Валериан Куйбышев, председатель Высшего совета народного хозяйства в 1929 году, писал, что мы не можем разрешить конкуренцию между производителями, иначе придется вернуть предприятия их бывшим собственникам. Зато мы можем обеспечить дефицит товаров и тем самым принудить работников к конкуренции за право их получения. Собственно, знаменитое движение стахановцев и было создано по этим рельсам.
Однако возникает вопрос: а все ли было правильно сделано в 1990-е, чтобы перевести госэкономику на рыночные рельсы? Не заплатили ли мы за это слишком высокую и ненужную цену? Ведь сейчас нашим бывшим союзным республикам далеко до общего союзного уровня. А уровень жизни желает лучшего, особенно после целого ряда кризисов.
Поэтому мы решили опросить ряд и известных экономистов, которые уже четверть века назад занимали вполне авторитетные госдолжности, а также совсем на тот момент молодых людей, но сделавших потом успешную профессиональную карьеру, чтобы узнать ответы на следующие вопросы.
1. 25 лет назад СССР после путча ГКЧП и советская экономика стремительно развалились. Правительство Бориса Ельцина начало перестраивать страну на рыночные рельсы. Правильно ли это было сделано? К чему это привело в ретроспективе через четверть века?
2. Удовлетворены ли вы этим результатом? Может, сегодня также нужны какие-то серьезные и радикальные реформы? А может быть, снова вернуться к плановой государственной экономике?
Андрей Нечаев, в 1991 году заместитель директора по научной работе Института экономической политики народного хозяйства при Правительстве СССР и Академии наук СССР, с ноября 1991 по февраль 1992 года — первый заместитель министра экономики и финансов РСФСР, с февраля 1992 по март 1993 года — министр экономики:
— Де-факто российскую экономику по всем параметрам накануне путча ГКЧП ожидал коллапс. Комитет воспользовался моментом и развернул пропаганду среди населения, что именно его политика способна вывести страну из жесточайшего кризиса. Кто-то этому поверил, кто-то нет. Однако уже на первый взгляд это попахивало откровенным популизмом, чем, собственно, оно и являлось.
Тогда я был заместителем Егора Гайдара по науке в Институте экономической политики. Мы Гайдаром и нашими коллегами написали документ, который я вспоминаю до сих пор. Он назывался «Экономическая программа хунты».
Мы разобрали ставшие известными к тому времени намерения ГКЧП. Мы отправили эту программу на радио и телевидение, в газеты и журналы. И, собственно, самому Борису Ельцину. Мы проделали очень серьезный анализ того, что нам навязывали «путчисты», и дали объяснение, почему все это было абсолютным популизмом. Лозунги о возвращении к стабильной и бездефицитной жизни предлагались, но никакие реальные способы достижения этой цели предложены не были.
В результате после поражения ГКЧП пришлось принимать самые радикальные и очень болезненные меры. Прежде всего 1 января 1992 года была проведена либерализация цен. Несмотря на все последствия, она привела к избавлению от продуктового дефицита. Но так как эта мера была и запоздалой, и крайне вынужденной, она привела к галопирующей гиперинфляции и потере банковских вкладов населения.
До сих пор многие экономисты и политики спорят, можно ли было воспользоваться другими, более мягкими, уже проверенными инструментами. Например, использовать китайскую модель реформирования экономики.
Суть этой модели, которая была реализована в Поднебесной в конце 1980-х — начале 1990-х годов, заключается в следующем. «Контрольный пакет» крупнейших государственных компаний и банков сохраняется в руках ЦК Коммунистической партии Китая. Пекин разрешил использовать рыночные механизмы только малому и среднему бизнесу, иностранным инвесторам, а, самое главное, в сельскохозяйственной отрасли.
Итоги налицо. Китайская экономика за последние примерно 30 лет увеличилась в несколько раз. В начале 2000-х годов она росла на 10–11% в год. И только в последние годы — лишь на 6–7%. Какие страны могут похвастаться такими успехами?
Мы пропустили такую возможность. Что-то такое мог бы сделать раньше китайцев председатель правительства СССР Алексей Косыгин, проводя свою экономическую реформу 1965–1967 годов. Впрочем, генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев тоже мог вернуться к этой теме в 1985–1987 годах. Но этого не произошло.
В 1991–1992 годах уже было ясно, что такие меры были запоздавшими. Поэтому требовались радикальные шаги, которые и были осуществлены, наподобие либерализации цен.
Что необходимо делать в настоящее время? Очевидно, что возвращение к плановой экономике бесперспективно. Нужны кардинальные реформы. Необходимы реформы социальной сферы, системы образования, пенсионной системы, здравоохранения.
При этом способы, которые использовались в 2000-е годы, повторять не стоит. Тогда наша страна делала ставку на сырьевую составляющую. Не стоит забывать, что тогда широко применялись коррупционные методы ведения бизнеса. Это мешало развитию российской экономики в целом.
Вместе с этим «закручивать гайки» со стороны государства совершенно нецелесообразно.
Никита Масленников, руководитель направления «Финансы и экономика» Института современного развития, в 1991 году редактор журнала «Свободная мысль» (ранее журнал «Коммунист»), в 1993–1998 годах — помощник председателя Правительства России Виктора Черномырдина:
— Ни у кого нет сомнений, что именно ГКЧП окончательно обрушил СССР и его экономику. Тогда оставался только один путь — поставить страну на рыночные рельсы. Иначе нам грозила экономическая, финансовая, политическая, а главное, продовольственная катастрофа.
Можно сейчас долго спорить, правильным ли способом это было сделано. Но ясно одно — другого выхода тогда не существовало. А способ, выбранный правительством Бориса Ельцина, был обусловлен определенными политическими факторами. Поэтому реформы Егора Гайдара сложно осуждать.
Что касается приватизационных процессов, которые тогда начались, то можно было, конечно, поступить иначе. Можно было начинать не с крупных предприятий, относящихся к нефтяному и металлургическому сектору, а со среднего и малого производства, а в особенности с розничной торговли. Но в силу обстоятельств того времени все было сделано так, как было сделано.
Как показывает 25-летний опыт развития России, все это привело к тому, что в настоящее время наша экономика является «недорыночной». Около 60% предприятий, банков, инфраструктуры и так далее находится в собственности государства. Поэтому искать новые пути развития, проводить структурные реформы крайне необходимо. В нынешних условиях нефть и другие сырьевые источники способны давать лишь 1,5–2% ВВП.
Необходима серьезная «перезагрузка» бюджетных расходов. Нужно резать неэффективные расходы казны в пользу нуждающихся в дофинансировании секторов. Не секрет, что здравоохранение, образование, спорт, инфраструктура до сих пор недополучают необходимый объем средств. Также нужна перезагрузка пенсионной системы.
В конце концов нужно пускать часть расходов на госсектор на стимулирование среднего и малого бизнеса.
Николай Вардуль, главный редактор «Финансовой газеты», в 1991 году — обозреватель газеты «Коммерсант»:
— Отношение к ГКЧП и последующим реформам в нашей стране меняется волнами. Изначально членов Комитета считали «пацанами с трясущимися руками». Большинство активно прославляло действия, которые проводили Ельцин и Гайдар, считая, что рыночная экономика — это именно то, что необходимо России. Бытовало мнение, что только такие действия приведут к взлету страны на цивилизованный, западный уровень.
Вроде бы сейчас мы «цивилизовались». И тут же пошли разговоры, что ГКЧП был не так уж и не прав. В настоящее время наша страна рискует откатиться на то место, с которого стартовала 25 лет назад.
Это самое печальное. Для отечественной политики характерно: сначала бросаемся в одну сторону, будучи уверенным, что другого пути нет. Потом с теми же лозунгами лезем в другую сторону. Причем ни то, ни другое наши политические лидеры не доводят до конца. Они постоянно наступают на одни и те же грабли, в результате чего рядовые граждане, далекие от политики, болтаются в одной и той же проруби.
Владислав Исаев, заместитель председателя правления АО «ФИНАМ», в 1991 году студент истфака Астраханского пединститута:
— Надо понимать, что в силу целого ряда обстоятельств у Ельцина и его команды не было выбора. Советская экономика продолжала до 1991 года функционировать, но многие сектора уже были приведены к полному параличу. Меры по децентрализации управления разрушили союзные министерства, через которые увязывалось взаимодействие тысяч предприятий. В результате страна оказалась в ситуации обесценивания денег и товарного дефицита. Разрешить эти проблемы можно было за счет перехода к более жесткому административному регулированию, но это противоречило позиции российского сепаратизма, на которой, собственно, Ельцин и пришел к власти. То есть для проведения такой политики ему пришлось бы оттолкнуть сторонников, вступить в противостояние со союзниками на Западе.
Но я бы не назвал эти «рельсы», на которые переводилась страна в тот момент, рыночными. На рынок выбрасывалась «гуманитарная помощь» с нулевой для продавцов себестоимостью, которая лишала шансов на конкуренцию отечественных производителей, которым просто довезти товар до рынка обходилось дороже. Приватизация проводилась в условиях обесценивания накоплений всего населения, то есть рынка как такового не существовало — даже ваучеры были розданы административно «по едокам», в духе общинного землевладения, то есть вне зависимости от того, сколько человек зарабатывал до этого и сколько смог накопить.
Валютный рынок тоже функционировал в нерыночных условиях — фактически все получаемые зарубежные кредиты целенаправленно выбрасывались на рынок для удержания заниженного курса рубля — это облегчало власти поддержание относительной социальной стабильности. Межбанковский финансовый рынок тоже функционировал в ненормальных условиях — мало кто мог конкурировать по ставкам с ГКО, которые фактически были «пирамидой». Конечно, со временем парализованные усилиями «перестройщиков» и команды «идейных рыночников» Ельцина рыночные механизмы заработали, но это не было результатом их сознательного выбора, а скорее произошло в результате краха политики латания дыр.
Элементы госрегулирования и госсобственности довольно сильны и сейчас, причем они значительны во всех более-менее значимых мировых экономиках. Но возрождение планового хозяйства в том виде, в котором оно существовало в СССР, в современных условиях практически невозможно, да и не нужно. Надо понимать, что СССР был принужден к тотальному огосударствлению условиями внутренней и внешней политики — начиная от бойкота, объявленного советской власти частными банками в ответ на Декрет о земле, затронувший их интересы (помещичьи земли были давно заложены банкам с иностранным, преимущественно французским, капиталом, которым также принадлежала вся хлебная торговля), через саботаж владельцев компаний, начавших на фоне Брестского мира выводить средства через продажу акций Германии, которой советское правительство по договору обязано было оплатить все предъявленные ценные бумаги, и до «золотой блокады», вынудившей СССР для проведения индустриализации пойти на коллективизацию сельского хозяйства.
Были, конечно, и идеологические перегибы, например, в период правления Хрущева, который, будучи крайним троцкистом по убеждениям, почти полностью ликвидировал артельную собственность, а также подсобные крестьянские хозяйства, при этом нагрузив государство дополнительными социальными обязательствами. Но в целом советская экономика, как и экономика ельцинского периода, складывалась в те формы, которые она обрела, под давлением обстоятельств. То есть разумным основанием для того, чтобы возвращаться к той модели, может быть только новое попадание в аналогичные условия. Если Россия снова окажется в положении экономического и военного окружения, тогда и ответные меры могут быть похожими. Но сейчас мир уже сильно изменился — внешний рынок стал больше, основные потенциальные покупатели российской продукции и продавцы тех товаров, которые в России не производятся, слишком многочисленны для того, чтобы кто-то мог политическим решением отрезать нас от всех рынков.
