Когда появились офшоры
Офшорами называют страны или отдельные регионы, которые назначают налоговые и другие льготы для иностранных предприятий взамен на предоставление местному населению рабочих мест и привлечение международных капиталов. Офшоры стали очевидным фактом в середине ХХ века, но явление это не новое. Еще в XV веке во Фландрии были очень низкие торговые ограничения и налоги, из-за этого английским купцам было выгоднее продавать шерсть во Фландрии, а не в Англии, где налоги и ограничения были значительно выше. В США офшорная история уклонения от налогов началась с XVIII века: чтобы уйти от импортного налога, налагаемого Англией, торговцы пытались осуществлять свою деятельность через Латинскую Америку. Современные юристы расходятся во мнениях, какие страны и регионы считать офшорами, но насчет 31 одной страны и провинции — по алфавиту от Андорры до Тринидада и Тобаго разночтений нет ни у кого. Это — они. У россиян самым любимым офшором является Кипр.
В апреле 1991 года одна из швейцарских компаний (Riggs Walmet Group) вышла на постсоветский рынок с предложением по организации офшорных предприятий. Через нее тогда еще советские бизнесмены получили возможность заниматься бизнесом, фактически еще не разрешенном в СССР, не только в своей стране, а на международной арене. «Совки», а затем и россияне, выбирали страны, где не требуется представлять никакой отчетности и можно вести бизнес на анонимной основе, вообще не указывая, кто является соучредителем предприятия. И, по слухам, которые уже невозможно подтвердить, прежние борцы за дело Ленина выводили туда «золото партии». Со временем офшорные компании «новых русских» стали промежуточным звеном между российской фирмой и ее иностранными партнерами. Это позволило манипулировать закупочной ценой товара и сводить официальную прибыль российской фирмы к минимуму. Помимо этого, с дочерней офшорной компанией заключались договоры на сопровождение груза, его охрану и т.п., что позволяло показать дополнительные расходы. Налоги в «лихие девяностые» в России были непомерными, и прибыль было необходимо прятать. Позже возникла новая схема: деньги стали не только выводить из России в офшоры, но затем и возвращать, однако - уже в качестве иностранных инвестиций, избавленных от большого массива налогов. По мере того, как российский крупный бизнес стал «подниматься с колен» и приобретал платежеспособность, он стал использовать офшоры и для юридически удобного поглощения иностранных предприятий, о чем речь пойдет ниже.
Вчера было рано, сегодня поздно
— Я считаю, что этот закон крайне несвоевременен, — говорит директор Института стратегического анализа ФБК Игорь Николаев. — В принципе деофшоризация — правильная вещь, ею нужно заниматься, это общемировая тенденция. Но важнейшее значение имеет то, когда это делать. Возвращение из офшоров — это повышение налоговой нагрузки. А повышать налоги в период, когда экономика скатывается в кризис, категорически противопоказано. Если мы это начнем сейчас, то войдем в кризис гораздо быстрее, и он будет глубже. Я уже не говорю о конкретных нюансах и слабостях этого закона.
— Путин говорил о деофшоризации как минимум с 2005 года, когда экономика поднималась. Почему же ею занялись именно сейчас, в момент падения?
— У нас не хватило этого профессионализма и мотивации: экономика росла, доходов хватало и без деофшоризации, зачем было дергаться? А сейчас спохватились из-за того, что стали возникать проблемы с доходами. Цены на нефть падают, бюджетные обязательства, которое на себя взяло государство, очень значительны. Оборона, саммиты, Олимпиада, чемпионат мира по футболу, социальная сфера... Вот и решили по всем фронтам повышать налоги. А к деофшоризации примазалась еще и идеологическая составляющая — национализация элит. Отечественный бизнес должен держать деньги в отечестве — так сказал Путин.
— Так ли уж несвоевременен антиофшорный закон? — вопрос другому эксперту, первому вице-президенту «Опоры России» Владиславу Корочкину:
— С моей точки зрения, главный вред офшоров для нас в том, что само их существование позволяло долгое время вообще не заниматься регулированием российской экономики. Зачем устранять недостатки в отечественном законодательстве, когда можно зарегистрировать предприятие за рубежом? Куда и прятался все эти годы прежде всего крупный бизнес. Если бы он был вынужден работать в российской юрисдикции — он наверняка более энергично занимался бы реформированием внутренней регуляторной среды.
Что касается времени, то если реформу проводить с умом — это можно всегда. И прежде всего — в момент кризиса, когда жизнь заставляет что-то менять. Просто какие-то шаги нужно делать прямо сейчас, а какие-то потом. Тут вопрос последовательности.
— Первый шаг тем не менее уже делается. Если ты заплатил налог в стране, где он меньше — доплати остальное в России. Насколько это жизнеспособный механизм?
— Сразу возникают вопросы. Речь идет обо всех странах или только об офшорных юрисдикциях? Из закона я этого не понимаю. Если российская компания зарегистрирована как резидент в Китае или Франции — это распространяется на нее или нет? Бизнес этого пока не понимает.
Если этот законопроект распространяется только на офшоры — наверное, все правильно. Они часто используются только для того, чтобы вывезти деньги из страны. Но тогда возникает другой вопрос: насколько адекватна наша собственная налоговая система, если она вынуждает выводить прибыль? Почему ее нельзя оставлять здесь? Насколько эффективно наша судебная система защищает собственность?
Вот для малого бизнеса тема офшоров перестала быть актуальной с 2008 года, когда появилась упрощенная система налогообложения. Работать в российской юрисдикции ему стало выгоднее и дешевле, чем тратиться на администрирование в иностранной юрисдикции. Потому что любая офшорная схема требует юридического сопровождения, которое стоит денег. А почему это не распространяется на средний и крупный бизнес? Неплохо бы разобраться. Так же, как и в том, почему выход на международные биржи и IPO обязательно требуют офшорной юрисдикции?
Ну и третье. Я не понимаю механизмов, по которым наши налоговые органы будут получать информацию о россиянах, которые работают в офшорах.
— Ну об этом, кажется, написано понятно: если у меня фирма на Кипре — я должен прийти в нашу налоговую и попросить, чтобы с меня взяли дополнительный налог...
— А если я не пришел? Значит, можно не платить. Из 170 тысяч предпринимателей, которые зарегистрированы только на Кипре, в налоговую придут пять. А зная наше правоприменение, можно опасаться, что на остальных этот закон, как и многие другие, будет распространяться выборочно. Захотели кого-то наказать — есть за что, у нас 165 тысяч виноватых. Кого-то из них не будут трогать ни при каких условиях, кого-то станет легче привлечь, если он не нравится.
Есть более простые механизмы возвращения денег в Россию. Например, отменить льготы по налогу на прибыль для иностранных инвесторов, которые являются иностранными только юридически, а на самом деле — это наши, из офшоров. Наверное, нужно расторгнуть ту часть соглашений об избежании двойного налогообложения, которая позволяет уходить от налогов в России. Госкорпорации и крупные частные компании, в совете директоров которых есть представители государства, можно вежливо попросить не выводить деньги из России.
Амнистии не будет
— Насколько жизнеспособен закон в его нынешнем виде? — на этот вопрос отвечает советник Института современного развития Никита Масленников:
— Плюс этой законодательной инициативы в том, что благодаря ей Россия остается в русле глобального экономического тренда по противодействию вывода прибыли из национальных юрисдикций. На этот счет существует трехлетний план «Большой двадцатки», принятый по итогам саммита в Санкт-Петербурге в 2013 году. Кроме того, 51 страна подписала соглашение об автоматическом обмене информацией между национальными налоговыми органами. Первый такой обмен произойдет в 2017 году по итогам 2016 года. Россия пока не подписала этот документ, но будет логично, если она к нему присоединится. Дорога открыта.
Кстати, для красоты повествования добавлю вам такую цифру. В офшорных юрисдикциях находится примерно 36 триллионов долларов разных активов. Это соответствует суммарной величине всех долларовых резервов всех мировых центробанков. Это больше, чем суммарный ВВП США и Китая. Российских денег там чуть больше триллиона, и мы отнюдь не чемпионы. Но для нас это тоже проблема.
Но дальше начинается вторая сторона вопроса, которая показывает, что наш антиофшорный поход будет состоять из зигзагов. Закон, который сейчас принимается, почему-то преподают, как компромисс с бизнесом. Действительно, сначала Минфин и бизнес-сообщество долго договаривались между собой о том, как определить переходный период, когда наступает неотвратимость штрафов за нарушение закона. Остановились на двух годах — только с 2017 года начинаются штрафные санкции, а до этого компании должны приспособиться к действию этого закона.
Еще один спор был о том, как рассчитывать налоговую ставку, что является налогооблагаемой базой? А потом в Госдуме появился такой документ, как будто всех этих разговоров не было. Переходный период может быть резко сокращен, когда начнутся штрафные санкции — вообще пока непонятно.
— Из законопроекта не очень понятно и другое: новые правила касаются всех иностранных предприятий, которыми владеют россияне, или только зарегистрированных в офшорных зонах?
— В принципе он должен касаться всех. Но доля предприятий с российским происхождением, которые зарегистрированы за рубежом вне офшорных зон, крайне мала. Она измеряется десятками, а не сотнями тысяч.
— Если сейчас весь мир борется с офшорами, то зачем они вообще создавались? И объясните такой момент: Великобритания, как член G-20, борется с офшорами, но при этом они есть и на ее территории. Как эти две позиции уживаются?
— Фактически офшоры существовали и до Первой мировой войны, а в 60–70-е годы прошлого века просто расплодились. Но борьба идет не с ними, а с выводом туда национальных капиталов. Никто при этом не оспаривает, что офшорная юрисдикция полезна для бизнеса практически всех стран. Для российского она предоставляет гораздо большие гарантии защиты прав собственности. Российское предприятие можно рейдерски захватить. Офшорное — проблематично.
Борясь с офшорами, мы боролись бы со своим собственным отражением в зеркале, которое показывает, что наша экономика, правовая и судебная системы, позволяющие моментально все отнять, мотивируют бизнес уходить из России. Но офшоры у нас пока никто не запрещает. Идет только борьба за налоги из них.
Другой смысл офшора в том, что многие структурно сложные сделки в рамках российской юрисдикции просто невозможно осуществить. Например, российское законодательство позволяет объявить любую сделку, в том числе — с иностранными партнерами, ничтожной по запросу любого миноритария. Поэтому, к примеру, для приобретения «Роснефтью» ТНК-BP пришлось использовать офшорную схему по настоянию зарубежных партнеров.
Без офшорной юрисдикции сейчас невозможно провести размещение евробондов.
Поэтому я считаю, что нашим законодателям не нужно торопиться — и проводить нашу собственную деофшоризацию следует синхронно с тем, что делается по всему миру. Иначе мы ухудшим конкурентоспособность российского бизнеса по сравнению с бизнесами других стран.
Кстати, еще в 2012 году российскому бизнес-сообществу было обещано, что все законопроекты, касающиеся бизнеса, таможенных и налоговых сборов, будут проходить экспертизу в предпринимательских союзах. Но пока законы живут своей жизнью, а бизнес своей. Тогда же было обещано, что все эти законы будут иметь обязательные отлагательные сроки, которые позволят бизнесу перестроиться. Пока и этого нет.
Правда, Минэкономразвития разработал такой законопроект. Он предполагает два этапа введения действия законов, влияющих на условия ведения бизнеса. Приняли закон — он вступает в силу не раньше, чем через 6 месяцев. Еще через 6 месяцев происходит коррекция документа — и только тогда наступает полная ответственность за его нарушения. В этом проекте отражены даже две даты в течение года, когда будут меняться правила игры для бизнеса: 1 марта и 1 октября. Чтобы он успевал подготовиться и выучить эти правила. Но когда этот проект внесут?
— Было и еще одно обещание: вместе с антиофшорным пакетом законов принять документ об офшорной амнистии...
— Это мировая практика. Если я возвращаю активы в страну, то плачу от 3 до 5% от этой суммы, и ко мне больше нет претензий. Такой порядок был применен в Италии в разгар прошлого кризиса и дал хороший результат. У нас обещание так и осталось обещанием, и это одна из причин, которая заставляет бизнес продолжать прятать прибыли в офшорах.
