В прошлом году некий чиновник огорошил общественность экспертной оценкой, согласно которой доля государства в нашей экономике составляет 70%. И пошло-поехало: ФАС внесла «страшную» цифру в доклад о конкуренции, а СМИ возвестили о наличии в России государственного капитализма. На самом деле никакого госкапитализма у нас нет. Есть лишь значительный по объему госсектор, главной задачей которого, помимо кормления «ближнего круга», было и остается наполнение «социально ориентированного» бюджета.
Приводить контраргументацию фальшивым «70%» госприсутствия в экономике смысла нет: все уже давно высказались в духе «как считать». Если вычислять по совокупной выручке 500 крупнейших компаний, получится 43%. Если по фондовой капитализации — меньше 40%. А если по чистой прибыли банковского сектора — то все 90%.
Много это или мало, вопрос отдельный — например, в странах ОЭСР средний объем выручки госкомпаний в 2014 г. составил 45% — не лучше ли разобраться, что такое модель госкапитализма и есть ли она в сегодняшней России?
Великий русский ученый Дмитрий Менделеев, кстати, один из разработчиков общего таможенного тарифа России 1891 г., определял роль государства в экономике так (простим Дмитрия Ивановича за витиеватость изложения): «Промышленно-торговую политику страны нельзя правильно понимать, если разуметь под нею только одни таможенные пошлины. Протекционизм подразумевает не их только, а всю совокупность мероприятий государства, благоприятствующих промыслам и торговле и к ним приноравливаемых, от школ до внешней политики, от дороги до банков, от законоположений до всемирных выставок, от бороньбы земли до скорости перевозки. И в этом смысле нет и быть не может государственной «практики», чуждой протекционизма. Он обязателен и составляет общую формулу, в которой таможенные пошлины только малая часть целого».
По Менделееву получается, что государство, заинтересованное в устойчивом экономическом росте, просто обязано заботиться об устойчивости национальной валюты, о развитии образования, законодательном переложении на российскую почву основных капиталистических институтов, искусности во внешнеэкономической сфере, модернизации финансовой системы, улучшении транспортной инфраструктуры. Так должен выглядеть госкапитализм.
Всего этого в России за последние четверть века не было, как нет и сейчас.
Но, может, госкапитализм нужен, если возникает абстрактный сословный конфликт? Скажем, интересы промышленных воротил сосредотачиваются вокруг уничтожения остатков социалистических пережитков, а сельскохозяйственные латифундисты, наоборот, хотят сохранения полуколхозных отношений в аграрном секторе?
И тут мимо. Нет у нас ни успешных, поднявшихся «с нуля» промышленников, ни удачливых аграриев. Не говоря уже о конфликте между ними. Конфликт есть, но с государством.
А вдруг госкапитализм призван ускорить путем государственного вмешательства в экономику переход от социалистической модели хозяйствования с ее государственной собственностью на средства производства, централизованным планированием, директивным ценообразованием к капиталистической модели со свободным рынком, здоровой конкуренцией, защищенными предпринимательскими правами и созидательной инициативой?
Возможно, но за 25 лет новой жизни ничего подобного в нашей экономике не наблюдалось. Наоборот, все эти годы рынки при непосредственном участии государства монополизировались, конкуренция сложилась разве что среди правительственных и правоохранительных «решал» и лоббистов, а права собственности превратились в «бумажки, приобретенные жульническим путем».
Если уж и говорить о госкапитализме в современной России, то исключительно в части неусыпной охраны итогов несправедливой приватизации. Когда ворье прямо на наших глазах перерождается в «спасителей Отечества», а выжившие в гайдаровском геноциде — в свидетелей грандиозного (и успешного) эксперимента. В этом случае государство играет роль защитной дамбы, не позволяющей народному недовольству выйти из берегов и затопить кривые ростки нарождающегося экономического уклада.
Самое интересное, что госкапитализм как промежуточная стадия перехода экономики от прежнего отсталого порядка к современному прогрессивному устройству присутствовал в истории успехов всех лидирующих нынче стран: Англии, США, Германии, Франции, Японии, Южной Кореи, Китая и многих других.
В Китае, например, реформы начались с того, что в 1978 г. (в тот период более 90% цен устанавливалось государством) нескольким госпредприятиям провинции Сычуань разрешили реализовывать продукцию, выпущенную сверх госзаказа, по договорным ценам, а на вырученные средства приобретать сырье и комплектующие на рыночных условиях.
Через несколько лет эксперимент был признан удачным, и хозрасчетный алгоритм распространили на все китайские предприятия. В середине 1980-х стало очевидно, что договорные (рыночные) и контролируемые (государственные) цены на основные товары промежуточного и конечного потребления отличаются в разы: так, рыночные цены на сталь превышали директивные в три раза.
В 1988 г. китайское руководство решило отпустить цены и тут же столкнулось с панической скупкой населением потребительских товаров, массовым снятием банковских вкладов и фактической остановкой кредитования. Через четыре месяца государственный контроль над ценами был восстановлен, и даже в 1997 г., через 20 лет после начала реформ, государство контролировало 12% цен.
Разница между Китаем и Россией в том, что в Китае годами выстраивался госкапитализм, ныне постепенно отдающий все больше функций рыночной экономике, а в России четверть века назад новое руководство было озабочено сохранением упавшей к их ногам власти. И никаких вам исследований польского, чешского или китайского опыта. Не до того было.
Как позднее откровенничал бывший вице-премьер Анатолий Чубайс, «у коммунистических руководителей была огромная власть — политическая, административная, финансовая. Они были неизменно связаны с коммунистической партией. Нам нужно было от них избавляться, а у нас не было на это времени. Счет шел не на месяцы, а на дни. Мы не могли выбирать межу «честной» и «нечестной» приватизацией, потому что честная приватизация предполагает четкие правила, установленные сильным государством, которое может обеспечить соблюдение законов. В начале 1990-х у нас не было ни государства, ни правопорядка».
Вопросы еще есть?
Так что никакого государственного капитализма в России нет. Не нужно путать госкапитализм как планомерные усилия власти по реформированию экономических отношений с госсектором, отличительной чертой которого являются принадлежащие государству права собственности на производственное имущество да стабильные платежи в бюджет.
К слову, ничего плохого в госсобственности на средства производства, тем более в сырьевом секторе, нет: давно доказано, что эффективность работы компаний зависит не от прав собственности, а от менеджмента, точнее, от уровня его компетенций. А все разговоры о снижении доли государства в экономике — либо от глупости, либо от желания подзаработать на разгосударствлении того или иного «сладкого» актива. Что, кстати, не так давно блестяще проиллюстрировал бывший министр экономического развития страны.
В современном мире Россия — одна из немногих стран, где внутренний рынок продувается всеми возможными экономическими ветрами, национальная валюта приносит валютным спекулянтам до 21% в год навара, а высшие чиновники продаются по мировым меркам за копейки. И Центробанк с Минфином у нас, как и рубль, лучшие в мире — где еще вам предложат гарантированные государством облигации под 10% годовых, а потом будут удивляться, почему коммерческие банки, имеющие железобетонную доходность в 10%, не хотят кредитовать предприятия по низким процентным ставкам?
И так, по всей вероятности, будет продолжаться еще долго, пока в экономике главенствуют интересы не граждан, а нескольких человек из своего сообщества, пока дозированный консерватизм подменяется оголтелым ретроградством, пока справедливые законодательные уложения уступают место неформальным «понятийным» установкам, пока население подогревается параноидальным ожиданием международной и внутренней опасности.
В последнее время предложений по выходу из затяжного экономического пике рождается превеликое множество, и многие из них достойны самого пристального внимания. Однако их разработчики не учитывают, что предлагаемые меры станут реализуемыми при одном условии: когда верх в экономике возьмет реальный, а не бутафорский госкапитализм, сменив разношерстную команду чиновников, прикрывающих жулье из лихих 90-х.
