К Лаврентию Палычу
Директор Института экономики РАН Руслан Гринберг не так давно лихо сформулировал: «Для хорошего инвестклимата нужны либо Сталин с Лаврентием Палычем, либо скучная скандинавская демократия. Мы находимся посередине». И ведь действительно, до Лаврентия Палыча нам совсем не так далеко, как кажется.
Есть свежая гроздь законодательных инициатив от людей в погонах на синих мундирах и с фуражками того же памятного цвета.
Остановлюсь лишь на том законопроекте, где Следственный комитет предлагает ввести в Налоговый кодекс категории «мнимых» и «притворных» хозяйственных операций. Цель этого документа — та самая деофшоризация страны, о которой говорится давно. Но предлагаемый способ решения задачи еще старше.
Если пока еще главный официальный вектор состоит в том, что борьба с офшорами — это повышение конкурентоспособности российской юрисдикции, чего можно добиться, лишь вникая в те проблемы, которые заставляют предпринимателей выбирать своим компаниям другую родину, и решая их, то СКР выбрал совсем другой вектор.
Он в том, что нечего копошиться в проблемах предпринимателей, все гораздо проще: вывести все, что минимизирует налоги, с правового поля, то есть попросту запретить. Как сказано классиком: «Держать и не пущать!» Если сделки, которые заключают компании, ведут к уменьшению уплаты налогов в российский бюджет, они как раз и являются «мнимыми» или «притворными». А на их руководителей распространяется уголовная ответственность. Вот такой колымский инвестиционный климат.
Если этот законопроект станет законом, последствия очевидны. Суть в том, что выбор офшоров — это не только бегство от российских налогов. По Налоговому кодексу, российские налоги вовсе не чрезмерно высоки. Дело не в них, а в отсутствии защиты частной собственности, ее сохранность никак не гарантируют ни органы, называющиеся правоохранительными, ни суды, ни налоговое администрирование. Компании, даже крупные, предпочитают не подвергаться риску перехвата собственности, который в России не бывает успешным без активного участия органов власти, в том числе правоохранительных, включая спецслужбы. Законопроект от СКР эти риски многократно усиливает, значит, прямым следствием его принятия будет массовый забег капиталов из России, а их возврата в виде «иностранных» инвестиций или кредитов в прежнем объеме точно не последует. Экономика, и так еле переставляющая заплетающиеся ноги, точно попятится.
Но, может быть, к инициативе СКР не стоит относиться всерьез? Ведь можно вспомнить, как в феврале 2013 года глава СКР Александр Бастрыкин предложил создать в России финансовую полицию. По его мысли, это силовое суперведомство должно было заняться сразу всем — «финансовой» разведкой, противодействием незаконному выводу капиталов за рубеж и даже контролем за распоряжением бюджетными средствами. Идею «отложили».
Резонов для такого действия предостаточно, но мне кажется, не последнюю роль сыграло, как бы наивно это ни прозвучало, слово, и вовсе не Владимира Путина. Слово, найденное для характеристики финансовой полиции министром юстиции Александром Коноваловым, а он сравнил ее с опричниной: «Как у нас принято на Руси… есть некие риски создания чего-то похожего на опричнину с особыми полномочиями, статусом, режимом неприкосновенности».
Здесь Александр Бастрыкин не преуспел, зато он сумел столкнуть лбами Владимира Путина с Дмитрием Медведевым.
Как известно, в 2011 году, в президентство Медведева, МВД было лишено законом права самостоятельно возбуждать дела по налоговому составу, основанием могли быть только материалы налоговой службы, никакой силовой самодеятельности и кормушки на открытии и закрытии уголовных дел. Когда президентом в очередной раз стал Путин, именно СКР возглавил борьбу за реставрацию попранных прав силовиков. Осенью 2013 года Путин внес в Думу законопроект, отменяющий медведевскую либерализацию.
Конфликт на высшем уровне стал явным, когда 12 ноября Медведев публично отозвался на президентский законопроект. «Навозбуждать можно все что угодно. Особенно по заказу и за деньги, что происходит часто, когда одна структура борется с другой», — так жестко о документах, одобренных Путиным, Медведев еще никогда не отзывался, во всяком случае, на публике. Он призвал депутатов задуматься при принятии президентского законопроекта.
Путин с ответом не задержался. 15 ноября он предостерег: «Я еще посмотрю, кто чего по этому поводу говорит. Мы с коллегами поговорим, разберемся. Но здесь вопрос очень просто решается: вынужден буду им напомнить, что есть определенная практика решения вопросов, перед тем как выходить в средства массовой информации. Известно, что если кто-то с чем-то не согласен, как Кудрин сделал в свое время, — он перешел в экспертное сообщество». Намек для Медведева, которого президент, конечно, прямо не упомянул, обидный вдвойне.
Но полностью игнорировать мнение премьера и, главное, делового сообщества, резко выступившего против перспективы делания уголовных дел с налоговым составом самими силовиками, Путин все-таки не стал. 25 ноября, вызвав главу ФНС Михаила Мишустина, он заявил: «В законе можно зафиксировать обязанность правоохранительных органов, в том числе Следственного комитета, запрашивать соответствующие документы из налоговых органов, с тем чтобы в деле документы из налоговой службы всегда присутствовали. О деталях вы поговорите с коллегами, представьте мне согласованные предложения», — дал поручение президент.
Эти «детали», когда они появятся, стоит почитать с лупой. Главное, однако, осталось без изменений: СКР налоговые дела возбуждать может. А вот какими должны быть обязательно запрашиваемые следователями у налоговиков «документы», неясно. И чем больше неясностей останется, тем хуже для предпринимателей. В принципе, следователи могут просто запросить налоговую отчетность разрабатываемой компании и тут же открыть дело на основании собственных оперативных материалов.
Вернемся, однако, от столкновений в верхах к складывающимся на наших глазах тенденциям. Связь между законопроектом, внесенным Путиным, против которого, нарушив субординацию, выступил Медведев, и новым — о «мнимых» и «притворных» сделках — прямая. И тот и другой инициируются СКР, оба из одного и того же налогового пакета. Так что повод для тревоги налицо.
К скучной скандинавской демократии
Движение есть и в противоположном направлении, вот только дорога «к скучной скандинавской демократии» явно длиннее и извилистее.
Зато, если говорить об экономической части маршрута, появились дорожные столбы, отмеряющие путь. Это рейтинг Doing Business от Всемирного банка, на продвижение по ступеням которого ориентировано традиционное, в отличие от синефуражечного, улучшение российского инвестиционного климата.
Еще в мае 2012 года президент Владимир Путин, едва возвратившись в Кремль, подписал указ «О долгосрочной государственной экономической политике», в котором говорится о необходимости принять меры, направленные на повышение позиции России в рейтинге Doing Business до 50-й в 2015 году и до 20-й в 2018 году.
И вот долгожданный заметный успех. 29 октября ВБ в очередной раз опубликовал свой рейтинг, в нем Россия поднялась сразу ровно на 20 позиций. Правда, если в прошлом году оценка проводилась в 11 номинациях, то теперь в 10, поэтому задним числом было пересмотрено и место России в прошлогоднем рейтинге — со 112-го она переместилась на 111-е. Теперь же она занимает 92-е место, так что годовой «шаг» составил не 20, а 19 позиций, что все равно впечатляет. Россия вошла в группу стран, продемонстрировавших наибольшие темпы улучшения благоприятности деловой среды. Страной, поднявшейся за отчетный год на наибольшее число мест в рейтинге Doing Business, стала Украина, переместившаяся со 140-го на 112-е место. Кроме России и Украины в список стран, значительно улучшивших за год свои позиции в рейтинге, вошли Руанда, Косово, Джибути, Филиппины, Кот-д’Ивуар, Бурунди, Гватемала и Македония. Компания пока не скандинавская, но рейтинг есть рейтинг.
Список стран с самыми благоприятными условиями для ведения бизнеса восьмой год подряд возглавил Сингапур. Также в первую пятерку, как и в прошлом году, вошли Гонконг, Новая Зеландия, США и Дания.
В рейтинге страны оцениваются по следующим критериям: открытие бизнеса, получение разрешений на строительство, подключение к энергосетям, регистрация собственности, доступ к кредитам, защита прав инвесторов, уплата налогов, трансграничная торговля, обеспечение соблюдения контрактов и урегулирование банкротств. В 2013 году рейтинг Doing Business представлен в 11-й раз.
Именно под решение задачи восхождения по рейтингу в России рисуется колода «дорожных карт». 29 октября они оказались козырными. Настолько, что уже в день выхода рейтинга о себе заявили те, кто готов, фигурально выражаясь, проделывать в пиджаках дырки под новые ордена. Мэр Москвы Сергей Собянин 29 октября скорострельно прокомментировал восхождение России по рейтингу ВБ так: «Это очевидный прогресс. Это говорит, что в Москве произошли существенные изменения по уменьшению административных барьеров».
Андрей Никитин, гендиректор Агентства стратегических инициатив, был взвешеннее. 29 октября он заявил: «Для нас самое главное — не просто повышение по рейтингу, а чтобы реальные условия ведения бизнеса в стране, особенно в регионах, улучшались». Из чего можно сделать осторожный вывод, что рейтинг — еще не гарантия реального прогресса в условиях ведения бизнеса.
Никитин прав, головокружение от успехов до добра никогда не доводит, тем более что сам рейтинг Doing Business — вовсе не золотой ключик. К нему, оказывается, тоже есть вопросы, и серьезные.
25 июня 2013 года автор индекса Doing Business — Всемирный банк (ВБ) сделал любопытное признание. Независимая комиссия экспертов, которую ВБ попросил исследовать адекватность ежегодного рейтинга Doing Business (привлекательности для ведения бизнеса), на который и ориентируется, раскладывая пасьянс «дорожных карт», российское правительство, призвала отказаться от его составления. Как говорится на сайте, посвященном работе комиссии, эксперты пришли к выводу, что улучшение рейтинга стран часто зависело от незначительных изменений, а ряд оценок субъективны. Эксперты предупреждают: если правительства думают прежде всего о том, как улучшить положение их стран в рейтинге (а российское правительство еще как об этом думает!), то это имеет лишь косвенное отношение к улучшению условий для ведения бизнеса. Как отмечает Bloomberg, руководитель экспертной группы Тревор Мануэль призвал Всемирный банк разработать более адекватную методологию и начать публикацию исследования под новым названием.
Но бюрократия — везде бюрократия. Она в состоянии любой показатель «доработать» под себя, то есть оторвать от реального результата. Это с одной стороны. А с другой — какая же бюрократия вот так запросто откажется от уже «наработанного»?
Во Всемирном банке экспертов выслушали и заявили, что продолжат выпускать Doing Business. И выпускают.
Все это заставляет вспомнить один из моих любимых афоризмов Марка Твена: «Когда цель скрылась из наших глаз, мы удвоили усилия».
Что ж, рейтингу Doing Business до скандинавской демократии далеко. А России — еще дальше. К Лаврентию Палычу гораздо ближе, да и дорога знакомая, вот только прогресс там, куда дольше и труднее.
Дорогу осилит только идущий.
