арбате и услышала разговор двух дам: “Тут статья вышла Шмелева. Ты читала?” — “Читала! Ну, мужик!”  

— Какие отношения у вас были с Горбачевым?

— Я знаю, что после публикации моей статьи в “Правде” был набран убийственный подвал с критикой, но Горбачев меня взял под крыло. У нас с ним очень хорошие отношения. Как-то мы с ним немножко выпили, и он мне сделал печальный комплимент: “Эх! Если бы я тебя в 89-м году послушал, все бы по-другому было…”  

— Можно было тогда предположить, во что это выльется?  

— Нет. Оказалось, что люди в значительной части — сволочи, начиная с тех, кто после 91-го года реформировал, и заканчивая теми, кто бросился делить шкуру неубитого медведя. Академик Станислав Шаталин, с которым мы были однокашниками и друзьями до самой его кончины, тоже недоумевал, откуда все это поперло.  

— Так откуда же?

— Мы все забываем о том, что несчастья российские начиная с 1917 года уничтожили весь первый сорт в стране, по разным данным, от четверти до трети населения. Три поколения! Поколение революции, военное и послевоенное. Репрессии прекратились только в 1953 году. Я с биологами разговаривал. По их оценкам, ущерб от этих страшных погромов народ сможет компенсировать примерно через пять поколений. По статистике, поколение — это 20 лет. Умножьте на пять. Надежда на первый сорт появится только в середине нашего века.  

— Николай Петрович, фраза “во всем виноват Чубайс” имеет почву под собой?  

— Ну вот приведу мой разговор с ним: “Анатолий Борисович, что же вы делаете с этими ваучерами? Зачем всю Россию задаром отдаете? Она же денег больших стоит!” — “Все раздать! Не важно, кому, но чтобы ничего не было!” У меня ведь целая конструкция была, как это сделать. Гриша Явлинский со своими ребятами подхватили мои идеи, но только треуголки на себя примеряли: “Похож я на Наполеона?” И засадили эту дурацкую программу “500 дней”. Начинка была правильная, но любому понятно, что требовалось не 500 дней, а 500 недель, и даже 500 месяцев. Так идею скомпрометировали с самого начала.  

— А как вы относитесь к Гайдару?  

— Не трогайте “больную” мозоль. Я плохо к этому человеку отношусь. Ему казалось, что он прочел много английских и американских книжек. А получается, что он если и читал, то только первую главу. Такая невероятная жестокость считать, что это быдло все стерпит. Я ему говорил: “Егор, ведь даже Сталин в 47-м году ограбил людей примерно процентов на 50, а ты — на 99!” — “Я ничего не грабил, деньги были пустые!” Не такие уж пустые! Сгорели деньги предприятий, вклады населения. И, если бы не бесплатная приватизация, которую даже поляки не делали, все могло быть иначе. Чехи, к примеру, вводили именные ваучеры, их за пол-литра не продашь. Знаете, что такое экономист в моем понимании? Это человек здравого смысла, который знает четыре правила арифметики и чуть-чуть сочувствует людям.  

— Почему Борис Ельцин вас не пригласил на должность советника по экономике?  

— Я знаю, что втихаря кресло премьер-министра глазному хирургу Федорову и академику Рыжову предлагали. Мне Ельцин прямо таких предложений не делал, но людей ко мне подсылал. Но у меня амбиций таких не было. Я не столько участник, сколько наблюдатель по характеру. Надо уметь говорить “нет” и “да”, и надо уметь ломать хребты. Я не умею.   

— В чем, на ваш взгляд, была главная ошибка Ельцина?  

— В  бандитском подходе. Вы помните взрывы на Котляковском кладбище? Знаете, сколько получали Национальный фонд спорта, Фонд ветеранов Афганистана и, к сожалению, православная церковь, которые были освобождены от пошлины на алкоголь, табак и лекарства? В сумме составляло 6—7 миллиардов долларов в год, в то время как весь бюджет Академии наук составлял 150—170 миллионов. Эта льгота просто шла в карман, разве что церковь тратилась на реставрацию храмов. Мало этого. Когда поставили законопроект на голосование в парламенте, чтобы снять эту льготу, итоги были такими: 460 против и 5 за. Пусть теперь плачут, потому что за это время 3 миллиона человек уехало из страны — еще одна эмиграция, самая мозговая! Ведь что такое американская Силиконовая долина? Там 250 тысяч выходцев из России. А вы знаете, что в концерне “Боинг” половина штата — российские инженеры и конструкторы?  

— Так как объяснить, что россияне, которые слывут ленивыми и ненадежными работниками, на Западе расцветают?

— Наш человек там как-то меняется. И в церковь ходит по воскресеньям, и жену не бьет, и хорошо работает, и соседи его уважают. А в скотских условиях человек в скотину превращается.


— В одном из интервью вы посетовали на то, что у нас нет планового хозяйства. Нет ли здесь противоречия с вашими взглядами?

— Не надо передергивать. Я имею в виду не плановое хозяйство, а госплан. Не тот, конечно, который в советское время занимался в основном дележкой гвоздей, хотя и там были сильные хозяйственники. Сегодня нужен сильный мозговой центр, своего рода генеральный штаб. На нас дождь золотой посыпался после 73-го года, и это продолжалось до 85-го года!  

— Так “где деньги, Зин?”

— Ракеты СС-20 развернули, в афганскую войну влезли плюс помощь Эфиопии, Анголе и т.д., поворот северных рек, 60 тысяч танков, которые потом автогеном резать стали. По сумме экстра-доход за 10—12 лет составил около 200 миллиардов долларов. А потом развели руками: ах, почему все повалилось? Кишка тонка оказалась. Не выдержали того расхода, который навалили на себя. Мы отставали по важнейшим направлениям. Маргарет Тэтчер правильно назвала Советский Союз Верхней Вольтой с ракетами. И сейчас все эти телодвижения власти рождаются в кухнях, кабинетах Кремля и зачастую Белого дома. За ними стоит очень небольшая группа людей и за частвую, далеко не самых умных. Я не могу понять, как известного “городского сумасшедшего” Илларионова можно держать в советниках президента. Поезжайте на Канатчикову дачу и можете спокойно палату за палатой приглашать.  

— Где ахиллесова пята нашей экономики?  

— После долгого сидения за забором мы обрадовались и создали так называемую экспортно ориентированную экономику, которая целиком зависит от внешнего рынка. В основном нажимали на то, что шло на ура: на нефть, на газ, металл, но ведь те ключевые вопросы, от которых зависит жизнеспособность экономической системы, не решались. Экономика такой огромной страны, как наша, должна в первую очередь ориентироваться на внутренний рынок, внутреннего потребителя и внутренний доход. Это не только газовая труба, хотя и она тоже важна. После 17-го года приходилось тяжелую промышленность создавать, но мы проскочили, хоть и чудовищной ценой. Но во всем мире движение начиналось естественным порядком: сначала пищевая промышленность, легкая, бытовая техника, жилищное строительство. Это фундамент. А потом уже наверху можно “цацку” приделать — нанотехнологию. Я согласен, что за ней будущее, но она пока не вырастает органично, ее навязывают. Представьте себе Эйфелеву башню, построенную на болоте! Хотя бы четыре опоры по углам поставьте, прежде чем верхние этажи монтировать, иначе строение скособочится.  

— А ждет ли нас новая волна приватизации? Ведь не все еще поделили. Железные дороги, автомагистрали, почта, телеграф — все еще в руках государства.

— Один олигарх, не буду называть его имени, знаете, с чего начал? Спер состав мазута — 50 вагонов — и поехал на Запад. Тогда мазут здесь условно 10 копеек стоил, а там — рубль. Сразу 1000 процентов прибыли! И то, если ты этот состав купил. Тогда главное было купить по внутренним ценам. А залоговые аукционы! Олигархи сумели с помощью чиновников обдурить и государство, и общество. Во-первых, путем бесплатной приватизации, во-вторых, так называемыми залоговыми аукционами. Просто оторопь берет. Попробуйте понять. У меня в бюджете завелись 100 рублей — я их кладу в банк, а потом мне нужно где-нибудь занять 100 рублей. Я обращаюсь в этот же банк. Мне говорят: “Хорошо, дадим вам, а в залог оставьте Норильский комбинат”. Не отдаю деньги, и комбинат остается у них.

 Сейчас есть возможность проделать ту же операцию, но с обратным знаком: “Ребята, у вас денег нет? Оставьте в залог Норильский комбинат!” А когда ситуация чуть-чуть наладится, можно и приватизировать, но не “за так”, а за деньги. Правда, для такого шага нужно много храбрости, силы и твердости. У меня одна цифра в голове насмерть застряла: полная приватизация государственных активов в Боливии принесла стране 90 миллиардов долларов, а российскому бюджету за все ельцинские времена и позже — 9 миллиардов долларов! Так вот, теперь можно приватизировать, только по-честному. Я вовсе не против частного управления заводами, но только без кистеня на большой дороге!  

— Как вы думаете, будет ли новая мировая валюта, которая потеснит доллар?  

— Не считаю разговор серьезным, потому что в мире нет ни одного, даже крохотного государства, которое было бы заинтересовано в том, чтобы доллар рухнул. Пока американцы занимают свое место в мировой экономике, доллары нужны всем. У китайцев порядка триллиона в американских ценных бумагах. Китайцы шантажируют американцев. Они специально держат заниженный курс юаня, чтобы их шмотье легче пробивалось на американский рынок. 

— У вас есть работа, которая называется “Россия через 50 лет — возможные сценарии будущего”. В 2050 году будет лучше?  

— Поскольку я больше занимаюсь внешней политикой, я скажу, что у нас есть реальная угроза развалиться. Нельзя забывать великого человека де Голля. Его спрашивали: “А почему вы говорите, что Европа от Атлантики до Урала. А дальше что?” — “А за Уралом все китайское!” Генерал, конечно, преувеличивал, но Сибирь и Дальний Восток могут отделиться. Останется Московское княжество — тоже можно жить. За пессимистический сценарий — 49 процентов, за оптимистический — 51.  

— Чем сердце успокоится?  

— Боюсь хоть малейшую ответственность взять на себя. Я думаю, что кризис прошибет некоторые чугунные головы наверху и заставит общество понять, что олигархи не могут больше командовать российской экономикой. Они умеют действовать только в период воровского безвременья. Настоящую рыночную экономику пусть на какое-то время заменит государственная, которая даст дорогу малому и среднему бизнесу.  

— Николай Петрович, если бы знали, чем дело кончится, стали бы печатать вашу статью “Авансы и долги”?  

— Нет, лучше бы я про любовь писал.