Поиск цикличности, исторических аналогий — известная забава экономистов. В последние дни сопоставлению промежуточных итогов прошлого развития России с современностью предаются многие исследователи. В преддверии нового, 2017 года параллель напрашивается сама собой — это приснопамятный 1988-й.
Не нужно с порога возражать, что тогда, мол, был социализм с госсобственностью на средства производства, централизованным планированием и директивным ценообразованием, а сегодня у нас рынок со всем его многообразием. И про сотовую связь с банковскими картами упоминать не надо — все это мы знаем. Разговор не об основах, но о подобии.
Итак, следите.
В конце 1987 г. цены на нефть уже два года были непривычно низкими: в тот год среднегодовая цена за баррель составила 18 долл., тогда как в 1985 г. — 28 долл., а в 1980 г. — 37 долл. в тех ценах. К слову, в 1988 г. цена барреля упала еще глубже, до 14 долл. Впрочем, сальдо внешнеторгового баланса СССР пока было положительным.
В конце 2016 г. баррель также уже два года как уценился наполовину: в январе-ноябре 2016 г. — 41 долл., тогда как в 2015 г. — 51 долл., а в 2014 г. — 98 долл. Хотя сальдо внешнеторгового баланса в плюсе, пусть положительный итог и снижается.
Еще одно совпадение: высокие цены на нефть держались, что тогда, что сейчас, по 12 лет (во втором случае — с перерывом в конце нулевых).
В конце 1987 г. набирал обороты дефицит госбюджета, доходивший до 20% доходов и покрывавшийся нараставшими внешними заимствованиями: в 1986 г. иностранная задолженность СССР равнялась 31 млрд долл., в 1987 г. — 38 млрд, в 1988 г. — 42 млрд, а в год распада СССР — 68 млрд долл.
В конце 2016 г. дефицит федерального бюджета, по предварительной оценке, составит больше 2 трлн рублей (в 2014 г. был профицит в 0,7 трлн, в 2015 г. — дефицит в 2 трлн рублей, или 14% доходов). В отличие от 1980-х власть пока не столько занимает, сколько распродает лучшие активы, преподнося сделки по продаже сверхприбыльных госкомпаний как величайшие достижения. 30 лет назад были абсолютно те же фанфары, только от получения зарубежных кредитов.
В конце 1987 г. Советский Союз привычно жил под западными санкциями: действовала поправка Джексона-Вэника, введены ограничения после вторжения советских войск в Афганистан 25 декабря 1979 г., объявления чрезвычайного положения в Польше 13 декабря 1981 г., уничтожения советской ПВО южнокорейского Boeing 1 сентября 1983 г.
В конце 2016 г. Россия также свыклась с санкциями, объявленными Актом Магнитского, с ограничениями и запретами после Крыма и Севастополя, Донбасса и Сирии.
Еще несколько схожих показателей. Численность населения за прошедшие десятилетия изменилась не сильно: в 1987 г. в РСФСР проживало чуть больше 145 млн человек, в 2015 г. в России — около 147 млн человек. Незначительные подвижки произошли и в ожидаемой продолжительности жизни при рождении: в 1987 г. по РСФСР она составила 70 лет, в 2015 г. по России — 71 год. Зато страна резко продвинулась по экспорту углеводородов: в 2015 г. Россия по сравнению с Советским Союзом образца 1987 г. продавала нефти больше в два раза, нефтепродуктов — в три раза, природного газа (включая сжиженный) — в 2,5 раза. Что, впрочем, объяснимо: расходы на государственное сибаритство выросли.
Как и тогда, нынче общество вовсю бьется с бюрократией, только в те годы она именовалась «номенклатурой». Руководящая и направляющая партия в современной России также одна, прочих участников политического ландшафта можно приравнять к профсоюзам, комсомолу, народному контролю или ДОСААФ. Даже главное здание страны (то, что на Старой площади) и то прежнее: в 1987 г. там располагался ЦК КПСС, а нынче — Администрация Президента.
Стабильность, преемственность проявляется и в аналитических деталях, например, в потреблении. Гайдаровские адепты в оправдание геноцида начала 1990-х нередко прибегают к передергиванию: мол, до нас колбасы не было, а при нас она появилась. Это так, подтасовка же в том, что у подавляющей части населения на приобретение той «либеральной» колбасы попросту не было денег. Зашли в коммерческий магазин, сглотнули безденежную слезу и пошли в госторговлю в поисках дешевого пропитания.
Нынче ситуация схожая: в 2016 г. реальное потребление продовольствия сократилось на четверть, продукты доступны, но денег на них нет. Россия, как некогда поздний СССР, сползает в массовую потребительскую бедность, и случаи, когда остатки советской интеллигенции снова начинают побираться на улицах, становятся все более частыми. Молодежь же идет известными тропами, прибегая к мелким разбоям, осваивая панель, нащупывая альтернативную реальность в наркотиках и их эрзацах.
В наступающем году в некоторых регионах, скорее всего, будут введены продовольственные талоны. Как в 1988-м, когда главной задачей власти также была поддержка потребления.
С ширпотребом аналогичная история. Сегодня вся страна — снова позабытый ныне Рижский рынок, где можно было за недорого купить дешевые подделки модных брендов. Что до товаров длительного пользования, то в бытовом благосостоянии произошла смена лидера: перестроечные цветные телевизоры и видеомагнитофоны уступили первенство автомобилям.
Поразительно, но в наши дни цена хороших авто, как «видеодвоек» в конце 1980-х, вновь стала тождественной жилью, железки опять равноценны крыше над головой. В перестройку сдвоенные импортные телевизор с видеомагнитофоном стоили 10–11 тыс. рублей, столько же, сколько двухкомнатная квартира у маклеров, а сносную «однушку» можно было приобрести за 6–7 тысяч, по цене «Жигулей». Нынче однокомнатная квартира на приличной окраине оценивается в 4–5 млн рублей. Как престижная, но не самая навороченная иномарка.
Деградация потребления отчетливее видится сквозь призму алкогольных напитков. Не будем говорить об «элитах» в крупных городах, эта узкая прослойка по-прежнему не испытывает особых затруднений при нечастом приобретении горячительного. Что до остальных, то лучше всего о доступности алкоголя говорят результаты одного «приглаженного» социологического исследования, согласно которому алкогольными суррогатами в силу их дешевизны регулярно балуются 15 млн россиян, или 10% населения. Прямо как в позднем СССР.
О чем это говорит вкупе с недавней иркутской трагедией, когда в результате употребления концентрата для ванн «Боярышник» на тот свет отправились десятки и десятки человек? Все о том же: фактическая доступность легального спиртного повторно низка. Только во второй половине 1980-х досягаемость была перекрыта сумасбродной антиалкогольной кампанией (хотя водку всегда можно было приобрести у спекулянтов или переключиться на самогон), а сегодня — запретительными ценами.
«Маргиналы», — скажет кто-то о погибших и в чем-то будет прав, особенно если проигнорировать то, что в настоящее время до половины населения находится за чертой реальной, а не официальной бедности. Хорошо, кстати, устроилось родное государство: наши доходы оно считает и по номиналу, и в реальном выражении, а бедность — исключительно статистически. Как и инфляцию, показатели которой не бьются с жизнью по причине отсутствия в подсчетах «коммуналки», транспортных тарифов, цен на бензин и дизтопливо.
«Пять копеек» об институтах, в частности о правоохранительной системе. В 1987 г. новояз «рэкет» занимал все более прочные позиции в русском разговорном языке. Кто-то из расцветавших в те годы ОПГ мнил себя Робин Гудом, кто-то не смог найти своим спортивным навыкам другого применения, кто-то, воспользовавшись нараставшей правовой вакханалией, видел в понятийной системе, альтернативных «третейских» судах, нарождавшейся бандитско-сетевой сословности верный способ быстрого обогащения.
Нынче неправовые методы вместе с понятийным аппаратом и отчасти даже сленгом переняли те, кто по присяге должен избавлять общество от преступной нечисти. Что с того, что президент в качестве наказания силовикам, повинным в разрушении бизнеса, прописал «десяточку»? Проблема в том, что бизнес, как правило, сам и только сам, добровольно и без принуждения (право слово, какой может быть нажим в СИЗО или на домашнем аресте с дамокловым мечом неминуемого реального срока?) отказывается от своих активов. Как и в те далекие уже годы, только тогда в ходу были утюги, паяльники и экскурсии в лес.
«Совок» в худших его проявлениях невооруженным глазом виден и в государственном управлении экономикой. Как и в конце 1987 г., сегодня на марше оголтелые рыночники, ошметки экономической науки, считающие народ в лучшем случае ротой солдат, подчиняющейся любым приказам.
Взять хотя бы бредовую модель выхода из кризиса, исповедуемую нынешним правительством: сегодня ограничим потребление (снова потребление), «затянем пояса» и начнем сберегать, зато завтра, когда сбережения по волшебству трансформируются в инвестиции и начнут работать, заживем припеваючи. В вакууме, возможно, это сыграет, хотя не факт, а в жизни работают не деньги, а люди.
Одна из главных ошибок «светочей перестройки» как и нынешних «реформаторов» — это игнорирование простой истины: реформы должны сочетаться не только со здравым смыслом, но и с фактическим моментом времени. Другими словами, что было хорошо вчера, сегодня может быть непригодно. Но если в конце 1987 г. у СССР был определенный запас прочности для экспериментирования, то у нынешней России его практически нет. Главное — не опережать график.
Под конец предновогоднее пожелание: в будущем году подсматривайте за все более хаотичными движениями правительства, находите аналогии с перестроечными временами и корректируйте свои экономические предпочтения. Времена впереди, скажем мягко в честь праздника, непростые.
С Новым, 1988 годом, господа-товарищи.
