Рядовые граждане и власть ждут от экономики разного. Граждане — роста доходов, и не по подсчетам Росстата, а ощутимых в семейном бюджете, новых рабочих мест, снижения цен, снижения ставок по кредитам. Власть тоже рада низкой инфляции, которая, в частности, поднимает из отрицательных значений реальные доходы. Но на самом деле ее больше заботит другое. Прежде всего — состояние бюджета. Потому что это и есть те «закрома», которые чем полнее, тем больше степеней свободы в использовании госсредств.
На одном из ток-шоу на телевидении председатель Счетной палаты Татьяна Голикова однажды обмолвилась, что 2009 год «мы прошли хорошо». Мне повезло участвовать в той же программе, и я напомнил, что тогда падение ВВП России составило 7,8%, это был худший показатель среди стран «Большой двадцатки». Что же в этом хорошего? Голикова уточнила: «Я имела в виду бюджет». Понимаю, Счетная палата занимается не всей экономикой, а контролем за использованием госсредств — бюджетом прежде всего, но все равно оговорка, что называется, по Фрейду.
Конечно, сохранение относительно широких возможностей бюджета в 2009 году (за счет тех самых резервных фондов, которых не было бы, если бы, как предлагают многие популисты от экономики, сверхдоходы бюджета не сберегались в том числе в бумагах казначейства США, а вкладывались бы в экономику) позволило смягчить многие экономические и прежде всего социальные проявления кризиса. Увы, прежних резервов уже нет. Но в любом случае для власти приоритетны интересы бюджета, а не экономики в целом.
Если бюджет — это общий баланс возможностей и намерений государства, то платежный баланс — это показатель текущей внешней уязвимости или неуязвимости экономики. Он тоже важен для власти.
Оба эти индикатора сегодня почти лучатся оптимизмом. По последним данным ЦБ, профицит текущего счета платежного баланса составил в октябре $2,3 млрд, тогда как год назад был дефицит в $0,4 млрд. За 10 месяцев 2017 года профицит составил $28,9 млрд, почти вдвое больше, чем год назад ($14,9 млрд).
Есть, правда, и негатив. Если обратить внимание на счет движения капиталов, то выяснится, что его дефицит в октябре составил $2,8 млрд, то есть сумму, превышающую профицит по текущим операциям. Но в целом все выглядит существенно лучше, чем год назад. Если же обратиться к бюджету, то с ним тоже все под контролем, а будет, как обещает министр экономического развития Максим Орешкин, еще лучше. Об этом позаботится, как и о платежном балансе, нефть. «Я думаю, прогнозы наши по нефти с высокой вероятностью будут повышаться, и по 2017 году она окажется, конечно, выше нашего прогноза. И в 2018 году, когда мы в апреле будем пересматривать, с высокой вероятностью прогноз цен на нефть повысим. Как минимум на уровень $50 за баррель, может быть, и выше» — вот так выглядит нефтяное будущее по Орешкину, в текущем прогнозе цена барреля в 2018 году зафиксирована в $43,8.
Да, нефть делает, что может. Но для правительства и ЦБ нынешнее состояние приближено к идеальному. Настолько, что можно обеспечить и вишенку на торте. Это неустойчивость и слабость рубля, несмотря на высокие цены на нефть. Слабость рубля выгода и с точки зрения рублевого пополнения бюджета от нефтяных цен, и с точки зрения подталкивания экономики к росту. А уж обеспечить независимость рубля от нефти в сторону снижения валютного курса нетрудно. Это и закупки валюты Минфином, и новые валютные кредиты госбанков, и большая свобода рук ЦБ в снижении процентной ставки.
Сочетание надежного бюджета, не вызывающего беспокойства платежного баланса с относительно слабым рублем, — это и есть идеал для правительства и ЦБ.
