Мобилизационной экономикой нынче разве что детей не пугают. В то же время «хичкоки от экономики», возможно, специально забывают, что многие мобилизационные стратегии отличались от ужасов тоталитаризма, как ласковое лето от злющей зимы. Например, «Новый курс для забытого человека» Франклина Рузвельта, олицетворявший движение американского общества к честности, справедливости.
Приблизительно те же, аналогичные рузвельтовским принципы сегодня исповедует один из значимых кандидатов на пост президента США, «демократический социалист», как он сам себя называет, Берни Сандерс. И помогают ему — по крайней мере, своими исследованиями и книгами — многие нобелевские лауреаты по экономике, от Пола Кругмана («Кредо либерала», «Выход из кризиса есть!») до Джозефа Стиглица («Цена неравенства»).
Если кто-то до сих пор не определился, под какими знаменами проводился «Новый курс», приведу цитату из радиовыступления Рузвельта от 1932 года: «По всей стране мужчины и женщины, забытые в политической философии правительства, смотрят на нас, ожидая указаний, что им делать, и более справедливого распределения национального богатства». Распределительная справедливость — извечная мечта человечества во взаимоотношениях с институтом государства.
По сути, Рузвельт не придумал ничего нового, став продолжателем замыслов своего дальнего родственника, президента США в 1901–1909 годы Теодора Рузвельта, проводившего не «Новый», но «Честный курс». Хотя вряд ли Рузвельт-младший мог предположить, насколько успешной и популярной станет его «справедливость по-американски». Пусть в основном и распределительная.
И последнее во вступительной части. Определение справедливости, соответствующее тематике публикации, выглядит так: справедливость — это равенство прав, свобод и возможностей для развития индивидуумов; эффективное, в сопоставлении результатов с затратами, участие государства в распределении и перераспределении национального богатства; организационное, экономическое, правовое обеспечение социальной кооперации.
Приведем чаще других встречающиеся институциональные мероприятия «Нового курса», имеющие, впрочем, лишь косвенное отношение к справедливости. В 1933–1935 годы с подачи администрации Рузвельта были приняты Чрезвычайный закон о банках, Закон Гласса-Стиголла, Закон о ценных бумагах, Национальный жилищный акт, регламентировавший жилищную ипотеку, Закон о социальном обеспечении, вводивший пенсионное, медицинское страхование и страхование занятости.
«Новый курс» содержал меры не только институционального, но и внерыночного характера, о чем упоминается существенно меньше. Так, в 1933 году США вслед за Великобританией отказались от «золотого стандарта», а в 1934-м Рузвельт подписал Закон о золотом резерве, по которому президент США, в частности, наделялся полномочиями девальвировать доллар. Вскоре доллар единовременно обесценился более чем на 41%.
Сегодня необъяснимо популярна точка зрения, по которой наиболее острая фаза Великой депрессии приходилась на 1929–1933 годы. Возможно, такая позиция поддерживается, чтобы принизить справедливые заслуги Рузвельта перед американской нацией.
Валовой национальный продукт, или ВНП, восстановился до предкризисных значений только в 1941 году (ВНП страны, в отличие от ВВП, отражает стоимость всей конечной продукции, созданной только ее резидентами вне зависимости от их географического положения, тогда как ВВП отражает ту же стоимость, произведенную на территории страны, без оглядки на страновую принадлежность экономических акторов).
Инфляция вышла на докризисные рубежи в 1934 году, а до этого США жили в условиях дефляции, что на практике означало трудности со сбытом, банкротства и, как следствие, массовую безработицу. Собственно, безработица приблизилась к уровню начала депрессии только в 1942-м, а в первый год президентства Рузвельта доходила до четверти численности всей гражданской рабочей силы.
Как только Рузвельт в 1937 году решился на снижение удельного веса правительства в экономике, буквально в следующем году ВНП отреагировал новым падением, или второй рецессией. Тогда же резко, с 14 до 19%, подскочила безработица.
За счет каких ресурсов Рузвельт усиливал государственное присутствие в экономике, на какие деньги строились дороги, возводились дамбы, высаживались деревья в долине реки Теннесси? Ответ на этот вопрос частично дает рост госдолга (еще один вариант — налоги — ждет нас ниже): в первый срок правления Рузвельта долг правительства США вырос на 61%, во второй — на 44%, но больше всего правительство США заняло во время третьего срока — тогда правительственная задолженность выросла в 4,5 раза.
6 июня 1944 года США вступили во Вторую мировую войну в Европе, высадив десант во французской Нормандии. В 1941–1945 годы численность американских вооруженных сил выросла более чем в 7 раз, что, помимо прочего, означало существенное увеличение заказов для промышленности (поставки странам антигитлеровской коалиции в соответствии с Законом по обеспечению защиты Соединенных Штатов начались еще в 1941 году). Все это также финансировалось за счет государственных заимствований.
Лишь в 1941 году Америка окончательно оправилась от Великой депрессии. Кстати, в том году численность вооруженных сил выросла ровно в три раза, а безработица впервые с 1930 года составила однозначную величину. Если бы избавление от «экономической чумы» случилось исключительно вследствие Второй мировой, после ее окончания США снова скатились бы в кризис. Однако Америку ждали почти три десятилетия процветания.
Теперь — о справедливости, которую Рузвельт устанавливал в первую очередь через налоги. Как писал Кругман, «в 1920-е годы налогообложение не очень обременяло богатых американцев. Самая высокая планка подоходного налога равнялась всего 24%... Однако с развитием «Нового курса» богачи столкнулись с налогами, крайне высокими не только по сравнению с 1920-ми годами, но и по сегодняшним меркам. Верхняя планка подоходного налога (сегодня равная всего 35%) [книга «Кредо либерала» вышла в 2009 году. — Авт.] была поднята до 63% в период первого президентства Ф.Д.Рузвельта и до 79% — в годы второго. К середине 1950-х годов, когда Америке потребовалось покрывать расходы на ведение «холодной войны», она подскочила до 91%».
По мысли Кругмана, эти шаги иллюстрируют усилия правительства Рузвельта по формированию среднего класса. Но как тогда понимать увеличение налогов с корпораций: «в среднем федеральный налог на прибыли корпораций вырос с менее чем 14% в 1929 году до более чем 45% в 1955-м»? Более адекватной выглядит другая версия: за счет роста налогов устанавливалась распределительная справедливость, а также финансировались подготовка и участие США в войне. Создание же в США среднего класса стало одним из положительных побочных итогов (по-умному — экстерналией) той политики.
Отметим еще одно важное обстоятельство, а именно — установление справедливости через налогообложение наследуемого богатства: «Жившие на доход с капитала не только вынуждены были отдавать в виде налогов его основную часть, но испытывали все большие затруднения при передаче накопленного своим детям. Максимальная ставка налога на наследство недвижимости была поднята с 20% сначала до 45%, затем — до 60, 70 и наконец до 77%. Отчасти это привело к тому, что богатство стало менее концентрированным: в 1929 году наиболее состоятельная часть американцев (одна десятая процента населения) владела более чем 20% национального богатства, а в середине 1950-х — лишь 10%».
Для США той поры «Новый курс» оказался спасением, что, конечно, не означает, будто программа, в точности повторяющая его, должна быть разработана и внедрена в других странах. Это было бы слишком просто — позаимствовать заокеанский опыт и свято уверовать в то, что транспонирование зарубежных достижений на национальную экономическую почву без учета в первую очередь ментальных различий приведет к аналогичным результатам. Сегодня помимо предвоенного мобилизационного американского опыта есть положительные мирные мобилизационные китайские экономические достижения, мобилизационные практики других стран.
Рузвельтовский «Новый курс», во-первых, демонстрирует забытый ныне приоритет человека и в экономике, и в антикризисных мероприятиях; во-вторых, доказывает, что в тяжелой экономической ситуации выстроить антикризисную доктрину, опираясь только на одно течение экономической мысли, невозможно; в-третьих, показывает эффективность движения к общественной справедливости, в том числе за счет перераспределения национального дохода.
Все не так сложно, не правда ли?
