Не совсем. Хотя решение было принято единогласно, интрига сохранялась до последнего момента. Причем усилиями России, которая занимала особую позицию. Так, накануне встречи Reuters сообщил: «Главный риск — решение России». 28 ноября министр нефти Саудовской Аравии Халед Аль-Фалих признал наличие разных подходов к продлению срока соглашения о самоограничении производства нефти стран ОПЕК и других крупных нефтедобывающих стран, «таких как Россия». 29 ноября The Wall Street Journal отмечал, что Россия и Саудовская Аравия с трудом пытаются договориться и уладить разногласия по поводу срока продления нефтяной сделки.
В чем различие позиций Москвы и Эр-Рияда? Главная стратегическая цель Саудовской Аравии — провести успешное размещение акций национальной нефтедобывающей нефтяной компании Saudi Aramco. Это ключ к программе намечаемых преобразований в королевстве. Размещение намечено на 2018 год, значит, для Эр-Рияда принципиально важно обеспечить условия высоких цен на нефть как минимум до момента размещения акций. Именно в этом главный мотив пролонгации соглашения на весь 2018 год, на чем настаивала Саудовская Аравия.
Позиция России — сыграть на безальтернативности подхода саудитов к собственной выгоде. При этом есть общая заинтересованность государственных бюджетов обеих стран в сохранении цен на нефть на уровне не ниже достигнутого. Здесь стоит отметить, что зависимость от нефтяной конъюнктуры бюджета аравийского королевства существенно выше, чем российского бюджета, а бюджетный дефицит гораздо выше российского. Но, с другой стороны, есть явная заинтересованность российских нефтяных компаний выйти из ограничений добычи и занять новые ниши на рынке за счет новых поставок при попытке успеть застать еще высокие цены. Именно в этом контексте следует рассматривать снова появившиеся на лентах информагентств накануне 30 ноября заявления российских нефтяников о том, что себестоимость добычи нефти в России ниже, чем в Саудовской Аравии. Дело даже не в том, в какой мере это соответствует действительности, суть — в готовности вырыть томагавк войны нефтяных цен, воюя как с американскими сланцевыми производителями, так и с саудовскими пока партнерами по соглашению ОПЕК+.
Не знаю, насколько рационален выбор в пользу наращивания добычи нефти при одновременном падении цен? По-моему, здесь налицо поле для исследований специалистов в модной сегодня поведенческой экономике, в предмет которой входит признание и изучение иррациональности многих принимаемых решений.
В конечном итоге возобладал, конечно, российский государственный, а не компанейский подход. Россия поддержала продление моратория на расширение добычи нефти до конца 2018 года. Но сохранявшаяся интрига позволила некоторым американским комментаторам провозгласить Владимира Путина «царем» ОПЕК.
Но что же Россия выиграла, согласившись с саудовским планом продления моратория? Ведь упомянутые переговоры России с лидером ОПЕК Саудовской Аравии, шедшие практически до последнего момента, представляли собой, конечно, не поиски чистой истины, а торговлю.
Во-первых, 30 ноября речь шла о продлении ограничений исключительно на добычу нефти. Хотя до этого активно обсуждалось закономерное распространение ограничений и на экспорт нефти. Это один из локальных выигрышей Москвы, потому что общий объем экспорта нефти из России при соблюдении ограничений на ее добычу с января по сентябрь 2017 года, например, вырос, по данным отечественного Минэнерго, примерно на 2%.
Во-вторых, именно Россия поставила резонный вопрос: чтобы не оказаться заложниками рыночных ожиданий, участники ОПЕК+ должны продумать механизм прекращения действия соглашения. И лучше сделать его публичным и достаточно прозрачным, базирующимся на четких количественных показателях. Нужна некая формула, отражающая связь добычи нефти стран-участниц соглашения с текущим балансом спроса и предложения или с уровнем коммерческих запасов нефти в странах ОЭСР. На сегодня ключевым показателем, который отслеживают страны ОПЕК+, являются именно эти запасы. С начала 2017 года они сократились на 3%.
Если Россия станет основным разработчиком искомой «формулы» (должна быть представлена к июню 2018 года), как было предложено 30 ноября, то сможет заложить в нее параметры, учитывающие в первую очередь российские интересы. В конце концов, еще Козьма Прутков говаривал: «Прежде чем войти, подумай, как оттуда выйти».
А что же цены на нефть, ради которых все и затевалось? На решение, принятое 30 ноября, они отозвались нейтрально. А могли и вовсе упасть, как это было в мае 2017 года, сразу после заседания ОПЕК. По сути, это означает, что участники ОПЕК+ не разочаровали рынок. А дальше?
Вот прогноз министра энергетики Александра Новака: «Я остаюсь при том мнении, что в следующем году цена будет между 50 и 60 долларами за баррель. Мы такие цены называли и на 2017 год, и на 2018 год».
Есть близкий, но более подробный прогноз от инвестиционных банкиров. The Wall Street Journal в конце ноября опросил 14 банкиров: цены на нефть Brent в следующем году в среднем составят 56 долларов за баррель, что на 2 доллара выше прогноза октября. Средняя цена нефти Brent в 2019 году достигнет 58 долларов, а в 2020 году — 60 долларов.
Что ж, что бы ни говорили прогнозисты, российская экономика всегда жила нехитрой формулой: нефть не выдаст — свинья не съест.
