«Индустрия 4.0»
«В первой промышленной революции сила воды и пара позволила механизировать производство.
Во второй электроэнергия использовалась для организации массового производства.
В третьей электроника и информационные технологии автоматизировали производство.
Теперь она перерастает в четвертую промышленную революцию, характеризующуюся сочетанием технологий, которые размывают границы между физической, цифровой и биологической сферами», — так открыл Всемирный экономический форум профессор Клаус Шваб, его основатель и бессменный председатель. Низкорослый, но вполне человекоподобный южнокорейский робот HUBO стал символом и участником форума.
На пароль «революция» в голове, во всяком случае моей, тут же отзывом возникают события и образы великих и кровавых социальных революций. Но, если разобраться, многие из них были подготовлены революциями промышленными.
Про первую Карл Маркс, основоположник идей, которыми, по крайней мере формально, руководствовалась наша страна в 1917–1991 годы, писал (обобщая написанное до него): это появление фабрик, победа механизмов над ручным трудом. Именно в той промышленной революции Маркс видел один из источников будущей «экспроприации экспроприаторов». Фабрика, по Марксу, это технический прогресс за счет рабочего, из универсального ремесленника он превращается в «придаток машины».
Обеднение живого труда, который Маркс считал единственным источником стоимости, — это начало краха капитализма, строя прибавочной стоимости.
Вторая промышленная революция, как надеялся Владимир Ленин, великий практик социальной революции, станет основой нового строя: «Коммунизм — это советская власть плюс электрификация всей страны!» Над этим лозунгом можно посмеиваться, но он свидетельствует: в неимоверно тяжелых условиях после разрушительной гражданской войны руководители страны занимались не только социальным переворотом общества, но и добивались решительного продвижения на магистральном направлении мирового технологического прогресса.
Дальше, если оставаться в пределах нашей страны, пошло хуже. Третья (ее можно назвать первой информационной) революция «не вписалась» в советский строй. Не только потому, что громоздкая система планирования выбрала ориентиром громадные ЭВМ, «прозевав» персональные компьютеры.
Проблема еще и в том, что вся советская система была организована по строго вертикальному принципу, с дозированным доступом к информации, а персональный компьютер — это первый камень в фундаменте принципиально новых горизонтальных связей — основы будущего производства, ну и, конечно, путь к информационной свободе.
Можно считать, что третья промышленная революция, если бы Советский Союз не развалился из-за дефицитов и перегрузки военных расходов, нанесла бы по нему мощный удар. В современную Россию она была, по существу, импортирована.
Третья индустриальная революция еще очень далека от завершения, но прогресс, в том числе и в первую очередь благодаря ей, ускоряется.
Четвертая промышленная (или вторая информационная) революция — это будущее, которое уже начинается. Ее первые ласточки — умный дом, когда, например, холодильник оповещает хозяина о том, что продукты, которые тот предпочитает, на исходе, а в самое ближайшее время холодильник сможет сам закупать необходимые продукты в пределах суммы, которую определит хозяин. Это автомобиль «Тесла», который умнеет с каждым месяцем эксплуатации, получая обновления через Интернет и обмениваясь информацией со смартфоном хозяина, изучая его привычки. Что характерно, у «Теслы» уже есть мощные конкуренты, это прежде всего калифорнийская компания Faraday.
Пароль четвертой индустриальной революции — «киберфизические системы», или CPS, которые будут определять лицо производства. Четвертая индустриальная, конечно, завораживает своими перспективами. Но достигнуты они будут в острейшей конкурентной борьбе.
Концепция «Индустрия 4.0» не случайно была выдвинута в Германии. Там поняли, что если не попытаться возглавить движение в будущее, можно остаться в прошлом. Немецкая промышленность уже инвестирует 40 миллиардов евро в промышленную интернет-инфраструктуру ежегодно до 2020 года, как сообщает консалтинговая фирма Strategy&.
У гонки в рамках четвертой индустриальной революции есть и стратегическая цель — кто определит будущие технические стандарты, тот займет место наверху. Всем хочется стать завтрашним Google.
Новая революция означает огромный объем коммуникаций между разными системами, все машины должны говорить на одном языке. Если незаконченный продукт прибудет на машину, которая должна будет его довести до конечного вида, но не сможет считать его чип, производство превратится в хаос. Таким образом, определение общих платформ и языков, на которых будут общаться машины разных корпораций, — не просто техническая задача, это заявка на будущие финансовые сливки.
По-моему, у выработки технических стандартов в широком смысле есть и еще одна задача. На давосском форуме обсуждали, казалось бы, навеянную Голливудом проблему: что делать, если роботы начнут войну? Учитывая скорость прогресса, отмахиваться не стоит. Лично я сомневаюсь, что искусственному интеллекту будут свойственны человеческие сомнения.
Между тем, по прогнозу известного технологического футуролога Рэя Курцвейла, который к тому же является техническим директором Google, уже к 2020-му персональные компьютеры достигнут вычислительной мощности, сравнимой с человеческим мозгом, а к 2038 году появятся роботизированные люди, продукты «трансгуманистических технологий». И если такой продукт «трансгуманистических технологий» посчитает, что в сложившихся условиях война самый эффективный выход, его уже ничто не остановит.
При чем тут технические стандарты? Думаю, принципиально важно заложить в программы создания роботов аналог 10 заповедей, которые бы они, в отличие от людей, не могли не соблюдать. По крайней мере, какое-то достаточно продолжительное время.
Если же вернуться в сегодняшний день, то Германия, конечно, не одинока на маршруте четвертой индустриальной революции. В США в 2014 году создан некоммерческий консорциум Industrial Internet. В Китай и Южной Корея ведется большая работа по созданию глобальных стандартов и систем, которые позволят сделать производство умнее. Но пока этим озабочены далеко не все страны.
Социальный обрыв
Вернемся к связи индустриальных и социальных революций. В любой революции есть выигравшие и проигравшие. Четвертая индустриальная революция кардинально изменит рынок труда.
К давосскому заседанию Всемирный экономический форум подготовил доклад «The Future of Jobs». Он тревожен. Внедрение «киберфизических систем» создаст 2 млн новых рабочих мест. Самыми востребованными специальностями станут программист и администратор CPS. Одновременно роботизированное производство оставит без работы 7 млн человек.
5 млн человек погоды на мировом рынке труда не делают. По оценкам Международной организации труда (МОТ), в настоящее время работы не имеют 200 млн человек, а к 2020 году нужно будет создать свыше 300 млн новых вакансий, чтобы справиться с текущей безработицей и компенсировать прирост населения.
Проблема в том, что четвертая индустриальная революция создает вектор не на создание новых рабочих мест, а на их сокращение. Есть такие оценки: за 20 лет 47% рабочих мест современного мира будут автоматизированы.
Первая промышленная революция не сразу привела к социальным революциям. Сначала появились луддиты — рабочие, боровшиеся за сохранение своих рабочих мест, ломая первые станки. Технический прогресс они не остановили.
Четвертая промышленная революция разворачивается на очень неблагоприятном социальном фоне. Та же Германия переполнена мигрантами с Ближнего Востока. Это современные луддиты, которые потеснят с этой роли традиционных антиглобалистов и анархистов, они способны сломать не только новые производства, но и социальные институты как таковые. Они же разогрев и двигатель будущих социальных потрясений.
Возникает и такой вопрос: если реальна угроза новой массовой безработицы, то кто же будет пользоваться результатами новой промышленной революции, кто будет, например, покупать шампуни, сделанные исключительно по индивидуальному заказу (пионером в их производстве является немецкая компания BASF SE), которые дешевыми не будут?
Ответ очевиден: как бы ни предупреждали в том числе и на давосском форуме о социальных угрозах, которые несет с собой четвертая индустриальная революция, впереди — новый рывок в социальной дифференциации.
Или революционер, или «дауншифтер»
Где же в четвертой индустриальной революции место Россия? Мы отстали. Причем именно за постсоветское время.
У России есть задел в программировании, по данным министра связи Николая Никифорова, годовой экспорт программных продуктов из России оценивается почти в $10 млрд, есть конкурентоспособные на мировом рынке средства антивирусной защиты, есть мировое признание в создании вирусов, но всего этого недостаточно.
Что делать? Главное — не терять больше времени. Об этом горячо и драматично говорил на Гайдаровском форуме, который всегда предшествует давосскому, Герман Греф. Он исходит из признания того, что новые технологии меняют не только производство, бизнес, общество и государства. Они меняют нас самих. И именно последнее — поле самых драматических изменений. Мы слишком медленно меняемся. И в этом одна из причин того, что мы, как признал Греф, проиграли в конкурентной борьбе. Борьбе за будущее.
Другая причина в том, что Россия по-прежнему привязана к нефти, все почти молятся на ее котировки, а нефтяной век заканчивается. Заканчивается не нефть, а ее век. Греф напомнил: «Каменный век закончился не потому, что кончились камни».
Дело в технологическом прогрессе, а он, в частности, — в новой энергетике на возобновляемых источниках и в новых технологиях там, где сейчас главным образом потребляется топливо, — например, в развитии электромобилей.
«Россия оказалась среди стран-дауншифтеров», — считает Греф. Другими словами, среди стран, не успевших ни технологически, ни социально адаптироваться к новым условиям и вызовам. Разрыв же между победителями и проигравшими будет больше, чем по результатам прошлой индустриальной революции. «Первое последствие четвертой революции — это колоссальный разрыв в доходах между странами-победителями и проигравшими странами», — предупредил Греф.
Ответ Грефа на сакраментальное «Что делать?» радикальный: «Изменять все государственные системы России». Начинать надо с модели образования. «Я не верю в науку, которая не связана с практикой и с образованием, я не верю в образование, которое не связано с практикой и с наукой, и я не верю в бизнес, который не связан ни с наукой, ни с образованием» — вот кредо Грефа.
Более развернутую «перекодировку» российского образования предложил Алексей Комиссаров, генеральный директор Фонда развития промышленности. В частности, необходимо:
«1. Запустить программу подготовки детей через специальные уроки технического предпринимательства и творчества в школах и даже в детских садах, как это сделано в ряде стран Европы. Создать обширную сеть детских технопарков в регионах, систему олимпиад и конкурсов.
2. Максимальное внимание уделить важному сохраненному конкурентному преимуществу России — лучшей в мире математической школе. Надо возрождать и создавать новые специальные физико-математические средние школы, удерживать и максимально стимулировать лучших преподавателей, отбирать и поддерживать талантливых детей. В эпоху тотальной диджитализации планеты специалисты с математическим образованием будут не просто востребованы, возможно, именно они будут создавать новые тренды нашего мира.
3. Обратить пристальное внимание на подготовку кадров в области инжиниринга и промдизайна. Поставить задачу по созданию колледжа мирового уровня с большим технопарком, напичканным самым новейшим оборудованием. Сегодня промдизайнеров в основном готовят на базе художественных училищ. Научить рисовать хорошего инженера проще, чем научить художника основам сопромата и теории машин и механизмов».
Четвертая промышленная революция уже разворачивается. Она изменит нашу жизнь. Можно ждать, когда государство выработает соответствующую ее магистральным направлениям программу и начнет ее реализовывать. Но есть риск безнадежно опоздать.
Ваше образование и образование ваших детей — в ваших руках. Хорошие школы и отличные учителя в России не перевелись.
