13 июля 1990 года Верховный совет РСФСР за 60 секунд принял судьбоносное решение — постановление «О Государственном банке РСФСР и банках на территории республики». Россия, еще входившая в СССР, создала свой Госбанк, осенью он будет переименован в Центральный банк, и Внешэкономбанк, нынешний ВТБ.
Это было последнее заседание первого российского парламента, все спешили, Ельцина ждал самолет, увозящий его отдыхать, так что депутатам обсуждать, что они создают, было некогда.
Таким образом, мы только что должны были отпраздновать 25-летие Банка Россия. Но событие прошло удивительно тихо, что-то в этом событии смутило руководителей главного банка страны. Не было победных фанфар на улице Неглинке, не было их и в Москва-Сити, на здании ВТБ не открыли торжественно памятную доску в честь Хасбулатова, инициатора создания этого банка.
Этим летом произошло еще одно важное событие. Умер «Российский кредит», и, на мой взгляд, это был последний гвоздь в крышку гроба банковской системы борисниколаевской России — символическое свидетельство о смерти давно умершего организма.
Мне скажут: о чем я говорю, Ельцин давно умер! Ну и что же с этого, дело его живет! Последняя союзная структура — Внешэкономбанк СССР, — занимаясь долгами несуществующей страны, официально действовал с таким наименованием до 2007 года, после чего стал Банком развития и потерял добавку «СССР». Автор видел документы с раздраженными комментариями по этому поводу Бориса Николаевича, но даже он не мог распорядиться и провести обрезание. История, однако!
Мне тоже жалко банкиров, среди них много моих приятелей, очень интересных и приятных в общении людей, но следует признать: у большинства из них шансов выжить в сегодняшних условиях нет.
В два шага через пропасть
Когда в августе 1988 года создавались первые в современной истории коммерческие банки, они были паевые и кооперативные. Было ощущение: наступает новая жизнь с живым творчеством масс, с разными видами собственности, кто-то появляющихся предпринимателей должен обслуживать... Предварительно, в мае того же года, приняли Закон «О кооперации». Интуитивный, бестолковый, в нем записали, что кооперативы могут создавать свои банки — это был единственный документ, регулирующий их деятельность (не считать же таковым инструктивное письмо на полстраницы об их создании, подписанное руководителями Госбанка и Минфина).
Все чувствовали себя участниками исторических событий, что-то должно было появиться, но не знали что. Как у Салтыкова-Щедрина: «Хочется то ли конституции, то ли осетрины с хреном, то ли посечь кого-нибудь».
Первый банк «Союз» в Чимкенте создали кооператоры, продав два грузовика лука. В Набережных Челнах Леонид Онушко, которому надоело печь чебуреки в своем кафе на 6 столиков, приезжает в Москву, встречается с премьер-министром Николаем Рыжковым, и тот сразу при нем дает задание министру финансов Борису Гостеву зарегистрировать новый банк. Его назовут «Континент» (логично, кафе-то называлось громко — «Европа»).
Выпускник финансового института, не знающий, к чему приложить руки, развивающий садовые кооперативы, Юрий Агапов случайно на выставке молодежного творчества встречается с генсеком Михаилом Горбачевым. Мудрый руководитель заявил, что если за дело берутся банкиры, то дело пойдет. Брошюра о походах гениального юриста издается миллионным тиражом, в ней фотография исторической встречи. В Госбанке и Минфине с таким благословением уже никто не может препятствовать созданию банка «Кредо». Не страшно, что у создателей совсем нет денег — знакомые кооператоры обещали дать, но обманули!
Но не эти банкиры в перестроечное время делали погоду, такие банковские индивидуальные предприниматели существовали больше для отчетности. Как сбоку на торте розочка, как еврей при губернаторе. Главная опора тогда была на гигантские спецбанки со всесоюзной сетью филиалов и банки-монстры, создаваемые на базе умирающих министерств.
К тому моменту появились новые банки, не удовлетворенные своими условиями существования. В частности, на базе большого скопления бабла. Вот и из НТТМ Фрунзенского райкома комсомола «МЕНАТЕП» появляется одноименное кредитное учреждение. Следует отметить, что центры научного творчества молодежи — это самогонные аппараты того времени, с помощью которых перегоняли безнал в наличные деньги. Работали они безотказно, ничего страшного, что за все время существования практически никаких продуктов того творчества не найти. Но появление множества изобретательных и инициативных людей типа Ходорковского — их достижение.
Итак, свободных денег к рубежу десятилетий было уже много, а возможностей и авторитета мало. Как Корейко не мог ничего купить на свои миллионы, так бывшие комсомольцы еще не могли, например, прикупить здание своей «альма матер» — горкому ВЛКСМ в Колпачном переулке. Обидно! Что только не делали тогда новые банкиры, даже на вывеске над надписью «Банк «МЕНАТЕП» незаконно приписывали «Госбанк СССР». Чтобы клиенты уважали и не боялись.
Весь мир наличными разрушим до основанья, а затем...
В июле два юбилея, связанных между собой. О 25-летии ЦБ РФ - Банк России мы уже говорили. Но практически вместе с ним — 26 июня 1990 года — лицензию №324 получил паевой банк «Российский кредит». Как теперь известно, руководил и владел им Виталий Малкин. В Википедии статья о нем написана людьми, явно обожающими будущего члена «семибанкирщины».
И, наверное, это правда, но правда и то, что в период перестройки юный Виктор занимался скупкой в общежитии Университета дружбы народов им. П.Лумумбы компьютеров, привозимых для продажи иностранными студентами, после чего сдавал их заказчику, некоему Сергею Тихоновичу Мосину. Денег своих у Малкина еще не было, и привозить партии компьютеров из Сингапура он не мог, поэтому средства давал заказчик, в то время большой человек, уже создавший банк «Легис».
Когда Мосин стал создавать новый банк, то его жена, грузинка Нана, предложила ему присмотреться к кооператору и одновременно заместителю начальника отдела Всесоюзного центра коммерческой информации Федерации непрофессиональных кинематографистов Общества друзей кино, будущему премьер-министру Грузии и миллиардеру Борису Иванишвили. Так появился «Российский кредит». Первым его председателем правления стал Мосин, но вскоре в банке начались разногласия между учредителями, Сергей стал главным бухгалтером, а банк, в виде компромисса, поставили возглавлять Малкина.
Радио появилось,а счастья нет!
12 июня была провозглашена независимость России. Создание Госбанка стало водоразделом между советской и новой российской банковскими структурами. Это было подтверждено принятием в декабре 1990 года новых банковских законов: о Центральном банке и банках и банковской деятельности.
Согласно новой концепции развития банковской системы осенью 1990 года все существующие отделения и филиалы спецбанков следовало акционировать и на их базе создать самостоятельные коммерческие структуры. Кто этого не сделает, предупреждал тогдашний зампред ЦБ, «всех в крови народной утопим!».
Танцуют все
И началась вакханалия, в Москву потянулись искатели светлого будущего и нежелающие оказаться на обочине экономической истории.
Вспоминает руководитель курского банка Людмила Зайцева: «Приходит указание, чтобы мы срочно собрали всех своих клиентов и объявили им: отныне вы — акционеры банка, его владельцы. Предприятия обязаны были стать инвесторами «своих» банков. Замечательно, что почему-то предприятия, органы управления на местах восприняли это указание как прогрессивное, как движение вперед после застоя. Нашим соотечественникам всегда был свойственен революционный романтизм. Раз смена — значит, это хорошо, и все голосуют «за». Никто не думает об издержках...»
Уставы поспешно создаваемых коммерческих банков регистрировались по нескольку штук в день. Где уж тут было думать об их экономической целесообразности, перспективах банков, «выпекаемых» со скоростью пончиков. Часто вспоминают, как когда-то крестьян загоняли в колхозы, а ведь банкиров 25 лет назад так же загоняли в коммерческие банки! Если в СССР было чуть больше 300 банков, то 21 декабря 1990 года зарегистрировали банк под № 1200, а 1 апреля 1992 года только в России стало уже 1414 банков, из них 767, или 55%, появились в конце 1990 года на базе бывших спецбанков.
Рассказ, как все это происходило, настолько невероятен, что читатель вправе мне не поверить. Поэтому дам слово подопытному председателю правления воронежского банка Валерию Скопинцеву: «Это было в двадцатых числах октября 1990 года. Здание Центрального банка на Житной, 12, было похоже на Смольный в период Октябрьской революции: сюда стекался отовсюду российский люд, жаждущий утвердить свои коммерческие интересы на ниве банковского дела. Все бегали по кабинетам с уставами: тут их проверяет юрист, здесь — бухгалтер, там — кто-то еще. Не у всех все было гладко. И они куда-то звонили, что-то выясняли, спорили, и, устав от повседневных бдений, одни дремали на столах, другие что-то жевали, а некоторые, не мудрствуя, на стульях предавались объятиям Морфея. Интересная деталь: все мы привезли свои уставы, которые обсуждались на общих собраниях акционеров или пайщиков, а их приказали выкинуть в корзину. Сказали, что наши уставы им читать некогда. Дали нам заготовленный текст устава (болванку), мы вписали в оставленные пробелы названия банков, адрес, сумму капитала и отдавали на проверку. Названия менялись на ходу. Мой коллега из Смоленска назвал свой банк «Феникс», а ему сказали: «Феникс» уже есть, меняй!» Он пытается объяснить, что он не вправе это сделать, потому что так собрание решило. А ему: «Тогда откатывайся назад, собирай новое собрание и переименовывай». Из двух зол он выбирает наименьшее — зачеркивает «Феникс» и пишет: «Днепр». Мой земляк из Воронежа ехал регистрировать «Меркурий», а вернулся с «Коопбизнесом».
Первый замминистра финансов СССР Владимир Раевский отказался ставить визу на учредительных документах банка «Агдам», это название слишком напоминало ему о плохих ощущениях при пробах одноименного, очень низкопробного напитка.
Новорожденные коммерческие банки с первых дней столкнулись с массой проблем. Предприятия и организации приходили в коммерческие банки со своей огромной ссудной задолженностью бывшим спецбанкам — к тому времени они были обеспечены оборотными средствами в среднем только на 30%. Остальное замещалось кредитом. Разруливать эти проблемы теперь должны были уже коммерческие банки.
СССР остался без финансов и лишился реальных экономических рычагов воздействия на республики. Счет остатка его жизни пошел на дни. Действительно, фактический распад СССР произошел 13 июля 1990 года, на 500 дней раньше Беловежского соглашения (8 декабря 1991 года). Если быть точным, то раньше на 513 дней.
Среди позитивных достижений той реформы обычно называют ускорение переводов. Деньги стали по стране проходить не за месяц, как еще недавно до этого, а за один день. Правда, переход расчетов от МФО (межфилиальных оборотов) к расчетам с помощью корсчетов на первом этапе привел к множеству проблем, и в первую очередь — к появлению фальшивых авизо. Афере, размер которой не может сравниться ни с одним преступлением в банковской сфере за все годы существования советской и российской банковский системы.
Конец страны непуганых банков
С 1991 по 1994 год казалось, что у банков нет проблем — это было поистине золотое для них время. Они практически не разорялись, доходов от спекуляций на быстрорастущем в цене долларе хватало всем. По инерции создавалось много различных коммерческих структур, которые кому-то надо было обслуживать. Таким образом, сложилось опасное ощущение беззаботности — конкуренция была слабой, банки охотно кредитовали друг друга.
Но вот в августе 1995 года (обратите внимание — еще один юбилей!) произошел первый крупномасштабный кризис — кризис межбанковских кредитов (МБК). Его спровоцировали три крупных банка — «Лефортовский», Мытищинский коммерческий банк и Часпромбанк. Известие о задержках ими погашения межбанковских кредитов создало эффект домино. К концу августа уже более 100 банков являлись неплательщиками по однодневным кредитам, т.н. overnight. Количество сделок на рынке резко сократилось, а стоимость МБК достигала 2000% годовых, но даже такие кредиты было невозможно получить, никто никому не доверял. Романтический период борисниколаевской банковской системы подошел к концу.
До конца 1995 года рынок так и не смог оправиться от кризиса, количество сделок не превысило 30% от докризисного уровня. В результате этого доля МБК в активах банках резко снизилась и составляла уже не более 10%. Более 200 банков закрылись или потеряли лицензию. На валюте они зарабатывать как раньше тоже уже не могли, пришлось переориентироваться на работу с ГКО. Это продлило их существование до августа 1998 года...
Король умер, да здравствует король!
Мне скажут — организм освобождается от умерших клеток, это хорошо. Согласен, но плохо, когда он не производит взамен новых.
Исключать из своих рядов недоброкачественных собратьев необходимо, но кто скажет, за счет чего должны выживать добросовестные банкиры.
Недавно я подслушал в комнате отдыха одного важного учреждения статистику — в России около 700 тыс. налогоплательщиков — юридических лиц. Если среди них выделить тех, кто имеет 50 и более постоянных партнеров, клиентов, т.е. тех, с кем он постоянно взаимодействует с помощью банков, то их оказывается всего 30 тысяч. Выходит, в России не в каждом городе есть среднее и крупное предприятие, учреждение, организация! По сравнению с ними у нас несравненно больше долларовых миллионеров — 131 тысяча.
А ведь до сих пор банки фактически жили за счет обслуживания клиентов (о криминальных операциях я не говорю), да еще проводя очень рискованные спекулятивные операции на рынке ценных бумаг.
В такой ситуации неважно, кто будет председателем Банка России, неважно, какой механизм управления им будет применяться. Для основной массы банков конец неминуем.
Может быть, пора вспомнить, что в стране должно быть «народное хозяйство» и банки должны быть их важным элементом. Термин этот ввел Бисмарк (не надо меня обвинять в «совковости»), а немецкие экономисты Фридрих Лист и Адольф Вагнер, не верящие во всемогущество невидимой руки рынка, создавали теорию, несовместимую с либеральными идеями Адама Смита.
Но прежде всего для этого надо признать, что борисниколаевская банковская система умерла! Чтобы больше не хватали мертвые живых!
Король умер, да здравствует король!
