— Иван Михайлович, интересно, какова же у нас доля «инновационных регионов» и по каким критериям вы их определяете?
— Существует международная практика рейтингования, которая в целом учитывается и в России — нашей ассоциацией и Высшей школой экономики. Оцениваются три основных блока: ресурсы региона для создания нового знания (количество студентов, научных работников, публикаций в журналах и пр.); потенциал для превращения научного задела в научный продукт (число изобретений, оснащенность современными технологиями, в т.ч. Интернетом); достигнутый результат (сколько произведено инновационной продукции, показатели производительности труда, энергоэффективности и пр.). Если мы видим, что регион находится условно в первой двадцатке такого рейтинга из 85 субъектов РФ — он, с нашей точки зрения, инновационный. Сегодня в ассоциации 14 участников.
— Это много или мало? Как это характеризует Россию на фоне других стран?
— Ассоциация по определению не может включать всех… Что касается уровня развития инноваций в РФ по сравнению с остальным миром, обычно все его критикуют и говорят: «плохо». Я бы частично согласился, но при этом заметил: не во всем ситуация так плоха, как принято считать. Не случайно Россия поднялась на 13 строчек в международном инновационном рейтинге The Global Innovation Index-2014, войдя в топ-50 стран среди 143 участников. И при этом показала лучшую динамику среди государств БРИКС. Это свидетельствует о внимании властей к проблемам.
А из-за чего бывают сбои? Например, когда российские респонденты заполняют свои данные для опросов, они непреднамеренно могут занижать показатели, поскольку под инновационной деятельностью понимают что-то сверхъестественное, типа полета на Марс, хотя часто речь идет о довольно простых вещах, но действительно новых для данного региона, для данного предприятия, даже об улучшениях в организации труда.
Но принципиально, конечно, вопрос не в этом. На сегодня наша основная проблема — невысокая востребованность инновационного продукта со стороны главных заказчиков. Примерно 60% всех российских закупок приходится на государство и крупные компании с госучастием. В момент перехода к рыночной экономике мы открыли для себя внешний рынок закупок. За это время сложилось мнение, что раз продукт зарубежный — значит, хороший. И на самом деле зачастую это именно так и есть, импортный товар сразу приходит с необходимым сервисом. В результате, когда в рамках госпрограмм госорганизации ищут что-то высокотехнологичное, им быстрее и легче найти лот на зарубежном рынке, а это довольно сильно тормозит темпы развития нашего собственного инновационного бизнеса. Поэтому определенный баланс все-таки надо выстраивать. Может, санкции и впрямь нам помогут, хоть, конечно, Россия старалась избежать таких методов.
В сегодняшней сложной ситуации можно констатировать: слава богу, мы не все стали закупать за границей. Понимая, что рано или поздно нас все равно ожидает вопрос национальной безопасности, где-то мы заблаговременно начали вкладываться и в российское. Если сегодня нам откажут в закупках высокотехнологичного медицинского оборудования, оно все может производиться российскими компаниями. К примеру, половину реанимационного оборудования поставляет наша компания, потеснившая американцев. Есть положительный сдвиг в плане лекарств: одно время отечественные субстанции для препаратов совсем пропали, теперь запущен выпуск целого ряда ингредиентов и медикаментов на их базе (кагоцел, инсулин). В конце ноября в Республике Алтай открывается первый завод по производству отечественного протеина из семян подсолнечника. Принято решение о строительстве такого же завода в Татарстане...
— Когда речь зашла о дублирующей платежной системе, многие занервничали…
— Кстати, а кто борется за разработку российской системы? В том числе новосибирская компания. В Новосибирске сильный софтовый кластер, ребята раскрутились за счет своих мозгов. Это не «живопырка» какая-то, предлагающая что-то попробовать на авось. Это компания с годовым оборотом под миллиард долларов! Сейчас в Новосибирске IT-технологии составляют 10% в ВРП, задача — выйти на 30%, это очень неплохой результат.
Так что успехи у нас в сфере инноваций есть. Российский Яндекс — крупнейшая по капитализации IT-компания в Европе…
— Чуть что, все сразу вспоминают его, хотелось бы больше примеров…
— Это как раз одна из задач АИРР — «вытаскивать» и рассказывать людям про успешных ребят. К сожалению, многие просто не в курсе ни о питерском «Транзасе», который сегодня занимает 60% мирового рынка по производству навигационных систем для кораблей (знаменитый круизный лайнер «Королева Виктория» тоже плавает на «Транзасе»), ни о компании «Новомет-Пермь», поставляющей буровое оборудования для нефтяников (частные венчурные инвесторы вложили уже около 200 млн евро); ни о пермской телекоммуникационной компании «ЭР-Телеком», борющейся за долю рынка с китайцами и чья выручка в прошлом году составила 19 млрд рублей (в числе трех российских компаний в 2013 г. они вошли в рейтинг «Делойт» — топ-500 наиболее быстрорастущих компаний сектора высоких технологий).
В Калужской области за последние годы сложился сильный кластер машиностроения; в Пермском крае создан кластер «Фотоника» (это уже не знаменитые «Моторы», производящие советские ракетные двигатели, а новый задел в сфере оптики); в Татарстане — серьезные успехи в области нефтехимии (переработка тяжелых мазутов с выходом 95% светлых нефтепродуктов — мировой уровень). Очень интересно то, что делается в «Алабуге» (особой экономической зоне). Там, кстати, осела московская компания, выпускающая электрический инструмент, дрели и прочее, и сегодня они держат 25% всего российского рынка, при наличии Bosh и им подобных. Строится Иннополис — новый айтишный город на 150 тысяч жителей…
— Когда Россия готовит ответные санкции, с вами советуются, потянем ли?
— Консультаций нет, но, думаю, власти подходят к ответу разумно, чтобы не оставить народ без необходимого.
— Как получилось, что Москва не вошла в список инновационных регионов?
— Москва — очень специфический субъект РФ, чтобы сравнивать его с остальными. Здесь совсем другие масштабы (из-за чего, кстати, некоторым проектам, с «не столичным размахом», легче прижиться и начать рост на периферии). В этом смысле было бы уместнее говорить о союзе инновационных столиц Москва — Питер — Казань, например. Сейчас у нас есть взаимные договоренности, мы «дружим домами», обмениваемся опытом, по тем же кластерам работаем с Зеленоградом.
— В Наблюдательный совет АИРР входят Сергей Нарышкин, Владислав Сурков, Анатолий Чубайс… У них роль «свадебных генералов» или как они участвуют в деятельности организации?
— Вот Сергей Евгеньевич, хотите верьте, хотите нет, активно участвует. Создал рабочую группу по инновационному законодательству, на 23 октября назначено очередное заседание. Был проведен анализ существующей правовой базы по инновациям на местах, в том числе в Москве, в итоге подготовили модельный закон, который теперь может быть рекомендован Госдумой разным регионам. Закон охватит широкий спектр вопросов: от определений инновационной деятельности и до конкретных финансовых механизмов поддержки. Именно Владислав Юрьевич на встрече с руководителями регионов ассоциации принял решение о начале финансирования с прошлого года программы развития инновационных кластеров. А Анатолий Борисович не только один из главных идеологов создания ассоциации, но и вообще не тот человек, чтобы на любой свадьбе просто сидеть генералом.
— На вашем сайте заявлено, что регионы АИРР «участвуют в формировании интеллектуального наполнения повестки дня с целью развития инноваций на всероссийском уровне». Что сделано за 4 года?
— По крайней мере официально наш основной партнер Минэкономразвития и департаменты говорят, что толк от ассоциации есть. Начиная с нового №44-ФЗ, где мы вместе с Москвой активно прорабатывали специфические инструменты для госзакупок инновационной продукции, и заканчивая работой с федеральными структурами (министерствами, институтами развития) по привлечению инвестиций в региональные проекты, развитию кластеров, поддержке малого бизнеса. Один из примеров — конкурс молодых высокотехнологичных компаний Startup village, чей финал проходит в Сколково, а отборочный тур длится несколько месяцев и охватывает регионы.
Что касается №44-ФЗ, там по сравнению с 94-м заложено два принципиальных решения, хорошо известных в мире, но за которые мы долго бились: появляются понятия «контракт жизненного цикла» и «стоимость владения». Контракт жизненного цикла заключается, к примеру, не на строительство дороги («Мы сдали, а через два месяца вы сами ремонтируйте»), а на обеспечение определенного срока ее службы (5–10 лет). А «стоимость владения» чаще всего иллюстрируется «лампочкой Ильича» и «лампочкой Анатолия Борисовича»: по стоимости диодная лампа гораздо выше, но при эксплуатации выходит солидная экономия.
Кроме того, Минэкономразвития запустил портал инновационных продуктов, где заказчики могут посмотреть новые качественные товары и услуги, прошедшие экспертизу. Аналогичные порталы делаются в регионах.
— На этой неделе в Москве завершается прием заявок от компаний на субсидии, которые помогут покрыть затраты по закупке высокотехнологичного оборудования, подключению к инженерным сетям и т.д. Насколько действенны такие точечные вливания?
— Несмотря на то что на Западе в малом бизнесе сидит 80–90% трудовой силы, а у нас еле-еле 25%, даже там никто не ограничивается лишь административно-правовой поддержкой, когда речь идет о стартующих компаниях (стартапах). В Штатах уже лет 30 действует знаменитая госпрограмма The Small Business Innovation Research (SBIR), по которой ежегодно на контракты и гранты малому бизнесу в сфере НИОКР выделяют около 3 млрд долларов (это 3% всех расходов Америки на науку). И все министерства обязаны нести эти расходы, и никто не собирается ее закрывать: и «Интел», и «Хьюлетт Паккард» — многие в свое время прошли через эту программу. Во всем мире в так называемую долину смерти (начальный этап инновационного проекта) никто, кроме государства, не ходит, ну и еще, как шутят, — там помогают друзья, семья и простаки (friends, family, fools).
Конечно, для предприятий среднего уровня важен баланс административной и финансовой поддержки. Этим в России и в Москве активно занимаются: упрощают организационные процедуры, подключение к сетям, введен прокурорский контроль за излишними внеплановыми проверками, облегчена отчетность, особенно благодаря патентной налоговой системе, создан гарантийный фонд, помогают получить компенсацию для арендных платежей, закупки оборудования, приобретение прав на интеллектуальную собственность. Для компаний с выручкой до 20–100 млн рублей это крайне важно. И на Западе все то же самое — только они могут оперировать аналогичными «ценниками» в евро и долларах.
Еще один принципиальный момент — создание условий для жизни специалистов. В свое время в Массачусетсе столкнулись с тем, что они готовили высококлассных специалистов, а потом выпускники из Бостона уезжали в Стэнфорд, в Калифорнию, где хорошая общественная инфраструктура, автобусы. Тогда губернатор Массачусетса принял решение объединить два министерства: экономики и ЖКХ, — и в результате инновационность региона здорово выросла! Знаю, что этим опытом интересовались и наши региональные руководители.
— Кстати, летом власти столицы заявляли о планах открыть технопарк в каждом округе Москвы. Строится кластер при Физтехе, планируется биотехнологический кластер. Найдутся ли заказчики на их продукцию?
— Когда я говорил о низком спросе, я имел в виду спрос в рамках страны. А если в каждом округе столицы открыть технопарк типа «Строгино» на 5–10 тысяч кв. метров, который будет выдавать с кв. метра продукцию на 500–2000 долларов, — это совсем не заоблачные объемы, которые, конечно, найдут потребителя. Производители на такие площади тоже найдутся. У Зеленоградского технопарка и Научного парка МГУ ежегодная выручка 150–200 млн долларов. Скажем, в Зеленограде выпускают 3D-принтеры PICASO, которые уже отодвигают английские при закупках в центры молодежного инновационного творчества.
…На одном из форумов президента «Эрнст энд Янг» спросили, когда российские компании станут конкурентоспособными в мире и с ними станут считаться, на что он ответил: уже стали, просто вы сравниваете с такими компаниями, как «Эпл» и «Майкрософт», а мы разбираем средний бизнес — и он уже на международном рынке. Одна питерская компания успешно поставляет американцам защитные системы на атомные станции, московская — оснастила национальные библиотеки Вашингтона и Франции. Малый и средний бизнес существенно потеснил зарубежный продукт на отечественном рынке, но у нас — повторю — проблема с многомиллиардным рынком.
— Многие бизнес-проекты строились на обмене международным опытом, вы контакты с зарубежными коллегами-инноваторами не теряете?
— Те, с кем я общаюсь — специфические практики, они говорят: «Давай, пока наверху выясняют отношения, поскорее еще что-нибудь сделаем. Больше зачтется, когда маятник качнется в другую сторону».
— По-вашему, намеченная Путиным планка в 25 млн высокопроизводительных рабочих мест к 2025 году (новых и модернизированных) реальна в нынешних условиях?
— Не мне судить, но если примерно 3 млн рублей на человека в год (показатель высокой производительности) умножить на 25 млн, вы получите 75 трлн рублей, а у нас сегодня все промышленное производство составляет 30 трлн рублей. Я бы сказал, это задачка. Но, как говорят функционалы, она должна быть выполнена, контроль довольно жесткий.
— Да, только жить в это время прекрасное…
— Ну, как вы — не знаю, а мне всего 75 скоро, и я точно доживу.
Цитата
«В сегодняшней сложной ситуации можно констатировать: слава богу, мы не все стали закупать за границей. Понимая, что рано или поздно нас все равно ожидает вопрос национальной безопасности, где-то мы заблаговременно начали вкладываться и в российское».
