В заявлении «Русской платины» говорится буквально: «Компания самостоятельно развивает принадлежащие ей активы».
Ключевое слово — «развивает».
Та же самая корпорация открыто и официально жалуется на то, что два года не могла договориться с местными властями о землеотводе — как будто без него возможно какое-то развитие.
«Русская платина» обещает начать получать руду на Черногорском месторождении до октября 2015 года, в полном соответствии с условиями лицензионного соглашения. Однако руда эта пойдет на склад, так как, по сообщению «Интерфакса», корпорация до сих пор не определилась «с оптимальной конфигурацией строительства перерабатывающих мощностей и производства концентрата». В переводе с бюрократического на русский: нет даже окончательного проекта того, как эту руду будут перерабатывать!
А руды этой, между прочим, должно быть не менее 2,5 млн тонн в год. А с другого «принадлежащего ей актива» — южной части месторождения «Норильск-1» — и вовсе 6 млн тонн. Каким же должен быть склад, на который предполагается поставлять руду, пока компания не определится «с конфигурацией строительства» (стоит напомнить, что разработка серьезного проекта сама по себе требует большого времени), не осуществит его в тяжелых северных условиях и не отладит соответствующие мощности?
Или склад должен быть обычным, а добыча руды заведомо будет носить символический характер?
Представляющееся очевидным внутреннее противоречие (ведь не клеветники какие намекают на фактическое отсутствие «развития», а сама корпорация совершенно официально дает соответствующую картину!) подрывает доверие и к содержанию опровержения.
Летом 2013 года премьер Медведев подписал распоряжение о передаче лицензии на разработку южной части месторождения «Норильск-1» компании, контролируемой «Русской платиной», — и в феврале прошлого года на XI Красноярском экономическом форуме корпорация торжественно обещала инвестировать в развитие Красноярского края (то есть в освоение своих месторождений) 220 млрд руб. Подписание документа состоялось в присутствии вице-премьера Аркадия Дворковича, что объективно превращало его в своего рода неформального гаранта соглашения.
Еще в 2012 году сообщалось об открытии «Газпромбанком» кредитной линии «Русской платине» на разработку Черногорского месторождения в 860 млн долл., но деньги были и свои: осенью 2014 года Бажаев продал свою 60%-ную долю в проекте Alliance Oil, которая оценивалась в 2,4 млрд долл. (что примерно соответствует потребности инвестиций в южную часть «Норильска-1» — 2,8 млрд). Ранее бизнесмен уверенно заявлял о готовности вложить «с целью создания в России мирового лидера по производству металлов платиновой группы» 4 млрд долл. до 2019 года.
При таких масштабах проекта ссылки на трудности переговоров с местными властями и отсутствие землеотвода, ассоциирующиеся скорее с тяжбой при установке коммерческого ларька, выглядят странно.
А завершение той же осенью 2014 года процедуры приобретения роскошного туристического курорта Forte Village на Сардинии, начатой два года назад, на этом фоне производило впечатление вульгарного вывода капитала. Масштаб проекта поражает воображение: на огромной, полностью закрытой территории (а богатые люди и политики весьма ценят тайну частной жизни) расположены 8 отелей на 770 номеров и 33 отдельных сьюта; стоимость общедоступных номеров составляет, по сообщениям, 7-10 тысяч евро в сутки. Цена приобретения оценивается по-разному: от 180 млн евро, о которых писала итальянская пресса (возможно, речь идет лишь о части проекта или о поддающихся точной оценке расходах), до нескольких сотен миллионов, по сообщениям со ссылкой на авторитетные «Ведомости»; по данным СМИ, «эксперты рынка оценивают проект в миллиард долларов».
После такого размаха денег на освоение месторождений действительно могло не остаться — и опровергаемые «Русской платиной» сообщения о просьбе госгарантий на те самые 220 млрд руб., о которых сообщали СМИ со ссылкой на источники в правительстве Медведева, выглядят вполне логично.
Принцип памятен по 90-м, когда и была сформирована психология российского олигархата: пообещать государству инвестиции — при том, что это инвестиции в свой собственный частный бизнес, — а деньги на эти инвестиции взять из кармана того же самого государства. Неужели нас пытаются вернуть в «лихие 90-е»?
Поэтому вполне возможно, что опровержение «Русской платины» сделано просто для отвода глаз.
Существенно, что право разработки южной части месторождения «Норильск-1» «Русская платина» Мусы Бажаева получила в жесткой конкуренции и даже борьбе с «Норильским никелем», осваивающим его северную часть. В этом отношении весьма знаменательно выглядят сообщения СМИ о посещении вице-премьером того самого курорта.
Весьма важной представляется и социальная сторона сложившейся ситуации. Освоение месторождений «Русской платиной» должно было принести Красноярскому краю около 7 тысяч рабочих мест, жизненно необходимых в нынешних кризисных условиях, — но их нет. Должна была быть сформирована соответствующая социальная инфраструктура. О поступлениях в бюджет — как края, так и России в целом — не хочется и говорить.
И все это на фоне бесконечных разговоров о модернизации, территориях опережающего развития и, прости господи, импортозамещении.
Урок из этой истории прост, очевиден и беспощаден: государство должно тщательно проверять способность (не говоря уже о желании) победителей разнообразных конкурсов выполнять принимаемые на себя обещания. Обязанность выполнять эти обещания должна распространяться не только на мелкие компании, непосредственно участвующие в конкурсах, но и на стоящие за ними колоссальные бизнес-империи. А государственная помощь должна не раздаваться по принципу Деда Мороза, а предоставляться в обмен на четкие встречные обязательства, вплоть до предоставления в залог пакетов акций, допуска представителей государства к участию в управлении и отказа собственников, получающих государственную помощь, частных компаний (и топ-менеджеров компаний государственных) от выезда за границу до полного выполнения своих обязательств.
