Говорят: «Я не миллион рублей, чтобы нравиться всем!». Миллион отложим и тогда убедимся, что рубль нравится далеко не всем. Из тех, конечно, кто живет в рублевом пространстве. Точнее, не сам рубль, а его соотношение с другими валютами.
Когда рубль падает, все вспоминают, что по Конституции за стабильность национальной валюты отвечает ЦБ, который, отметим сразу, это положение основного закона недолюбливает и пролистывает. И требуют соблюдения Конституции. Когда рубль крепнет настолько, что приведенный им импорт начинает глушить отечественного производителя, как браконьерский динамит карасей в пруду, вспоминают об ответственности властей за поддержку производства. И требуют соответствия.
Так как сделать так, чтобы рубль нравился? У ЦБ есть ответ: рубль отпущен в свободное плавание, его текущий курс — итог рыночных операций, а не ручных манипуляций. Но убеждает опять не всех. Его упрекают в том, что он действует главным образом в интересах валютных заокеанских спекулянтов, а должен — в интересах российской экономики.
И тут возникает сакраментальный вопрос: а кто определит, какой курс рубля в этих интересах?
В желающих с расчетами в руках дать ответ недостатка нет. Но это будет ручное управление. Президент Владимир Путин не раз и не два четко высказывался в поддержку политики свободного курса.
Но, как всегда, есть нюансы. Реальная политика, в том числе и экономическая, не строится на пуританских основаниях.
Эльвира Набиуллина в своих публичных выступлениях всегда была против использования искусственного занижения или завышения курса рубля в каких угодно целях. В ее пользу говорит предыдущий опыт, когда с сентября 2008‑го по конец 2009 года (председателем ЦБ был Сергей Игнатьев) резервы уменьшились на 23%, что не предотвратило девальвации рубля и лишь углубило экономический кризис, так как с рынка изымалась рублевая ликвидность, которая и без того была в дефиците. Но Набиуллина не возражала, когда Минфин начал выкупать с рынка валюту, де-факто реализуя «бюджетное правило». А теперь она заявляет: «В настоящий момент мы считаем возможным вернуться к пополнению резервов после достижения целевого показателя инфляции в 4%».
Разве выход на валютный рынок Минфина и ЦБ не корректируют свободу плавания рубля?
Нет, если бы ЦБ был обычным игроком на рынке. Но это, конечно, не так.
«Нюанс», видимо, в том, что если прописать механизм выхода на валютный рынок Минфина и ЦБ и строго следовать ему, то свобода валютного плавания не пострадает, хотя курс рубля, скорее всего, снизится. С Минфином механизм есть, но рубль устоял. Как будет действовать ЦБ, пока знает (если знает) только он сам. Уверенно можно сказать только то, что $500 млрд как цель пополнения резервов не более чем бюрократическое прикрытие. «Основные направления денежно-кредитной политики на 2017–2019 годы» предполагают возможность пополнения, да и то в оптимистичном сценарии.
А что же сам рубль? 12 мая Максим Орешкин говорил: «При текущих ценах на нефть у нас обменный курс должен выйти где-то на диапазон выше 60 рублей за доллар, где-то 62‑63». Тогда за доллар давали 57,3 рубля — на 10% меньше того, что «должны» были по Орешкину. Отрыв сохраняется.
Свободолюбие рубля питают надежды на рост цен на нефть в результате пролонгации соглашения ОПЕК с неОПЕК о сокращении ее добычи. Шансы на именно такое развитие событий крепнут после того, как его поддержали представители Саудовской Аравии и России.
Кроме нефти, поддержки у рубля нет. Так что на новых 200‑рублевых купюрах впору изображать шейха на верблюде.
А с грядущими рублевыми интервенциями на валютном рынке ЦБ, скорее всего, определится после того, как судьба нефтяного соглашения окончательно прояснится. Ждать недолго.
