— В начале года вы предсказали скорую и резкую девальвацию рубля. Однако с тех пор рубль только укрепился к доллару и евро. Готовы ли вы пересмотреть свой прогноз?
— Девальвация может произойти через год, или полтора, или через три месяца, а может быть, уже завтра. Мы пережили три взрывные девальвации рубля — в 1998, 2008–2009 и 2014 годах, и каждый раз сценарий был одним и тем же. Сначала рубль долго держат, гордятся им как сильным, переоценивают его, а затем его курс обваливается. С середины 1990-х годов у нас нарастает невиданный в мире, гигантский разрыв между реальным эффективным и номинальным эффективным курсом рубля. При этом валютный курс рубля все время отстает от инфляции в России; сейчас — более чем на сотню процентных пунктов. Этот разрыв частично снимается, когда случается падение рубля, а потом все начинается по новой. То есть сначала мы получаем так называемый сильный рубль, самовосхваления по этому поводу, счастье дешево ездить за границу, а потом — снова большой бабах…
— Что влияет на курс рубля в сегодняшней ситуации и что может спровоцировать его откат?
— Рубль — как листок на ветру. Никто не скажет, что ждет его завтра или, к примеру, в следующую среду. Рубль — сырьевая валюта, которая полностью зависит от цен на нефть, газ и другое сырье. А цены на эти товары сами по себе изменяются с высокой амплитудой. Напомню, в 2016 году нефть металась между 27 и 55 долларами за баррель. А годовой максимум и минимум биржевой цены на природный газ отличались в 2,3 раза. Даже золото — еще один экспортный товар — сначала взлетело вверх на 30%, а потом упало в цене на 20%. Словом, нет ничего более изменчивого, чем мировые цены на сырье.
Кроме того, на рубль прямо влияет курс доллара к евро — двух мировых резервных валют: доллар укрепляется — рубль падает, и наоборот. Но в 2016 году доллар качался между 1,04 и 1,15 к евро, что для него — сильный шторм. При этом рубль всегда был и остается спекулятивной валютой, на которую очень сильно воздействуют нерезиденты, а точнее, все те, кто играет с «короткими» деньгами. Масштаб этих операций, по оценке тех, кто «живет» на валютном рынке, очень велик. Поэтому о рубле заранее можно сказать только одно: его курс будет сильно колебаться, и всегда есть вероятность, что «американские горки» для рубля наступят уже завтра. А может быть, если так звезды сойдутся, то через несколько месяцев или через год.
— Но ведь есть же и какие-то сильные стороны у нашей нацвалюты, которые до сих пор удерживают рубль на плаву?
— Самый сильный фактор — временная стабилизация цен на нефть марки Brent в районе 55–57 долларов за баррель и курса доллара к евро в диапазоне 1,05–1,07. Но сколько времени будет продолжаться эта тишь — никто не может предсказать. Если «трампономика» станет реальностью, то она в будущем может привести к крупному падению мировых цен на нефть и газ — ведь США собираются прекратить импорт топлива, будучи крупнейшим покупателем этого товара.
Еще одна «сила» рубля заключается в том, что наша нацвалюта держится за счет спроса на нее, идущего от потока спекулятивных денег, так называемых операций кэрри-трейд. Иными словами, это когда биржевой игрок, часто нерезидент страны, меняет валюту — доллары и евро — на рубли и вкладывает их под высокий процент на короткое время в депозиты, кредиты или другие финансовые инструменты внутри России. Расчет прост: заработать, потом обменять рубли опять на валюту и вывести прибыль к себе в карман. Такие операции приносят сверхвысокую доходность в рублях — 10% и выше плюс прибыль от укрепления рубля. Тихое счастье спекулянта! В любой стране, когда местная валюта переоценена и укрепляется, а внутри страны — сверхвысокий процент, финансовый рынок открыт, возникает буквально штормовой набег операций кэрри-трейд. Это классический механизм запуска финансового кризиса. В России он сработал уже три раза. Опасность состоит в том, что операции кэрри-трейд при широком их развитии в какой-то момент становятся мыльным пузырем. Речь идет о широком потоке спекулятивных денег в страну, который в любой момент, при малейшем намеке для спекулянтов на повышение рисков, может немедленно повернуть обратно. В этом случае произойдет так называемая внезапная остановка капиталов, то есть спекулянты начнут сбрасывать рубль, пытаться избавиться от него как можно быстрее, что приведет к немедленному его падению.
— О каких рисках идет речь?
— Поводом для внезапного поворота может послужить что угодно. Бросок вниз в ценах на нефть, заметное укрепление доллара к евро, «финансовая инфекция» откуда угодно — из Бразилии, Европы, — неприятности в геополитике, снижение Банком России своей ключевой ставки, какое-то политическое событие внутри нашей страны, в котором кэрри-трейдеры могут увидеть угрозу своим капиталам… Мы не знаем сегодня, насколько созрел мыльный пузырь на валютном рынке. Ситуация там известна только руководству Банка России и Московской биржи. Но уже сами курсы рубля 57–58 за доллар, которых никто не ожидал, вызывают общее беспокойство, особенно после курса 70–80 рублей за доллар, к которому все привыкли.
— Насколько же рубль теперь — переоцененная валюта, и выгоден ли он экономике?
— Сегодня наиболее комфортным можно назвать курс 66–67 рублей за доллар. При курсе 70–72 рубля за доллар нацвалюта становится умеренно ослабленной, стимулирует рост производства у нас в стране, ограничивает импорт и вывоз капитала. Такой рубль заманивает иностранцев создавать мощности в России, вместо того чтобы отправлять нам товар из-за границы. Курс в районе 60 рублей за доллар и ниже — это переоцененный рубль, делающий невыгодным несырьевой экспорт и, наоборот, заманивающий импорт в Россию, создающий убытки для бюджета и барьеры для тех, кто хотел бы производить у себя дома. Но все эти оценки и значения валютных курсов весьма непостоянны: инфляция и глобальные финансы все регулярно меняют.
— Одни эксперты беспощадно критикуют денежно-кредитную политику ЦБ и, в частности, тот факт, что в 2014 году рубль был отправлен в свободное плавание. Другие, наоборот, хвалят и заявляют, что тем самым российская экономика была спасена от обвала. Что думаете по этому поводу вы?
— Во-первых, это не совсем свободное плавание рубля. В «минуты роковые» всегда следует административный окрик, а с весны 2016 года Банк России стал заниматься дедолларизацией, то есть так настраивать регулирование банков, чтобы снизить их аппетит к валюте. Микроструктура валютного рынка не раскрыта, но можно быть уверенным, что, так же как и в других областях российской экономики, это рынок олигополии, рынок «крупных слонов». А это уже не совсем рыночная среда и не вполне свободное плавание. Во-вторых, когда с конца 2013 года стала все громче звучать тема свободного плавания, рубль был уже сильно переоценен, готов к очередной большой девальвации. На плаву его держали только цены на нефть выше 110 долларов за баррель. Эта переоцененность вела к тому, что каждое заявление Банка России о свободном плавании вызывало всплеск на валютном рынке, скольжение рубля вниз. Все на рынке понимали, что «свобода» рубля, вывод его за границы коридоров — это немедленное снижение его курса.
Таким образом, разбалансировка рубля началась Центральным Банком, а добило его резкое повышение ключевой ставки ЦБР. Словом, в 2014 году рублю пришлось очень несладко: стремительное падение цен на нефть, глубокое укрепление доллара к евро, украинский кризис, санкции… Однако было много возможностей сделать девальвацию рубля не такой взрывной. Например, можно было мягко снижать рубль, комбинируя рыночные и административные инструменты, выводить его на валютный курс, помогающий экономике, а не бьющий как кувалдой. Пока же в нашей финансовой системе рубль болтается, как шарик на веревке, под воздействием всех ветров и, самое главное, под напором спекулятивных денег кэрри-трейд. Боюсь, нестабильность рубля еще нанесет новый удар по экономике.
Никто не будет отрицать того, что свободное плавание национальной валюты в крупной развитой экономике, сверхнасыщенной деньгами и инвестициями, — это благо. Но мы — не крупная экономика (показатель 1,8% глобального ВВП подтверждает это), не развитая и не насыщенная деньгами: у нас сосредоточено меньше 1% глобальных финансовых активов. Наши финансы — по сути подростковые. Возможно, мы переборщили со свободным плаванием, сделали это слишком рано, и еще придется делать шаг назад при каком-то следующем кризисе.
— Каких дальнейших действий можно ждать от ЦБ, в частности, по изменению ключевой ставки?
— В головы центральных банкиров, принимающих решения, проникнуть нельзя. Но, по моим ощущениям, у них есть идея «крепкого рубля» и уверенность в том, что даже осторожное сокращение процента и рост «по чуть-чуть» доступности кредита чреваты не ростом промышленности, а инфляцией, вывозом капитала, долларизацией экономики. Создается впечатление, что Банк России сейчас попал в ловушку, и значимое снижение ключевой ставки — скажем, на 2% — может быть сигналом для кэрри-трейдеров, чтобы внезапно «остановить капитал», как говорят финансисты. Тогда они все вместе кинутся из рубля в валюту и обрушат рубль из-за падения доходности и роста рисков убыточности этих операций. С другой стороны, вроде бы цены на нефть подросли, экономика чуть оживляется, инфляция падает — и все давно кричат: снижайте ключевую ставку! По моему прогнозу, снижение ключевой ставки будет делаться очень нехотя, может быть, по 0,25–0,5 процентных пункта. В ЦБ явно боятся за рубль, а если вдруг цены на нефть начнут падать, то ключевую ставку могут вообще не снижать.
— Насколько на российскую валюту и российскую экономику в целом может повлиять кредитно-денежная политика США, которая сейчас пока носит неопределенный характер в связи со сменой команды в Белом доме?
— США — это почти четверть глобального ВВП, треть мировых финансовых активов. Доллар — ключевая резервная валюта, в ней номинировано больше 60% глобальных финансов. С начала 2000-х годов цены на сырье очень сильно зависят от курса доллара к евро. Нефть, газ, металлы, зерно — это прежде всего цены товарных деривативов на биржах Чикаго, Нью-Йорка, Лондона… Россия же — сырьевая экономика, которая функционально зависит от цен и спроса на ресурсы, курса доллара, а значит, от того, что происходит в США.
До избрания Трампа США находились в 16–18-летнем, третьем (с начала 1970-х годов) цикле укрепления доллара, формируемом длинным, постепенным ростом ставки Федеральной резервной системы. Здесь нет никакого секрета: обычная политика регулятора, связанная с многолетними бизнес-циклами США. Анализ циклов был прост: до 2018–2019 годов — усиление доллара к евро, низкие цены на нефть (в коридоре 35–65 долларов за баррель), цены на газ, металлы — где-то внизу. Потом — на рубеже 2020-х годов — отскок вверх и много счастья для России.
«Трампономика», если она случится, делает картину сложнее. Первая идея Трампа — «экономика бума»: снизить налоги, убрать административные барьеры, меньше социальных расходов, больше инвестиций из бюджета, вернуть американский бизнес из Китая, Индии и других «мастерских мира». Если это случится, то ФРС, чтобы не допустить перегрева экономики, ответит ростом своей ставки, а это повлечет за собой укрепление доллара и его сильное давление вниз на цены на нефть и другое сырье.
Вторая идея Трампа — достичь независимости от импорта нефти. А это сулит России большие проблемы, так как США — крупнейший мировой импортер «черного золота», и уход этой страны как потребителя с мирового нефтяного рынка означал бы резкое сокращение международного спроса и, значит, падение цен на нефть, газ и другое сырье.
Так что «трампономика» может надолго оставить цены на нефть и газ где-то внизу, а происходящая энергетическая революция, стремление человечества к использованию возобновляемых источников энергии, например солнца и ветра, — сделать их низкими навечно. Для России это вызов из разряда «быть или не быть».
Однако в январе 2017 года в окружении Трампа вдруг заговорили о слишком сильном долларе, о том, что он травмирует экономику, а слабый евро к доллару — это валютное манипулирование. Но слабый доллар в прошлом, а именно — в 2000-х годах, когда на Россию пролился валютный дождь. А теперь мы по-прежнему находимся в пространстве неопределенности, ожидая, как поведут себя страны — большие игроки, думающие о собственных интересах.
